— Ладно, Юли. Считай, я тебе поверил. Идем на Совет, раз это для тебя так важно. Только… ты не могла бы исключительно по этому поводу отыскать в своем роскошном гардеробе самое скромное платье?
Легкий-легкий смех:
— А ты меня предупредил, что оно понадобится? Ладно, в крайнем случае, нацеплю что-нибудь из старых платьев милой сестрицы Марии. У нее-то скромные были.
— Она забрала их с собой, помнишь? — понизил голос Евгений. — Мария же отправлялась в отдаленный монастырь. Молиться.
— Ну извини тогда. В платья Зои я попросту не влезу. Ладно, что-нибудь подберу. Подожди. Одну минуту.
Юлиана вихрем унеслась в будуар.
— Можешь просто накинуть шаль, — запоздало крикнул Евгений.
И завернуться в нее на манер летучей мыши. У Юли попросту нет платьев, не открывающих спину, плечи и большую часть груди.
А шали в основном прозрачные.
— Чтобы потом ее было легко с меня снять? В первом же укромном закутке? Нет уж, не хочешь показать меня всем — терпи до ночи. Если что — сейчас сниму тряпье с какой-нибудь служанки.
— Только не забудь ей дать что-нибудь взамен. Ибо это будет наверняка старая и почтенная служанка. Да и вообще грабить слуг некуртуазно.
Про роскошные драгоценности напоминать не стоит. Вряд ли Юлиана именно сейчас примерит свою новую игрушку. Евгений вдоволь посмеялся устроенному женой щедрому конкурсу среди лучших ювелиров Гелиополиса.
И новой роскошной диадеме — в натуральную величину мидантийской короны.
Назад Юлиана не вынырнула — величаво выступила на пороге. Чуть загорелые плечи открыты, но сверху и впрямь наброшена темная шелковая шаль. Плотная.
Изящная спина закрыта почти полностью. И декольте почти нет, да и то задрапировано шелком. Угольно-черным.
— Так лучше?
Сейчас Юли кажется старше. И серьезнее. И… больше собой, чем полчаса назад.
— Это твой будущий вдовий наряд? — оценил Евгений.
— Нет, будущий траур по твоему почтенному отцу и моему дядюшке. Подбирала с любовью. Но вполне сойдет и для зануд из Совета.
— Сойдет, — признал Евгений.
Она и коллекцию помад подбирала с любовью. Ядовитых. Для каждой — своя отрава. И свой неповторимый аромат.
Юлиана — редкостно красива в чём угодно. А такое мрачное платье еще больше подчеркнуло совершенство тонких черт лица, глубину темно-малахитовых глаз.
И знакомая лукавая улыбка скользит по полным губам.
И всё же хорошо, что она не упомянула Романа.
— Эжен, я не знала, что тебе так нравятся скромницы. Хочешь, к вечеру достану наряд монахини? Хоть из того отдаленного монастыря?
Юлиана может. Или явится просто в монашеском куколе и с черным покрывалом на загорелых плечах. Ах да — еще в каких-нибудь деревянных колодках на стройных ногах. А остальное надеть забудет.
— И его успеют оттуда привезти? Ладно, обсудим это вечером.
— А сейчас — утро? — ухмыльнулась багряно-закатным лучам Юли.
— Вечером — после Совета. А сейчас…
— А сейчас — не отвлекать, а то забудешь, чем решил шокировать зануд из Совета ты? Можно подумать — тебя особо отвлечешь… Ладно, всё — молчу-молчу.
3
Юлиана никогда не плакала при нем лет с пяти — ни за что. И вряд ли ее слезы видел еще кто-нибудь. Юли — далеко не Мария. И уж точно — не София.
Сам Евгений когда-то вдосталь нарыдался в подушку. И покончил с этим задолго до того, как начал спать не один.
Точнее, чем появился такой шанс. Куртизанки в одной постели с гостями на целую ночь не остаются. Не принято. Красавица должна покинуть покровителя в расцвете соблазна. Чтобы запомнил ее именно такой, а не сонной и растрепанной.
С Софией Евгений сначала пытался засыпать, обнимая ее… но она всегда старалась высвободиться. Трудно тут не понять намека.
Юлиана за несколько ночей приучила его обратно. Тем, что уютно сворачивалась клубочком рядом. Тем, как легко засыпала, пристроив голову Евгению на грудь.
Юли обычно начинает плакать во сне. Не просыпаясь. Совсем тихо и жалобно. И горько.
Евгений успел не раз вспомнить Софию. Та старалась рыдать тоже тайком. Но если попадалась — не скрывала этого. Смысл-то уже?
Юлиана тоже не скрывает. Она просто не понимает, что делает. Как некоторые ходят во сне. И хорошо если по комнате — своей или даже чужой. А если — по деревьям или скользким крышам? И уж точно таких гуляк нельзя при этом будить.
Как Юли удавалось таиться раньше? Всегда выгоняла на ночь служанок?
Или… раньше просто не было причин? Женаты-то они всего-ничего.
— Юли, проснись. Юли…
Обычно помогает. Проснувшись, она не помнит своих слез.
Когда Евгений женился в первый раз, его не больно кто спросил. Это Иоанн Паук предпочел Константина придержать для более выгодного брака. А Борис пожелал как можно раньше женить обоих сыновей — захотелось внуков и крепкой поддержки знатных родов. Значит, решено. Обоих и женил. Одного на пять месяцев, другого — на четыре с лишним года. Внуков не вышло, внучка одна, и два знатных рода теперь в злейших врагах.
Но София Евгению понравилась сразу. А уж как он был счастлив, когда услышал о взаимности…
Сколько месяцев влюбленный принц пытался понять, что делает не так? Где ошибается?
Прежде чем узнал, что тайная любовь Софии прибыла в Пурпурный дворец в ее же свите. Шествовала между тех же малахитовых колонн. Кто незаметнее гвардии? Только если слуги, но до такого всё же не дошло.
Любила ли кого-нибудь Юлиана?
Евгений молча поднял спящую жену на руки — вместе с пушистым одеялом. С ней и впрямь можно не гадать, что неправильно, а сразу составлять список. А то и трактат. Проще найти случайно затерявшееся «правильно».
Заранее же был на это готов. Разве нет? Уж на этот-то брак Евгений шел с открытыми глазами. Это Юлиане он не оставил выбора.
Юли всегда отвечала «да» — в отличие от Софии. Всегда. Что бы Евгений ни предложил. И многое легко предлагает сама — о чём бы он не решился упомянуть даже Феофано. Часть особо… необычных идей Евгений отвергал… но не все.
Готовилась исполнять любые капризы Романа? А сам Евгений о чём думал? Юли может говорить, что угодно, смеяться, дразнить, пытаясь переплюнуть трех Феофано. Но она — знатная принцесса, а не куртизанка.
Одиннадцать шагов от одной стены к другой. Широки вы — императорские покои. От лиловой портьеры до ореховой двери.
— Юли…
Она замерла всего на миг. Застыла. А затем распахнула огромные глаза, чуть скосив голову. Готовая аллегория насмешки.
— Что такое, почему я не на родной кровати? Эжен, напоминаю: мы уже взрослые. И теперь почти одного роста. Тебе не тяжеловато?
Превращение из несчастной девочки в ехидную, насмешливую львицу — как всегда, стремительно. Но облегчения не приносит.
— Не то чтобы совсем одного. И потом — мне приходилось поднимать Константина, а ты уж всяко легче.
— Ого, какие новости. И часто ты его таскал по спальне — туда-сюда? Ну ладно, если ты решил ночами потренироваться в подъеме живого веса. Но всё же — может, вернешь меня обратно? Если, конечно, тебя не потянуло на игры со мной на весу.
Угу. Посреди ночи. Вместо сна.
Ветер хлопнул побежденной ставней, внес ночную свежесть в спальню. Легкие портьеры вздулись тугим парусом. Лиловым.
Юли в детстве мечтала уплыть на вольном драккаре далеко-далеко. Завоевывать чужие страны, открывать новые земли. Проверить странную легенду, что за дальними морями солнце встает на Западе.
Вдруг за горизонтом лежат новые острова? А то и целый экзотичный материк? С пальмами, диковинными животными, расписными птицами? Сколько сочиненных на ходу карт они в детстве нарисовали…
— Беспокойно сплю? — Юлиана поудобнее устроилась на кровати, приняла бокал. Отпивает первый глоток. Рука чуть дрожит.
— Подогреть вино?
— Не нужно. Мне и так жарко. Ты же меня по самую шею завернуть умудрился. К холодам готовишься? Детство кончилось, мы не в Бьёрнланде.
А одеяло медленно ползет с плеч, приоткрывая грудь. Романа Юли и впрямь только дразнила. Но перед зеркалом наверняка тренировалась долго. Годами. Наедине. Училась пользоваться природным оружием? Почему бы и нет — раз природа одарила им столь щедро? А выбора-то особо нет.
