— Ты о чем? — притворился я непонимающим.

— О том, что Шелагины за тобой не просто так заезжали, когда это увидела Маша.

— Там только один Шелагин был.

— Не придуривайся, — обиделась она. — Ты прекрасно понимаешь, о чем я.

— Яночка, да с чего ты взяла, что я знаю, что сейчас происходит?

— С того, что мой отец в этом уверен, а он никогда не ошибается.

— Всё когда-нибудь случается впервые.

— Не в этот раз. Ты же сам сказал, что тебя не арестовали, а если не арестовали, ты был нужен для другого.

— В некотором роде я был свидетелем.

— Чего?

— Яночка, любопытство тебя не украшает, — с насмешкой сказал я. — И вообще, у него бывают очень опасные побочки, в виде утраты не только носа, но и головы в целом.

— Да ну тебя — обиделась она, выдернула руку и развернулась, чтобы уйти.

— Ян, меня завтра не будет, если что. Дела требуют быть в другом городе.

— Какие дела? — проворчала она, даже не обернувшись. — У вас единственное производство, и то — в Верейске.

Она ушла, но направление моим мыслям задала вполне определенное: по дороге домой я размышлял, смогу ли что-то получить с Живетьевых после высказывания претензий при императоре от Шелагиных. Именно я, как Илья Песцов, потому что Шелагины точно что-нибудь да получат. Покушение на княжича со стороны Живетьева не может остаться безнаказанным. Или мне отдельную компенсацию не положат?

Я прекрасно понимал, что размышлять об этом пока бессмысленно: все равно что делить шкуру неубитого медведя. Но не мог перестать думать о том, что не отказался бы от живетьевской резиденции в Дальграде. Очень уж она удачно расположена. Хотя, конечно, даже если мне компенсацию предложат, то вряд ли это будет что-то на выбор. Скорее, по принципу «Что дали — то и бери. И радуйся, что вообще что-то дали». Но помечтать-то можно? Вот я и мечтал. Очень уж неудобно было каждый раз пробираться к Проколу.

Нужно было еще собраться в поездку. И хотя все необходимое я мог поместить в пространственный карман, делать этого не стал и забросил часть вещей в спортивную сумку. В пространственный же карман пошло только то, что не следовало видеть посторонним. Например, целительские записи, которые я продолжил изучать. Хорошо бы и до алхимических добраться, но хотя сейф алхимического рода был, я его точно не вскрою в ближайшее время.

После того как сумка оказалась собрана, я уделил полчаса гитаре и перешел к изготовлению артефактов. А нужно было наоборот, потому что регенерация не мгновенно возвращала пальцам нужную точность действий и я испортил пару заготовок, чего раньше не было. Расстроился не сильно, потому что в настоящее время изготовление артефактов превратилось в скучную деятельность без какого-либо выхлопа, кроме прокачки навыка. И две испорченных заготовки были такой мелочью на общем фоне, что не стоили особого внимания. Песец подбадривал, что до взятия второго модуля осталось не так много, а потом будет разнообразие и польза, но пока деятельность была откровенно скучной.

Вечером Олег отвез меня в аэропорт, где я присоединился к Шелагиным. Вылетали они на собственном самолете, небольшом, но условия там были покомфортней, чем когда я летел под видом Живетьева.

Князь, выглядевший так, как будто все эти дни пахал безостановочно, уснул сразу, как самолет оторвался от земли. В таких условиях беседовать с княжичем не стоило, поэтому мы весь полет промолчали, а я вдобавок еще и промедитировал — не пропадать же свободному времени напрасно?

В аэропорту нас встретили. Машина оказалась шелагинской, как и личный водитель. Я поначалу удивился, потом выяснилось, что князь постоянно оплачивает апартаменты в одной из гостиниц и держит там две машины тоже постоянно. Одну — для себя, вторую — для охраны. Подмывало спросить, почему они не завели какое-нибудь жилье в Дальграде — оплачивать гостиницу наверняка выходило дороже. Но спрашивать я все же не стал. Будет моим делом — узнаю, а не будет — не так уж мне это и интересно.

Князь в самолете выспался, поэтому по дороге принялся меня расспрашивать, интересуясь всеми сторонами моей жизни. Было это чересчур навязчиво, на мой взгляд. Нет, я понимал, что ему хотелось узнать как можно больше о внезапно обретенном внуке, но ему наверняка уже полное досье по мне выдали, к которому я вряд ли что добавлю. Некоторые вопросы были слишком личными, отвечать на которые мне было неприятно, поэтому я отделывался короткими ответами и, после того как мы приехали в гостиницу, решил сразу удрать на прогулку. Еще до того, как обнаружил, что метка Живетьевой загорелась интересом и двигается в сторону дворца. А уж после этого пошел на выход с максимально приличной для главы Рода скоростью, напрочь забыв о существующих нынче ограничениях. Княжич меня догнал быстро.

— Тебе не стоит одному сейчас гулять, — сказал он.

— Я могу за себя постоять, — напомнил я.

— Дело не в этом. Статус обязывает взять охрану и машину. Ты хотел посмотреть что-то конкретное?

Я ответил не задумываясь:

— Было бы интересно увидеть императорский дворец.

— Ты его завтра изнутри увидишь.

— А сегодня я бы посмотрел снаружи. Говорят, ночью он особенно красив.

Живетьева передвигалась шустро — наверняка на машине. Похоже, императору срочно понадобилась консультация, а ехать самому ему не по статусу.

Шелагин смирился с моим желанием, и мы выехали от гостиницы, причем ограничились всего лишь одним охранником. Я подозревал, что и водитель не прост, но в любом случае по подготовке они уступали даже княжичу, что уж говорить про меня, так что их присутствие было всего лишь формальностью.

Я делал вид, что с интересом всматриваюсь в ночной город, а сам настраивался на Живетьеву. Пока она молчала, как и сопровождавшие ее лица. Но к императору она приехала раньше, чем мы к дворцу.

— Ты хотел меня видеть, Костенька? — с явной укоризной сказала Живетьева. — Вспомнил про бедную узницу…

— Арина Ивановна, пожалуйста, не надо превращать наш разговор в балаган, — раздраженно бросил император. — Ты давно могла выйти, если бы захотела.

— Не на таких условиях, — мрачно возразила она. — Клятву не дам, и не надейся. Да и нет в ней нужды. Ты сам не веришь, что реликвию взяла я.

— Больше ничьих аур в сокровищнице не обнаружено, Арина Ивановна, так что не стоит отпираться.

— Костенька, нас пытаются стравить.

— Мы это уже обсуждали, — оборвал ее он. — Перейдем к делу. Что натворил твой внук в Верейске, что Шелагин потребовал внеочередного сбора Совета?

— У меня отобрали телефон, — напомнила Живетьева, — так что вам куда проще спросить у самого Эрни.

— Отнюдь. Он удрал из Верейска в Дальград, и здесь его не смогли найти.

— Знатно накосячил где-то… — задумчиво сказала Живетьева.

— Ты же знаешь где. Мне нужен ответ.

Но она не поторопилась удовлетворять его любопытство, сначала решила получить ответы на свои вопросы.

— Что еще слышно от Шелагиных?

— Много чего. Например, у них обнаружился неучтенный Прокол.

— Вот повезло, — с досадой бросила Живетьева, которая собиралась использовать этот Прокол в своих целях и сейчас подсчитывала упущенную выгоду. Ведь Прокол фактически находился под управлением Живетьева.

— И не говори, — хмыкнул император. — В связи с этим в княжестве произведено множество арестов, в том числе и среди княжеских людей. Не обошлось без жертв. Трефилов, который возглавлял силовые структуры княжества, погиб. Николай Шелагин — под домашним арестом. У него отобрали возможность с кем-то связаться, он мне чудом письмо отправил.

— Да? — оживилась она. — Неудивительно. Коленька — очень сообразительный мальчик. Что он написал?

— Пожаловался на несправедливость отца и брата, которые под надуманным предлогом его удерживают, не давая вернуться к занятиям. Так что скажешь?

— Скажу, что Коленька заигрался, — ответила Живетьева. — Речь точно идет о заговоре.

Голос ее, несмотря на слово «точно», звучал неуверенно. Еще бы: она не понимала, почему правнук именно сейчас решил вывести из игры гарантов того, что власть перейдет к нему.