Он говорил лишь с очень слабым намеком на укоризну. Мол, я профессионал, но из-за того, что дилетанты к моим рекомендациям не прислушиваются, и происходят трагедии.
— Моя вина, Егорушка, — неожиданно всхлипнул князь. — Введи я запрет — оба были бы живы. Ну что, за упокой?
Трефилов немного помедлил, но отказаться распить по рюмке с князем не решился. В его порции моими стараниями зелий оказалось больше, чем спирта, что он и отметил удивленно:
— Менять, похоже, вам поставщика надо, Павел Тимофеевич. Слабая какая-то водочка у вас нынче.
Князь удивился — видно, редко Трефилов что-то критиковал.
— А я-то думаю, почему пью, пью, а отключиться никак не могу.
— А впрочем, эта сучка чего-то хорошего и не заслуживает, — бодро продолжил Трефилов. — Шлюхой была, шлюхой и померла.
— Сдурел, Егор? — взвился князь. — Забыл свое место?
Наверное, комплект зелий что-то замкнул в трефильевском мозгу, потому что этого типа даже спрашивать не пришлось? Из его рта полился нескончаемый поток сведений, который напоминал горячечный бред. Да, в сущности, и был им.
— Что несу? Правду. С каждым годом она все сильнее вразнос шла. Прикрывать ее было все проблематичней. В этом доме только два идиота считают, что она им была верна: ты да Живетьев. У последнего оснований для этого больше: все же сына она ему родила. Думаешь, Колька твой? На-ка, выкуси.
Трефилов ловко свернул из пальцев фигу и подсунул под нос опешившему князю, из которого попавшая новая порция алкоголя уже выветрилась от таких странных речей.
— Ты чего несешь? — взвился старший Шелагин. — Живетьев его сразу после рождения проверил. Мой он.
— А-ха-ха, — громко расхохотался Трефилов. — Как был идиотом, так и остался. Живетьеву веришь? Да хоть в жопу его целуй, он от этого Колькиным отцом не перестанет быть. И блоки направо-налево не перестанет разбрасывать. Думаешь, Сашкино бесплодие — неизлечимая болячка? Нетушки, Эрнестик постарался. А уж как мне это сердце греет, не представляешь. Смотреть, как власть от Шелагиных уплывает, а они этого даже не замечают.
Он счастливо улыбался и все сильнее и сильнее напоминал пьяного, который совершенно не контролирует то, что говорит. Причем и движения потеряли согласованность, а в мозгах так вообще наверняка творился полнейший хаос.
— Эка его понесло, — заметил Греков. Был он, как и я, невидим для остальных участников представления. — Его даже допрашивать не надо, сам все вываливает.
Тем временем князь окончательно перестал понимать, что происходит. Посмотрел на сына, но тот стоял как истукан без движения — чтобы не спугнуть чужие откровения, которые уже вылетали не с такой пугающей скоростью, как минутой раньше.
— Но почему, Егор?..
— Ненавижу тебя. Ты уничтожил мою жизнь, в отместку я уничтожил твою. Кровь Шелагиных закончится вместе с тобой и Сашкой.
Последнюю фразу Трефилов говорил намного медленнее и немного удивленно, как будто недоумевал, что же его заставило раскрыться.
— Быстро снимай невидимость, — заволновался Греков. — Не успею вопросы задать.
Теоретически можно было добавить еще одну порцию зелья, но скорее завтра, потому что частое применение таких веществ сокращает срок их действия, поэтому просьбу Грекова я выполнил тут же. Мы проявились за спиной Трефилова, и князь сразу меня заметил:
— Илья?..
— Труп твой Илья. А план был Николашей разработан. Тупая Ритка об этом даже не знала, а-ха-ха. Твоего единственного нормального наследника живетьевским кинжальчиком прирезали, а потом слизнем затоптали. У меня даже запись всего этого есть. Красота, так бы смотрел и смотрел. Хочешь и тебе покажу?
Трефилов пошарил в кармане и вытащил сотовый телефон. Но открыть видео не успел.
— Стремление к прекрасному — это здорово, — сказал Греков. — Клятву снял Живетьев?
— Тебе бы так сняли, — от неприятных воспоминаний Трефилова передернуло. — Умер я, понимаешь, умер.
Он повернулся к Грекову и увидел меня. Застыл. Потянулся к магии. Магия не отозвалась, потому что она блокируется после приема зелья почти на час. Остальные зелья — куда более краткосрочные. Осознание потери связи с магией моментально снизило воздействие на Трефилова слабых ментальных зелий. Он осознал, что произошло, застонал как от сильной боли, и проскрежетал:
— Подловили, скоты. Такой план был, такой план… Как только догадались?..
— Список тех, с кого сняли клятву, и тех, кто у Живетьева на поводке, — торопливо выпалил Греков.
Трефилов, явно борясь с собой, начал было открывать рот, чтобы дать точный ответ, но внезапно его правая рука сначала нырнула во внутренний карман, а потом отправила что-то в рот. После чего перед нами свалился бездыханный труп. Я не успел ни остановить преступника, ни попытаться реанимировать: яд оказался мгновенного действия и перевел Трефилова из живого состояния в мертвое за долю секунды.
— Вот скотство, — зло выдохнул Греков. — Самое важное-то мы не узнали.
— Как это не узнали? — отмер князь. — Заговор против Шелагиных — разве это не важно? И Илья, ты же живой, мне не мерещится?
Смотрел он сейчас на меня совсем по-другому, не так, когда у него основным наследником считался Николай. Конечно, князь еще на десять раз проверит слова Трефилова, но из головы не выбросит. Впрочем, сейчас он был почти уверен в том, что узнал правду.
— Я живой. Заговор не против вас. Точнее, не только против вас. И мы не узнали, кто еще вовлечен в вашем княжестве.
— В нашем, — поправил князь.
— Я и говорю — в вашем.
— Это и твое княжество тоже.
Нашел же время. Нам сейчас срочно надо было выявить тех, кто стоял на стороне Живетьевых, а не решать вопрос с моим непонятным статусом. И надо же было этому типу так не вовремя умереть. И все тайны с собой унес.
«А ты говорил, что некромантия не нужна. Сейчас бы допросил Трефилова за милую душу, которая свеженькая и вывалила бы все, что знает».
«Первого уровня хватило бы?» — скептически спросил я.
«Для свежего трупа — весьма вероятно, — с некоторым сомнением сказал Песец. — Допрашивать прямо сейчас не получится, но можно этого мужика запихать в стазисный ларь и завтра допросить». — Песец выглядел пушистым змием-искусителем.
«Он не влезет в ларь — вон какая туша».
«Головы достаточно для допроса».
Вариант допроса мертвой головы мне не понравился со всех сторон. Еще непонятно, получится допросить или нет, но в глазах Шелагиных я буду выглядеть ненормальным маньяком, отрезающим врагам головы. Допросом должны заниматься Шелагины, перед которыми я и без того засветил многовато. Возможно, потом я и осознаю полезность столь замечательной магии, но сейчас предпочел бы с ней не связываться.
— Еще Живетьев есть. Живой, — напомнил я не столько для людей, сколько для симбионта.
— А ведь точно. Нужно его быстренько допросить.
— Он с утра уехал еще до того, как стало известно о смерти Маргариты, — припомнил князь.
Я проверил метку Живетьева и заволновался. Потому что Метка его двигалась от Метки тети Аллы в Горинске в нашу сторону. А это значит, что он опять что-то нагадил у Вьюгиных.
— Его срочно надо задержать. Он едет по трассе из Горинска.
— Откуда знаешь? — подозрительно спросил Греков.
— Я стараюсь приглядывать за всеми врагами, — обтекаемо ответил я. — Мне надо срочно позвонить.
Звонил я Олегу, предполагая, что с дедом что-то не то. Он пообещал выяснить, хотя и был уверен, что если не ему, так дяде Володе непременно позвонили бы, будь что не так.
— Едем на захват Живетьева? — спросил Греков. — Нельзя его в город допустить.
— Он может перезвонить тому же Трефилову, — напомнил князь. — С этим что делать?
Княжич поднял телефон Трефилова и выключил его.
— У вас срочное совещание, никто мешать не должен. Секретаря я предупрежу. Запираешься тут до нашего возвращения.
— С трупом? — возмутился князь.
— А что труп? Труп уже не нападет и гадостей не наговорит, — философски сказал Греков. — Лежит себе тихонечко и даже подванивать еще нескоро начнет.