Медные кленовые листья ворохами устилали мостовые, и пешеходы перемешивали этот мягкий шелестящий ковер кострообразных отживших свое хлопьев. А над ними высились отчасти оголенные клены, еще не до конца скинувшие свой убор. Конские каштаны утопали в теплом багреце, а березы, казалось, обратили крошечные листья в золотые монеты, что так часто переливались и сверкали на бойком ветру.

Вдруг какая-то неземная сила поднимала ворох медных листьев над тротуаром и дорогой, и почти невесомые хлопья их долго кружили над машинами, словно медленно танцуя, утихомиривая взгляды и мысли. Они будто шептали о том, что само время должно порой останавливаться, чтобы суетный столичный житель мог задуматься о бренности бытия, о бесплодности многих своих телодвижений и бессмысленности недостойных чувств, какие часто рождаются в спешке и гонке за карьерой, деньгами, удобствами. Машины медленно двигались в пробке, и ты передвигался черепашьим ходом вместе с ними, и эти странные размышления невольно рождались в уме: самое время, казалось, приостановило свой бег, и хотелось все осмыслять и переосмыслять.

Именно тот день положил начало череде странных и противоречивых намеков, событий, вопросов, подозрений, поэтому изложу здесь подробнее, как это произошло и с чего все началось.

Мы с Яной почти достигли «Атриума» – одного из ее любимых торговых центров, оставалось только преодолеть небольшое скопление автомобилей. Удивительная женщина, думал я, сидя в ее новом внедорожнике. Во-первых, Яна никогда не ездила в метро и такси, только на автомобиле, считая первые два способа перемещения недостойными себя и даже грязными. Во-вторых, она так много и успешно работала, занимаясь не самой высокооплачиваемой работой, что умудрилась заработать на столь дорогой автомобиль. Честно сказать, поначалу меня смущало самое обстоятельство этого приобретения, но я даже не успел признаться в том, как Яна меня опередила:

– Не переживай! Это в кредит. Я не настолько много зарабатываю. Не та специальность!

Она весело засмеялась, сказав это, но мне было не до смеху. Видя ее выбор одежды, обуви, сумок, часов, дорогих марок, я давно подозревал Яну в том, что она не гнушалась взятками в своей профессии, однако это был столь невыразимо скользкий вопрос, что я боялся затронуть его даже случайно. С одной стороны, я сам никогда не смог брать взятки и искренне желал бы, чтобы моя будущая супруга полностью разделяла мои взгляды, однако с другой стороны, кто, как не я, знал, что заработная плата врачей в России была слишком низкой? Разве это был не мой собственный излюбленный довод в спорах, когда я пытался убедить собеседников в том, что жизнь в России невыносима? Так прав ли я был, отвергая право врача на взятки? Мучимый столь щепетильным вопросом уже достаточно давно, я не только не смог найти ответ, но и пришел к выводу, что, быть может, ни один человек на земле не мог найти его.

Еще более странным мне казалось то, что женщина, не привыкшая себе ни в чем отказывать, могла накопить на автомобиль, пусть даже изредка она получала небольшие взятки. Все это было столь странно, что всякий раз, как я начинал думать об этом, голова трещала от того, как не бились между собой все сведения, полученной мной о моей благоверной.

Уж во всяком случае она не была расчётливой или ленивой – в том я был уверен! Если бы была, давно бы согласилась уехать в Европу и жить за мой счет, а пока она даже не соглашалась выйти за меня замуж. Более того, она отказывалась знакомиться с моей семьей, полагая, что время для столь серьезных и обязывающих меня к чему-то поступков еще не подошло – это говорило о ее скромности. Последние два обстоятельства я всегда мысленно использовал, чтобы оправдать Яну от каких-либо собственных обвинений, и был уверен, что она, быть может, грубиянка, быть может, вспыльчивая, хитрая, а все же она – честный человек со своими убеждениями, порой странными и неясно откуда родившимися в столь противоречивом человеке, но все же убеждениями, от которых Яна не готова была отказаться.

Утешая себя подобными размышлениями, я закрывал глаза и на стоимость автомобиля, и на стоимость покупок в тот день. Меж тем магазин сменялся магазином, Яна все более раздражалась, когда очередная кофточка или платье оказывались не столь привлекательными на ней, как на манекене: со столь сложной фигурой ей шли далеко не все вещи. А уж если она утомилась от этих хождения, то каково было мне! Вконец устав от бесконечного хождения по бутикам, мы заглянули в кофейню.

Приглушенное освещение, коричневые тона деревянных прилавков, темно-зеленые и темно-синие бархатные диваны и кресла с низкими круглыми журнальными столиками вместо высоких столов – все это с первого мгновения создавало ощущение уюта, спокойствия. Здесь прятались за полупрозрачными декоративными ширмами молодые женщины и мужчины, с самым сосредоточенным видом уставившиеся в свои ноутбуки. За чашечкой кофе они умудрялись выполнять работу, забыв об окружающих, не обращая внимание ни на новых посетителей, ни на тихие разговоры за соседними столиками.

Каково же было мое удивление, когда я узнал в одной из женщин свою двоюродную сестру Лидию. Она была несколько старше меня, ей было уже за тридцать пять, но она выглядела необыкновенно молодо, была стройна, следила за своей внешностью. Да и узнал-то я ее, потому что заметил, как зелеными огнями сверкнули ее красивые большие глаза под густой челкой, и подумал: что за красотка! В одно мгновение перед глазами вспыхнули теплые, незабываемые дни детства и отрочества, столь бережно хранимые в памяти в течение всех лет моих мытарств и бесплодной погони за счастьем. Милая, добрая, умная, трудолюбивая, она всегда заботилась о родителях и подсказывала нам, своим младшим братьям и сестрам, как нам поступить в жизни, какой вуз выбрать, какую стезю. С нежностью я вспомнил, что в юношеские годы я даже был немного влюблен в нее.

– Лида! – Воскликнул я.

За этим последовали объятия и радостные возгласы. На минуту я забыл о своей спутнице, а когда вспомнил, увидел, что лицо ее успело перекоситься от недовольства, поэтому я поторопился все исправить:

– Знакомься, Яна, это моя двоюродная сестра Лида. А это моя девушка Яна.

Услышав мои слова, Яна несколько смягчилась. Вскоре мы вели довольно непринужденную беседу, Лида оставила компьютер, мы заказали еще кофе и десерты.

– Муж выбирает себе спортивные вещи, а я пока здесь работаю, жду его. – Рассказала нам Лида.

От матери я знал некоторые подробности их супружеской жизни, подробности столь тонкие, что я никогда бы не решился заговорить о них с сестрой: у Лиды был прекрасный муж, они жили в совершенном согласии, но одно портило их счастье – они много лет не могли осуществить свою мечту зачать ребенка. Были перепробованы все способы, какие были подвластны современному человеку в клиниках, но всякий раз у них ничего не выходило. Мне было страшно представить себе, насколько это угнетало Лиду.

– У тебя такое знакомое лицо, Яна! – Неожиданно проронила моя двоюродная сестра. – Мы раньше где-то встречались?

Взгляд Яны стало отчего-то таким непроницаемым, как будто ее задел этот вопрос.

– Нет, не думаю. Твое лицо, по крайней мере, мне точно незнакомо.

– Странно. Я почти полностью уверена, что уже видела тебя где-то. Но хоть убей, не помню, где.

– У меня типичное лицо. Это наверняка был кто-то, похожий на меня.

– Может быть, актриса? – Пошутил я, и все улыбнулись.

– Быть может. – Лида растянула последние слова, и мне показалось, в душе она была не согласна так просто сдаться.

Допрос этот оказался столь неприятен Яне, что она даже отвела взгляд в сторону и сейчас старалась не глядеть на Лиду, у меня невольно мелькнула мысль, что что-то случилось между ними, и, пожалуй, что-то не самое лицеприятное.

– Сколько лет мы не виделись! Расскажи, что заставило тебя вернуться в Россию? Одумался наконец? В Европе все так плохо?

Должно быть, я по-прежнему горячо любил сестру, раз нисколько не рассердился из-за бестактности ее вопросов, даже не взволновался. Только Яна издала смешок, но она по-прежнему отводила взгляд.