Размышляя так и мучаясь от обрушившегося на меня неиссякаемого потока правды и разрушительных упреков неуемной совести, я не заметил, как прошло время, и вдруг в двери заскрежетал ключ. Она! Это была она! Захлопнув компьютер, я стал ждать, когда Яна снимет верхнюю одежду и войдет в комнату.

Полагая, что я сплю, она хотела было тихо прокрасться к кровати, но увидев, что я бодрствую, она включила свет и нежно улыбнулась мне.

– Дорогой мой, ты не спишь? Что такое?

Короткие волосы ее были завиты и теперь красивыми локонами касались полных румяных щек, а хитроватые глаза светились любовью и… преданностью. Вихрь совершенно противоположных мыслей и чувств захватил меня: это было невыносимо! Как мог я думать о Яне столь низко? Как мог полагать, что она была злодейкой, американским агентом, коварнейшим из существ? И на основании чего? Глупого файла с каким-то шифром? Но ведь было и письмо с ужасающей статистикой бесплодия после применения препарата Х! Да было ли оно, было ли, в самом деле? Быть может, это был бред сонного ума, быть может, и вовсе кошмар? Нет-нет, я должен был выяснить все раз и навсегда.

Однако язык не поворачивался упрекнуть ее в это мгновение, слишком мила и нежна она была, слишком встревоженной казалась из-за моего удрученного состояния.

– Да что же в самом деле случилось, Саш? Ты пугаешь меня? Ты не заболел?

– Нет, я, кажется, здоров, но ты…

– А что я? Я выпила немного, но это все пройдет…

– Скажи мне, что значит этот файл:

– Какой…

Не дожидаясь, что она скажет, я открыл свой ноутбук и показал ей скинутый себе файл. Казалось, Яна вмиг протрезвела. Румяное лицо ее побелело, улыбка сошла с тонких губ, они даже завернулись вовнутрь от вдруг нахлынувшего на нее недовольства.

– А что это за файл?

– Не юли!

– Я вижу его впервые в жизни.

– Я изъял его из твоего компьютера.

Яна бросила на меня тяжелый, полный столь глубокой ядовитой ненависти взгляд, что я не смог вынести его и отвернулся. Я ждал, ждал… а тишина разрывала барабанные перепонки. Наконец, ледяной голос разорвал оглушительную тишину:

– Зачем… ты это сделал?

– Я изъял и другие файлы.

Тогда я разразился потоком обвинений, поведал ей обо всех своих подозрениях, рассказал даже о поездке в Тверь, после которой я окончательно утвердился в том, что она что-то скрывала не только от меня, но и от своих пациентов и руководства поликлиники.

– Да! – После глубокого вздоха произнесла Яна. – Видимо, другого пути нет. Кроме как… рассказать тебе правду.

– Не соглашусь ни на что иное.

– Ты уверен? Неведение… порой бывает во стократ слаще. И потом, обратного пути уже не будет. – Я молчал. – Что ж, если ты того желаешь… – Вдруг Яна засмеялась так легко и беззаботно, словно и в самом деле объяснение тому клубку странностей, что скатался меж нами, было самым простым и безболезненным, а моя тревога – по-детски нелепой и надуманной. – Да, ты прав. Я сотрудничаю с американской лабораторией. Ее база находится в… впрочем, ты и сам должен знать, где. Не будь я родом из Украины, как еще я могла бы так хорошо знать русский язык, не так ли?

– Так вот оно что!

Яна в это мгновение откинулась в кресле и смотрела на меня надменно, сощурив веки. В памяти моей внезапно вспыхнула вспышка – день, когда Лида привела нас в поликлинику. В тот самый день я сам слышал, как Яна разговаривала со своей медсестрой на украинском! Как я мог забыть? Ослепленный желанием всеми силами оправдать свою спутницу жизни, я когда-то напрочь выбросил этот скользкий миг из головы. А все-таки рассказ Яны не мог быть правдой, ведь если бы он был таковым, она бы никогда не открыла все карты передо мной! Она подыгрывала мне? Придумывала на ходу нелепую сказку?

– Как же тебе переводили столь крупные суммы денег? Сейчас ведь все отслеживается.

Торжественная усмешка показалась на ее губах: немудрено, ведь она учила программиста столь простым вещам.

– Криптовалюта.

Я кивнул головой, сам не зная, зачем.

– Но как же… неужели у тебя хватило совести… разве ты не понимала, что рушила чужие жизни, мечты, притом не какие-то прихоти, а самые настоящие, главные мечты жизни людей? Ведь Лида…

– Я тебя умоляю! Мне глубоко все равно на русских женщин. После всего, что Россия сделала для Украины, у меня полностью развязаны руки. Вы думаете, вы такие умные и сильные, ядерная держава, мощный ВПК… А в итоге мы все равно перехитрим вас. Таких врачей много… и по всей стране. И это не только гинекологи. Сколько педиатров завербовано! У вашей страны – нет будущего.

– Какой дьявольски выверенный план. Вот американцы подлецы, как все рассчитали…

– Вот именно!

– Постой! А что педиатры? Это же детские врачи, разве нет?

– Вот именно. Это два приоритетных направления.

По спине моей пробежал холодок, я даже поднялся с кресла и пересек комнату, чтобы выглянуть в окно. На улице было тихо и безлюдно. Лунный диск блестел на черном небосводе с какой-то унылой торжественностью, будто выкатился на небо, чтобы огласить приговор. В том, как мертвенно-голубым отливал свет фонарей над большим черным микроавтобусом с затемненными стеклами, припаркованным впервые в нашем дворе, было что-то бесовское, что-то хитрое, двусмысленное. Я вновь подошел к столу, за которым сидела Яна, и водрузился в кресло.

– Ты столь серьезно говоришь о столь чудовищных вещах, что я уже начинаю верить тебе. Ведь это дети! Дети! Скажи, что это бред, чушь, выдумка. Скажи сейчас же!

Я пытался пронзить ее взглядом, пытался всеми силами выкорчевать из нее наконец-то истину, истину, каковой она была вне зависимости от наших с ней игр и шуток. На этот раз Яна встала и подошла к своей сумке, стоявшей на трюмо. Она достала какие-то вещи, поискала что-то в выдвижном ящике, а затем, найдя наконец гребень, стала расчесывать волосы, крутясь перед зеркалом. Нервы мои были натянуты до предела, я не понимал, зачем она так оттягивала неизбежное. Припудрив носик, Яна наконец подошла ко мне, но как-то сзади, исподтишка, затем обвила руками мою шею, прильнула нежно щекой к моей колючей щеке.

– Милый мой, глупый мой Сашка!

Она не успела договорить, как я почувствовал, что в плечо мое вонзилось что-то острое и длинное, я тут же вскочил и, повернувшись к Яне, ошалело взглянул на нее. В руке ее был опустошенный шприц с длинной иглой. Насмешливая улыбка, полная торжества, кривой линией пробежалась по ее тонким губам.

– Я же тебе говорила, что обратного пути не будет. Говорила?

– Ты! – Выдохнул я, хватаясь за уколотое плечо, как будто хоть как-то мог обратить случившееся вспять. – Что ты вколола мне, безумная? Тебя же посадят! Исправь это немедленно!

– О нет, не посадят, ведь в твоей крови не будут найдены следы известных препаратов. Слишком мало изученное вещество. Через минуту у тебя остановится сердце. – В это мгновение ноги мои подкосились, я упал на колени и схватился за левый бок. Мне мерещилось, или это было самой настоящей действительностью, но сердце бешено стучало, будто прорываясь сквозь грудную клетку, в глазах разбегались пьяные круги. Это был, вероятно, конец. – Скорее, у тебя мало времени. Последние слова? Нет?

– Ах ты ж! – Прохрипел я, ощутив, что горло ссохлось и сжалось, я задыхался и руками пытался растянуть кожу шеи, как будто это могло помочь!

Жизнь моя проносилась пьяным, бессвязным вихрем перед глазами, конец был неотвратим, неизбежен, неминуем, глупец, доверившийся исчадию Ада, я был бессилен что-то изменить!

В то самое мгновение, когда я начал терять сознание, вдруг послышался шум за дверью, послышался топот ног, а далее пустота, чернота, тьма: необъятная Вселенная из триллионов звезд вдруг сжалась в единый кулак, единую точку, едва различимую пылинку, и пылинкой этой был – я. Сейчас она исчезнет, сожмется до состояния ничто, а вместе с ней – исчезну и я.