- Прекратите, - врач показывает рукой на Алену. – Вы же врач, должны понимать, что вам показан покой для скорейшего выздоровления.

- Сколько? – рычу я. – Сколько дней ей нельзя нервничать? Когда можно начинать?..

- Две недели!

- О-о, к этому моменту я буду далеко от нее. Могу обещать лишь три дня покоя. А дальше сама-сама.

Алена с трудом скрывает разочарование, вцепившись в меня потемневшим взглядом шипит:

- Когда ты упадешь, я пройду по твоей противной морде лица.

- Жестко.

Инстинктивно сжимаюсь.

Цепенею. Смотрю на нее.

Отмечаю, когда она злится, кажется еще милее и желаннее.

Приезжаем в больницу. Здесь в приемном покое полно народа. Раздражающего.

Тридцатое декабря, многие навеселе, что их и превратило в куклу Ванька-встанька. На улице ударил морозец, вот все неваляшки и завалились. Теперь будут чалиться в праздники в стационаре.

Невежественные глупцы.

Надо было портить себе праздник?

Первых принимают тех, кто на каталках, а нам показывают на стульчики с жесткими сидушками.

- Ждите, - отдают паспорт, зарегистрировав пациента.

Спустя два часа мои нервы сдают – я закатываю сканадал.

Ну как закатываю, отодвигаю того, кто вне очереди, завожу в кабинет Алену, где ее допрашивают, принимала ли она что-нибудь, не бил ли ее кто. Потом ее отправляют на компьютерную томографию, куда не пускают Аришу.

Опекунша нервно смотрит на меня.

- Я не пойду без Ариши.

- Клянусь, что с места не сойду. Никуда я не сбегу с ней.

Девушка бледная с горящим взглядом. Она прямо одержима моей дочерью, и это начинает меня пугать.

Между маленькой девочкой и опекуншей будто пуповина.

Дочь фыркает, касается матери.

- Мама, ты иди, я буду очень громко кричать, если он захочет украсть меня.

- Какая ты у меня сообразительная, - улыбаюсь с гордостью.

Ариша смотрит на меня как на странное существо.

- Проходите уже, - бубнит недовольно врачиха в рентгенкабинете и блондинка пятится спиной к аппарату.

Захлопываю дверь, сажусь рядом с кабинетом.

- Почему ты не приезжал раньше? Ты слышал, как я звала тебя? Давно, - разгибает пальчики. – Пока Алена не пришла, я сидела на подоконнике и просила у неба, чтобы папа пришел и забрал меня.

В глаза будто песок насыпали, я потер их.

Выдохнул. Нужно было как-то выстраивать отношения с малышкой. И возможно, правда была лучшим вариантом. Но мне казалось, что она несмышленый ребенок и ни черта не поймет.

Я усмехнулся и замолчал совсем.

Беспокойство, точившее меня до этого, расплылось огромным пятном на моей совести.

Дочь села рядом и просто положила руку на мою. Я зажал ее маленькую ладошку в своей большой.

Так и сидели, ждали нашу «маму».

Алёна

Я взглянула в последний раз на самое большое сокровище в свое жизни – на Аришу, кивнула ей, чтобы не расстраивать.

И дочь взяла за руку дядю-бандюгана-папу Демида и повела его к скамье, раскинувшейся и пустующей рядом с кабинетом томографии.

Сама же я занырнула в кабинет, и спустя минуту уже лежала в капсуле на обследовании.

Прикрыв глаза, я копалась в своем собственном белье…

Какая награда мне светила, когда я пришла работать в детский дом год назад?

Общение с детьми, дарящее счастье, новый рабочий коллектив, невысокая зарплата, оплачиваемое социальное жилье.

Детки меня успокаивали, вселяли надежду и желание жить дальше, бороться за себя. Их влияние на меня можно было измерять лакмусовой бумагой, если бы такая существовала.

Рядом с ними моя душа излечивалась от многочисленных ран, которые я получила до прибытия в детдом.

Год назад мне стукнуло ровно двадцать шесть, мой день рождения первого января. И в свои двадцать с хвостом у меня за плечами уже находился тяжелый рюкзак с грузом прошлого, он оттягивал мне шею, ломал лопатки и заставлял пригибаться к земле, а не жить полной грудью, как это должна делать очень молодая и перспективная женщина.

Я - приезжая девочка, из глубинки прибыла в столицу в семнадцать лет. Денег было мало, поэтому пришлось остановиться у тетки, двоюродной сестры моего отца. Вообщем, для ее семьи я была седьмой водой на киселе, отношение ко мне было соответствующее. Лучше бы я в общежитии жила! Но мама не разрешила, боялась, что деревенскую девчонку охмурит какой-нибудь мажор, и я примчусь домой, принеся в подоле дитя.

Дитя я не принесла, к сожалению, и горькому моему разочарованию.

С теткой прожила год, под неусыпным ее контролем и бдением, подглядыванием и зуботочением. Меня попрекали во всех грехах, на меня сваливали все бытовые проблемы в доме, а по ночам заставляли батрачить в больнице санитаркой, и платить кровнозаработанными за дорогостоящие продукты для их детей, которые я никогда не ела. Потому что даже не знала, на какой полке лежат. К тому же холодильник закрывался на ключ, и это аргументировалось тем, что внук тети не должен был залазить в утробу морозящего монстра.

Мало ли что.

Тот факт, что периодический я не могла достать собственные продукты, никого не волновал.

- Поешь в столовой!

Легко сказать, трудно вполнить. Трата денег в общепите в мои планы не входила, потому что я всё время копила на собственное жилье – на съём.

Я была прилежной девочкой, хорошо училась, тете старалась не возражать, чтобы не быть всё время виноватой и не тащить на себе эту тяжесть.

Но, когда мне исполнилось восемнадцать, я позволила себе завести роман с однокурсником Константином. Он был хорош собой – высокий, спортивный, с правильными чертами лица и серьезными серыми глазами. А еще он был потомственным врачом в третьем поколении – этот факт действовал на меня гипнотически.

- Малыш, а давай попробуем жить вместе? – предложит он мне в канун Нового года.

Я как влюбленная дурочка, фу, девочка, поспешно согласилась на аферу.

Спустя два месяца узнала, что беременна, известила об этом парня, и он обрадовался. Тут же женился на мне.

Меня такая поспешность жутко удивила. Он не стал знакомить меня с родителями, поспешил жениться и поставить их перед фактом. Будто боялся, что меня не примут.

Будто знал.

Мы жили по-прежнему сложно и трудно – стипендия плюс подработки. Богатые родители Кости нам не помогали, потому что не знали о существовании нашей маленькой семьи.

Я была молода и беспечна, как-то задержалась в больнице в ночную смену. Вышла на улицу в два ночи – пурга, метель… денег в кармане ноль. Пока дошла до дома пешком заморозила себе всё на свете – горло, бронхи, придатки… началось воспаление придатков, за ним последовал тонус матки, и я потеряла нашего малыша.

Я плакала дни напролет. Винила себя за беспечность, за то, что не имела заначки, чтобы взять такси, за то, что экономила на всем, пока родители Кости жировали.

И я не выдержала, предъявила свои претензии.

Он лишь фыркнул.

- Ты вышла за меня ради денег?

- Нет, что ты!

- Тогда не смей поднимать этот вопрос больше.

И тут я поняла, если его родители узнают о нас, они разобьют наш без того пошатнувшийся брак.

Им такая семья – ячейка общества не нужна – потому что я не из их общества.

Я – чужачка.

У них была наготове своя принцесса-невеста с приданным.

Но Костик был без ума влюблен в меня, но при этом материально зависел от родительницы, и страшно боялся потерять ее благословение – она обещала ему сделать собственную стоматологическую клинику, если он будет во всем следовать ее советам.

Это был первый шажок в бездну по названию «развод» - Костик променял нашего убитого морозом не рожденного малыша на виртуальную клинику.

Я любила Костика безмерно, была молода и глупа. Я простила его и жила дальше… до следующего предательства.

Алёна

А потом Костя променял мечту стать стоматологом на новую мечту – стать хирургом.