- Слушаю вас, - Штааль кивнул на два стула перед собой, сам остался стоять.

- Мы...

- Инспектор Хамади, - вежливый Штааль пропустил слово "младший", - ознакомил меня если не с сутью, то с типом ситуации. Я обещаю вам, что если ваш рассказ не окажется нестерпимо неудовлетворительным, вы по крайней мере выйдете из этого помещения и из этого здания. Если он окажется сколько-нибудь удовлетворительным, мы сможем поговорить о большем.

Два идиота с облегчением вздохнули. В унисон. Это они по контрасту со мной, подумал Амар. Потому что им пока еще ничего не пообещали, они еще не поняли, насколько ничего – но им не страшно. Пока еще.

- Я виноват, - сказал младший. – Господин, я виноват, я ошибся. Не знаю, где были мои глаза, лучше бы мне ослепнуть до того…

- Ваш человек зашел прямо в нашу операцию, - второй перебил вполне искренние, но нелепо звучавшие в сером пластике причитания. – Это была случайность, ошибка.

- Вы не хотели бы представиться по форме? – очень мягко осведомился Штааль.

Амар удовлетворенно хмыкнул. Следующим взглядом ему повелели стать прозрачным и беззвучным, как идеальный инспектор в вакууме.

- Капитан Рашид Беннани. Отдел стратегических исследований, генеральный штаб.

- Лейтенант Гюн Нуввара.

Откуда - не поясняет, и так понятно, что подчиненный. Нуввар. "Цветок". Можно сказать, "цветочек".

- Вы не до конца представились.

Если бы истихбарат жайша был военным противником, то им бы осталось назвать только личный номер. А для явки с повинной не менее важно, в чью клиентелу они входили или чьи приказы исполняли, если это не одно и то же.

- Последние два года мы работали в поле с разведывательным подразделением 8-й мотострелковой дивизии. Нас, - глухо говорит капитан, - вызвали из Нар-и-Сарая официально, привлекли к операции здесь, сославшись на то, что объект разработки - с вероятностью лично Ажах аль-Рахман, а у нас есть опыт работы по ваххабитским инсургентам. Мы были очень рады, что он нашелся - и что он нашелся до того, как что-то случилось, а не после.

- Давно вызвали?

- Три недели назад.

С поля в город, подумал Амар, из Гильменда – сухая пустыня, жмущаяся к долине реки зона орошения, выбеленное, раскаленное небо, пыль в глаза, стреляй, потом думай – в Дубай, «чудо ста этажей». Поганое дело. Мне они не сказали – а я спрашивал? Не помню. Не спрашивал, наверное. Может быть, опознал спинным мозгом: загар, обветренные лица, запах пустыни. Не свои, но близко, очень близко.

Понятно, почему они рискнули обратиться к нему. Они его знали. Не лично, но по репутации, по памяти, которую Амар Хамади оставил за собой в приграничье. Конечно, в столице люди меняются...

Потом он подумал, что начальство умеет задавать вопросы и экономить свое и чужое время – даже слишком хорошо, не по-человечески, по-рептильному. Никаких лишних движений. Единственное, что нужно уточнить – как давно армейская разведка знает, что аль-Рахман, Последний Талиб, в столице.

Три недели минимум.

- Что вам приказали вчера?

- Задержать у установленного нами "дупла" одного из людей Ажаха, настоящее имя неизвестно, связник, возможно младший командир, Хс, задержать с гарантией, но аккуратно, возможность вмешательства любых третьих лиц исключить.

- Кто пожелал с ним переговорить?

- Мы не знаем, господин. – Незаданный вопрос повис в воздухе, и капитан Беннани продолжил сам: - С ним собирались говорить в машине. Там поляризованное стекло, даже захоти мы узнать, кто... Все было очень срочно, не как обычно. – Еще пауза. – Обычно мы просто вели аль-Рахмана, и этого, он у нас значился как Бамбук, по городу. – Пауза. – С обеспечением отсутствия наблюдения и вмешательства.

- Бамбук – потому что высокий и худой?

- Да…

- Зачем же вы стреляли? – спросил Штааль Нуввару. Печально так спросил, безо всякой укоризны даже.

- Он возник. - Лейтенант хотел было развести руками, потом вспомнил, где и перед кем находится, кто стоит за его спиной и почему ему сейчас лучше обойтись без жестикуляции. - Мы его пропустили, тогда не поняли, как. И я, и наблюдатель, и капитан. Никого не было и тут он стал. Прямо перед моей засидкой.

Амар с омерзением осознал, что сочувствует армейцу – по крайней мере, с излишней легкостью помещается в его шкуру. «Он возник». Те, кто думает или задает вопросы в таких случаях, в Гильменде не выживают. Стреляй, потом разберешься.

- Далее.

- Я понял, что ошибся – вот через секунду понял, что ошибся… – Лейтенанту очень трудно, почти невозможно было говорить «без рук», с горя он вцепился в собственные штанины над коленями. – Решил, что это случайный прохожий. Он такой… в пестром.

Штааль перевел взгляд на Амара. Амар кивнул: да, все верно, Имран заходил домой – поужинал, поиграл с детьми и отправился на поиски Фарида, и переоделся тогда же.

- Я доложил, - это уже капитан. – Нам велели убрать тело, оформить как несчастный случай, а сами уехали.

О как, подумал Амар, и наплевав на субординацию и вежливость, встрял вновь:

- Где вы взяли координаты этого морга?

- Так нам скинули… - слегка пожал плечами капитан Беннани, явно не понимая, в чем причина интереса к такой ерунде.

- И вы? – спросил Штааль.

- И я сразу понял, что все очень плохо, - капитан поджал губы. - Я не настолько службист, чтобы радоваться официальному разбирательству. И нужды операции важнее, особенно, если уже случился один теракт и, видимо, ожидается второй. Но нам приказали не спрятать тело, а легендировать и выбросить, даже не поинтересовавшись, кто это - и не отдав нам распоряжения хотя бы установить личность.

Врет. Что плохо, он понял раньше. А вот тут он осознал, что перед ним водораздел.

- Вы нашли документы и не доложили… - это не вопрос, это рассуждение вслух, волнообразное движение кистью в воздухе. Капитан и лейтенант следили за рукой, словно загипнотизированные. – Закончили, сдали рапорты и закрыли смену, а потом принялись искать способ соскочить. Хорошо. Мы продолжим чуть позже. По аль-Сольху ничего?

- Они его не видели, - ответил Амар.

- Сейчас вас проводят в отдельные помещения, - сказал армейцам Штааль, наклоняясь и вызывая на стол проекцию системы связи. – Там вы подробно запишете, обозначите на картах, зарисуете все подробности происшествия. Затем, так же подробно, запишете все по операции. После этого мы поговорим еще раз. Инспектор Хамади, вы останьтесь, - и опустился в кресло.

Когда дверь снова закрылась, Штааль, до того момента сидевший неподвижно, распахнул глаза, встал, медленно открыл дверцу серого пластикового шкафа, оказавшегося холодильником, достал бутылку без этикетки, два холодных стакана. Налил. Кивком пригласил Амара присоединиться.

В стакане, конечно, оказалась вода. Без газа. Просто очень чистая очень холодная вода.

- Непостижимо. - сказал Штааль, наливая еще. - От начала и до конца. Привлечь террориста уровня и убеждений аль-Рахмана в собственную столицу, да что там, в любой крупный населенный пункт - и рассчитывать, что обойдется. Обеспечивать безопасность вот таким персоналом. Обеспечивать лояльность персонала... никак. Не могу понять.

Звучало, если Амар научился понимать начальство, почти жалобно. Для постороннего человека - скептическое сухое любопытство инженера.

Не надо об этом думать, хотел сказать Амар. Не надо, нельзя об этом думать, иначе попросту спятишь, попытавшись принять в себя бездну – ту, где дремотно-пасмурный день перед экзаменом вспухает, взрывается, выворачивается наружу стальными осколками, дымом, пламенем и горелой плотью, визгом сирен, обрывом всех передач, вертолетным гулом, безумным криком раненого; это называется исламский радикализм: распахнутая посреди мирного города оскаленная пасть жадного ифрита, алый язык, слизнувший сотни жизней. Это безумие и пустота, и больше, чем может вместить один человек – хаос пришел в твой мир, и прошел сквозь него, даже не заметив, и раздавил. Это нельзя принять и обуздать в своем рассудке, подчинить разуму...