- Амар... послушайте меня внимательно. Застарелая усталость и сама по себе до добра не доводит, а усталость, залитая и задавленная химией, ведет к крушению одним из прямых путей. У нас неприятная в этом смысле работа, но аврал - закончен. Все оставшееся мы будем дорабатывать в нормальном рабочем ритме, а в следующие несколько дней - в ритме существенно медленнее нормального. Вы человек, вам нужно восстанавливаться. Считайте, что это приказ. И я понимаю, что вы неудачно пошутили. Но поверьте, напряжение, нервное истощение и убеждение, что очень важные данные должны быть получены вчера, играют с нами еще более дурные шутки. То, что сегодня сказано на воздух, послезавтра во время очередного кризиса делается всерьез. Вы работали в Каире, вы должны не хуже меня знать, куда это приводит.

- Ну что сразу Каир? Здесь тоже всякое случается… - Амар надеялся, что прозвучит достаточно шутливо, хотя бы иронично… хотя бы саркастично.

Получилось же, он сам мгновенно понял, нечто странное. Кажется, пустил петуха, как все тот же подросток, попытавшийся красиво выйти из положения… разумеется, на следующем шаге по болоту утоп уже по пояс.

Один его давний начальник – как раз каирский, - любил приговаривать, что стыд выдумал Шайтан, чтоб отвращать верующих от Аллаха.

- Амар, случается только то, чему позволяют случиться. И здесь, и в прочих местах. Только то, чему позволяют. Так вот, это вам и нам не дозволено позволять. Это преступление и ошибка - и это подкармливает тот взгляд на мир и людей, который наше государство вообще-то пытается искоренить. Я знаю, что эта ошибка, в принципе, вам не свойственна, постарайтесь, чтобы так было и впредь. Убеждение, что уровень защищенности сотрудников жайша в этом смысле - выше, не соответствует действительности.

Нужно было промолчать, разумно и выгодно было промолчать, покивать, согласиться, тем более что господин Штааль был совершенно прав. Совершенно во всем. Кроме одного-единственного пункта. Эту ошибку нужно было непременно исправить. Любой ценой.

- Мне – действительно не дозволено. – И, вместо драматической паузы, которую нужно было взять, Амар продолжил: - Я Xc, господин полковник, но мне знакомо понятие субординации, хотя в это никто не верит. Я понимаю разницу между нами, а вы? Кажется, это называется – подкреплять иллюзии? Или это double bind со взломом?

- Какое хорошее выражение. Я его раньше не слышал. - Начальство видимым образом не возмутилось ни тоном, ни смыслом, а если и удивилось, то разве что слегка. - Скажите, Амар, а что конкретно вы имели в виду - сейчас и минуту назад? Я, кажется, неправильно вас понял.

- Извините, я… забылся. Простите, сэр. – Эт-то еще откуда?.. Амар стал вставать, уронил перчатку, дернулся поднять, опомнился. – Прошу принять мои извинения, это больше не повторится.

- Сядьте, пожалуйста. - вот теперь в голосе появилось и нечто, похожее... нет, не на металл, а на подушку безопасности в старых автомобилях. Пытался встать, а тебя воздухом вдавило в кресло, так что только ребра хрустнули и рот распахнулся, как у рыбы. - Спасибо. А теперь, пожалуйста, объясните, о чем вы говорили.

- Про системного инженера Аскери… и двух обезьян из «Симурга». Дело даже и не в обезьянах, и не в Аскери, наверное. Я понимаю, что он системщик, но я на него налетел сразу после… в уборной. – Детали особенно важны. - Нет, я не воспринял это как разрешение и приглашение… - Стоп, это уже совсем не про то. – Я понятия не имею, насколько это было необходимо, и это не мое дело. – Тогда что ж ты разогнался? – Я... я... я не могу выполнять работу следователя!

Ага, сказал недремлющий аналитик-внутри, умница, инспектор. Ты еще прямо заяви начальнику, что сначала ты заочно разозлился на Хадада за «разницу в возрасте и положении» и попытался отыграться на том Хададе за всех, начиная с Кемаля Айнура и кончая аппаратными фазано-павлинами – вышло плоховато, а потом этот самый начальник сделал тебе вполне невинное замечание, и ты решил перевалить ответственность за все на него. Открой рот и скажи: это вы меня спровоцировали, вы и виноваты во всем, а еще подали дурной пример, и вообще это ж я ради вас старался и за вас обиделся – и теперь выговариваете?! Потом пойди и застрелись наконец, инфантильный придурок.

- А причем тут Аскери, - недоуменно спросил Штааль, - я же написал, "голодного" - и он был вполне дееспособен, насколько я помню. Так, подождите. Подождите минуточку, сейчас я восстановлю последовательность.

Вот такое, наверное, наблюдали римляне, когда им подавали живую дораду, подумал Амар. Потому что начальство, не меняя сосредоточенно-задумчиво-благожелательного выражения лица, сначала выцвело, потом посерело, потом слегка позеленело, потом, видимо, попыталось сквозь эту зелень покраснеть.

Потянул же шайтан за язык... и много ли пользы от того, что ты быстро разобрался, что это был за шайтан.

- Извините, пожалуйста, - медленно сказал Штааль, спустя секунд двести, - кажется, тот совет, который я дал вам, я должен был дать себе и на три дня раньше.

Амар мысленно пожелал себе подавиться собственным языком десять минут назад, до шутки про паяльную лампу – теперь уже было поздно. Поднялся из кресла, тоже присел боком на стол. Проекция автоматически развернулась между ним и Штаалем, повисла трепещущей полупрозрачной простыней.

- Да ну, что вы. Еще со всякой дрянью, торгующей данными направо и налево, церемониться. Это же такая порода… они иначе бы выламывались и еще считали, что они большие люди, потому что им боятся яйца открутить! Все правильно. А я идиот, мне этот Хадад при первой встрече хвост отдавил – совсем другое дело же…

- Амар, - воздух опять ударил по корпусу, - этого не делайте больше никогда. Хорошо? - повел ладонью вниз, убрал проекцию. - Неважно, кто какое дело. Важно, что я тогда... сделал, как мне казалось, простую, естественную вещь. Позволяющую, в конце концов, сохранить жизни этим дуракам. Я даже не задумался. Все было в порядке. И никто вокруг не задумался, потому что не задумывался я. Знаете, скольким может внушить ощущение нормальности происходящего один уверенный в себе человек?

Амар уже привычно вздохнул: резкий вздох, медленный выдох. Это все стимуляторы, усталость, недосып, постоянный прессинг, чужая новая работа и так далее, далее… потому что желание разрыдаться ненормально и неадекватно ситуации. Возрасту, положению и служебным отношениям, субординации… традиции? Ну, это ж смотря какой традиции, несколько здешних переживут и даже одобрят.

Вернулись самоирония и здравый смысл.

- Мне остается только вернуть вам ваши слова про усталость, химию, аврал и напряжение, Валентин-бей. И… я не знаю, как прочие мои коллеги, но придя в Сектор А, я оценил разницу, не мог не оценить. Здесь иная обстановка. Почти все мои командиры и начальники вели себя как господин Айнур. Под вашей рукой – совсем другое дело. Но, поверьте, я понимаю, как вы обеспечиваете нам такую обстановку, и чего это вам стоит, понимаю и очень вам признателен. Простите меня, я знаю, я паршивый подчиненный, но я постараюсь вас не огорчать.

- В общем, - вздохнул Штааль, - в свете всего вышесказанного, работу вы, пожалуйста, заканчивайте... завтрашнее совещание в 11 утра. В промежутке - отсыпайтесь. При дальнейших допросах фиксировать подозреваемого не стоит - Хадад вам сначала поверил, принял за дуболома и позволил себе слегка расслабиться, но второй раз с ним это уже не пройдет.

В качестве рабочего инструментария геополитического анализа я использую оппозицию “евразийство — атлантизм”, введенную в широкий обиход в России А.Г. Дугиным, однако полностью оставляю в стороне ее эзотерическое измерение, поскольку не считаю себя компетентным в данной области. В этой системе понятий “евразийство” (“теллурократия”, “власть земли”) связано не только с евразийским континентом как таковым, но с “континентальным” — в противоположность “морскому” — типом сознания и цивилизации, к которому, несмотря на островное географическое положение, относится и Япония, естественно сопоставляемая, таким образом, с Германией и Россией. Парадоксальный, на первый взгляд, вывод о “континентальном” характере японской цивилизации, сделанный Хаусхофером, мотивируется исторической близостью Японии к континенту — близостью цивилизационной и культурной; оттуда она еще в древности получила большинство даров цивилизации, от иероглифической письменности до буддизма. Японская экспансия, начиная с полулегендарных походов древней императрицы Дзингу, была ориентирована на континент и только во время Второй мировой войны вышла на просторы Тихого океана. Другая же островная империя — Британская — создавалась и развивалась как империя морская, а затем и океанская, а потому стала воплощением “атлантизма” (“талласократия”, “власть моря”). После Первой мировой войны “силовой центр” атлантизма начал перемещаться, а после Второй — окончательно переместился в США, которые в геополитике нередко называют “мировым островом”.