Из архива Народной Армии Турана за 2034 год.
День 7
Жиль Ренье, глава делегации Евросоюза
День начинается с лингвистических консультантов, старых и новых. Утром обнаружилось, что из трех пустующих мест слева от Орхана-эфенди два - заняты. Неизвестным арабом в отутюженной до хруста форме Народной Армии - почему-то полевой, а не парадной, и с цветными наградными полосками в два ряда, даже странно, что всего лишь капитан... сейчас его "поднимут" и мы узнаем, о ком это нам не сочли нужным сообщить. Второго поднимать не нужно, младший аль-Сольх прекрасно выглядит и более чем узнаваем. Цветущий его вид вызывает приступ паранойи... ничего не было, ни хвоста, ни захвата, Бреннер солгал, сговорился с местными, сейчас все взорвется максимально вредным образом - и даже еды в зале нет и взять ее негде...
Ренье прищурился, отмечая, что пора менять очки – в очередной раз вспомнил, почему ему ни один врач не даст добро на коррекцию зрения, устыдился, ощутил острую потребность в глотке диет-колы, вернулся мыслями к Фариду аль-Сольху, и вот так, щурясь, решил, что слишком уж хорошо выглядит молодой человек, слишком уж пышно цветет, знакомо так - точь-в-точь как сам Ренье, если его в очередной раз промыть и залить новым содержимым. Так что, может быть, паранойя скребется напрасно. Увидим. В любом случае, юный контрразведчик представлял собой некий символ, знак, который еще предстояло разгадать. Что хочет сказать Туран, делая ход этой фигурой?
Самое очевидное сообщение "ничего не произошло". Никто не пропадал, никого не похищали, не было на свете - или во всяком случае, в Дубае - никакого аль-Рахмана, не заводили с ним подозрительных связей уважаемые представители сил международной тьмы - или как они нас там сегодня называют. Спите спокойно, граждане и гости. Второе, не менее очевидное - дом аль-Сольх тоже может спать спокойно. Что бы ни происходило на самом деле, официально они чисты как голуби и белы как пески.
Стальная сделка состоится. Если туранская часть «Вуца» - все те же аль-Сольхи – и понесет какой-то ущерб, то все произойдет в кулуарах, а гарантом стабильности для внешнего мира служит вот этот молодой человек при всех атрибутах лингвистического консультанта, в новенькой, еще не обмятой даже парадке, которую, надо заметить, он совершенно не умеет носить. То ли дело его сосед слева, есть на что полюбоваться: редкий для араба рост и еще более редкая выправка, здешние по большей части в форме выглядят неуклюже. Вот и данные. Тот самый капитан Хамади, который командовал недавними арестами в армейских верхах?
И о котором ходят такие замечательные слухи, надо же. "Посадил вертолет на крышу Дома"... "пообещал сотруднику секретариата Вождя привести анатомическое состояние в соответствие с занимаемой должностью" - ну не стоит нас считать уж совсем глупыми людьми. Эту мысль бы закусить, ах. Не надо. Вертолет без нужных кодов и разрешений над Солнечным Домом посадят и захватят или просто собьют для верности, вне зависимости от организации приписки. И если бы от секретариата можно было что-то получить одним криком, не капитан Народной Армии это бы первым обнаружил.
Закрытие конференции – официальная и строго регламентированная церемония, это на заседаниях может твориться небольшой хаос, незапланированные перемещения из зала в зал, переговоры за коктейлями а-ля фуршет, соглашения в курительной комнате и прочие радости внимательного наблюдателя; а вот на закрытии все должно идти как на параде. Таким образом, свободное место намекает… вероятнее всего, на визит достаточно высокопоставленной персоны. Это, конечно, будет не господин замминистра иностранных дел, здесь он представлен сыном. Нет, многовато аль-Сольхов на единицу площади. И не сам министр, он конференцию открывал и выступать на закрытии не может, невежливо. Не Народная Армия, представленная капитаном Хамади. Министр обороны? Нет, армия нынче как бы в немилости. Так кто?
Вождя здешнего ждать не стоит, он по традиции на таких мероприятиях отсутствует, поскольку с нашей официальной точки зрения Туран не страна, а военный и экономический союз совершенно независимых государств, сам государственного статуса не имеющий. Не считать же единой страной НАТО или Большую Восьмерку? Так что на всех мероприятиях, где кто-то из участников будет обязан проигнорировать его статус, Эмирхан Алтын не появляется. Хотя пошутить может. Например, не прислать вместо себя никого, оставить место пустым.
Скорей бы закончилась эта канитель. Речи гостей, речи принимающей стороны – то есть, инспектируемой, - это все ерунда, шелуха. Важен только метаязык: кто, от чьего лица, в какой очередности. Список составлялся позавчера, вчера, и сегодня утром он тоже составлялся, к восьми закончили, за час до собственно церемонии, и последнее место в расписании, заключительная речь туранской стороны, так до сих пор и обозначено «уточняется». Вон оно, пустое уточняемое место. А что, заставить всех выслушать в качестве заключительной речи пятнадцать минут молчания – это было бы вполне в стиле Алтына. И ведь слушали бы, никуда не делись, злорадно подумал Ренье, обводя взглядом зал. Кстати, было бы не скучней прочего.
Ренье как раз пытался вообразить себе ритм отсутствующего голоса и дипломатические последствия неслышимой речи, когда тактично-бледно-желтая стена справа от него потемнела, выделила из себя контур двери, а потом дверь открылась и выплюнула в зал господина искусствоведа от терроризма, костюм и лицо под цвет стены, выражение глаз такое, что хочется спросить, кого еще только что взорвали - и кого и что при этом осыпало... нет, не розовыми лепестками.
Господин полковник Штааль вообще вызывал своим видом… сочувствие. Напоминал школьника после выволочки в кабинете директора. Щуплый, угловатый и неловкий как подросток, двигается слишком скованно. При этом еще и пытается незаметно пробраться к свободному креслу, сшибая углы столов и цепляясь за подлокотники. Комедия положений, да и только. Кажется, господина полковника только что чем-то сильно огорошили?
Из всех присутствующих в зале за комедией положений открыто следили только две пары глаз: Бреннер и его бессменный помощник. Помощник скорее без особых чувств, вот уж всем немцам немец, не лицо, а колода невыразительная, а Бреннер – как на привидение. Кажется, посредник Бреннер не ожидал увидеть Штааля живым, сравнительно невредимым и даже на свободе?
Опоздавший наконец сел, тут же откинул пластину в ручке кресла и принялся что-то набирать, игнорируя текущего оратора. Потом поднял голову, обвел зал отсутствующим взглядом и так застыл. А вот многоуважаемый коллега и спарринг-партнер Орхан, конечно, не позеленел, но позволил себе закрыть глаза, прочитав сообщение. А штат молчит. И не только у нас молчит. Не случилось вовне ничего особенного - ни хорошего, ни дурного.
Только в графе «Заключительная речь» так и значится: уточняется.
Только аль-Сольх косится на начальника, словно грешник на доброго пастыря, а тот его так игнорирует, что холод аж до середины трибуны долетает.
Только у Бреннера такой пламенный взгляд, что тот холод где-то над головой Ренье тает и проливается за воротник, словно капель из поломанного кондиционера.
Сейчас что-нибудь грохнет, подсказала Ренье интуиция, и не подвела:
- С заключительной речью к участникам конференции выступит господин полковник Штааль, Народная Армия Турана.
Да, думает Ренье, ошибся. Не взорвалось, тогда еще не взорвалось. Должно было взорваться. Взрывается. Прямо здесь и сейчас. Вот и микрофон динамиту поднесли. Сейчас пробежит искра, раз, два, три.
Пока бежала искра, пока нелепый контрразведчик фокусировал взгляд на микрофоне и словно пытался спешно проглотить леденец, Жиль Ренье успел подвести итоги недельной работы. С Индией и Китаем все вопросы улажены, фокус с опиумным маком в Западном Пакистане туранцы разгадали сами, вопрос о референдуме в Восточном Пакистане снялся с повестки дня сам по себе посредством взрыва, вся прочая восточнопакистанская каша отложена на время формирования нового правительства в «осиротевшей» республике, стальной проект накрылся, но очень, очень удачно вывернули на контакт с Усмани и XCI, в остальных секторах и подсекторах все в плановом порядке и непорядке… а ведь – всё! Можно повести плечами, опереться на спинку кресла и внимать концу комедии.