Мильоны - вас. Нас - тьмы, и тьмы, и тьмы. Попробуйте, сразитесь с нами!

15 сентября Евразийский союз молодежи проведет «Марш миллиардов» – акцию против бесовских атак на русскую цивилизацию.

Мы, люди, принадлежащие к мировым цивилизациям, принимаем вызов слуг дьявола. Их в Западной Европе и Северной Америке – миллионы. Нас в Евразии, Америке, Африке – миллиарды.

Сатана наступает, это неизбежно. Каждый должен сделать свой выбор, итог битвы не предопределен. Каждый, кто симпатизирует либералам, «пуси рат», Западу – принадлежит сатане. Это армия ада.

Мы, свободные люди всех народов мира, низвергнем их туда, откуда они пришли.

15 сентября бесовские отродья выползут на наши улицы. Евразийцы выйдут с крестами, кинжалами и серебряными пулями, чтобы остановить ад.

Мы пойдем противосолонь – от Сретенского бульвара к Пушкинской площади. Встречаемся в 14.00.”

Марш миллиардов против армии сатаны Россия, Москва, сентябрь 2012 г.

“Первая молодежная акция объединения “Новый Евразийский Союз” под девизом “GoEast!” собрала около 2500 участников.

Россия, Москва, сентябрь 2016 г.

Рафик аль-Сольх, почти глава семьи аль-Сольх

В одно прекрасное и довольно раннее утро ты просыпаешься, умываешься, выходишь из спальни, слышишь странный шум, идешь посмотреть, и видишь, как твой старший сын съезжает с третьего этажа по перилам - по перилам парадной лестницы, традиционным, деревянным - в положении сидя, ногами вперед, с черной глухой повязкой на глазах. Не помогая себе руками на поворотах.

- Отлично, - говорит снизу будущая невестка. - Телеметрия дает добро.

- Доброе утро, - кивает сын. - Поздравь меня, я теперь радиоуправляемый.

Слово "идиот" остается только проглотить. Девочке не понравится. Если этой девочке что-то не нравится, оно очень быстро делается предметом заботы обеих жен и всех остальных женщин в доме. Плюс эта ее тетка, плюс прислуга. Огорчения женского племени, в свою очередь, быстро становятся головной болью мужчин. Хотя дело даже не в том, а в самой девочке. Ее нужно баловать, полировать и шлифовать… то есть, тьфу ты, холить и лелеять. Хочет играть с будущим мужем – пусть играет, все равно никак невозможно понять, что такой умный маленький скорпиончик мог найти в этом беспомощном бездельнике…

- Доброе утро, дети, - говорит он. - Идите в западное крыло.

Дети послушно исчезают, шурша сцепленными хвостами.

Настроение не портится, но застревает где-то, будто еще не проснулось. Будто свет, пахнущие солнцем утренние занавески, слегка дымный, копченый аромат мастики для дерева, привычное шевеление проснувшегося дома - не для него.

Да, будущая невестка - это приобретение. Неожиданное. И без всего этого переполоха не случилось бы никогда. Не пришло бы в голову посмотреть в сторону Усмани. Даже с переполохом не случилось бы, если бы Штааль не надоумил. Но зачем был сам переполох? Какой смысл? Кому? Для кого?

«Может быть, я старею? - спросил себя Рафик. - Раньше я в таком хаосе видел возможности, много больше возможностей, чем был способен реализовать, а сегодня я думаю: мы устояли, справились, приобрели полезного члена семьи и очень, очень полезного союзника - но сколько еще так будет?»

Устоять под ударом, выйти из-под угрозы без потерь – несомненно, событие, но не достижение. Достижения сплошь косвенные и вторичные, да и к тому же непредсказанные. Дары Всевышнего, а не заслуженные награды. С другой стороны, не слишком ли много он хочет от себя? Если в доме пожар, задача – спасти как можно больше, а не преумножить.

Это просто усталость после тех дней, отложенный стресс. И еще тревога о будущем. Младшие дети еще слишком малы, а Фарид… это Фарид, и даже сын плюс невестка – взрывоопасное сочетание. Она хорошая девочка, на удивление хорошая, но ей нужны тормоза, воспитание, обработка. Все это требует времени, а сейчас почему-то кажется, что его совсем нет. Как кислорода в раскаленном ветре из пустыни. Ни воздуха, ни времени. Тоже старость, наверное.

Старость. Черное небо над Дубаем, красное небо над нефтепромыслами. Стекло изоляционного бокса, отделяющее жену и детей. Мир, собираемый из кусочков. Сколько раз? Старость, страх. Осознание, догнавшее после всего, как отдача: моя страна не боится новой войны. Моя страна ее, кажется, ждет. И хочет.

Достаточно плохое утро, достаточно дурное настроение, чтобы выполнить взятый на себя печальный долг. Тем более, что деваться некуда – встреча назначена и женщина ждет. Одеваясь перед визитом, Рафик аль-Сольх размышлял о ней. Разумно было бы навести справки, узнать о вдове все заранее, но он не захотел. Секретарь договорился о встрече и узнал адрес, все остальное Рафик увидит сам. Женщина, китаянка, трое детей, Фарид когда-то говорил, что красивая, но Фариду все женщины кажутся красивыми… Ван Мэн, так ее зовут. Китаянка-мусульманка, нечастое дело, да еще и жена эмигранта-ХС. Ладно, кем она ни будь, это неважно, а долг есть долг.

А этот долг таков, думал он сквозь бумаги - очередной курьез, материал вымер, а слово живо - сквозь бумаги, дела, еле слышный шорох движения, звонок от Рустема - первичный отчет по сделке - еще одна польза от переполоха, родич вспомнил, кто тут перед кем отчитывается... через вызов от невестки с просьбой разрешить ей самой заказать свадебный торт, сколько угодно, запасной все равно подготовят, не понадобится, так пойдет на благотворительность - долг этот таков, что опять придется совмещать две невозможных вещи. Помочь этой женщине и помочь правильно, именно так, как ей требуется. И при этом помочь заметно, чтобы благодарность дома была видна всем, кому нужно.

Поднимаясь по лестнице в многоквартирном доме, Рафик проходил через бесчисленные шлюзы, установленные во время войны, натыкался взглядом на мешанину труб и наружной проводки, на герметичные ставни. Не худший дом, подумал он. Уродливый, угловатый, но надежный, как это принято нынче называть «с высокой степенью автономности»: свое энергоснабжение, резервуары воды, запасы воздуха. В подвале наверняка убежище. Такое жилье все еще стоит недешево. Может быть, скоро повысится в цене, подумал он почти сразу же, опять повысится.

Вдова инспектора Максума, должно быть, не была чистокровной китаянкой – или Рафик аль-Сольх как-то ошибочно представлял себе китайских женщин – низкорослых, коротконогих, твердо стоящих на земле. Высокая и хрупкая, с прозрачной, опаловой, как молочная сыворотка кожей. Черный брючный костюм, очень хороший, был ей не по размеру, словно она резко похудела в последнее время. Волосы убраны под черный шарф. Глаза широко обведены темным, но никакие ухищрения не скрывали покрасневших белков. Несмотря на это все, Рафик не назвал бы ее отчаявшейся или смирившейся. Нет, во взгляде Ван Мэн был твердый и непреклонный вызов миру. Она была похожа на женщину пустыни больше, чем многие арабки.

И обычаи она соблюдала с континентальным остервенением. Рафик аль-Сольх выпил воды, съел кусок лепешки с солью и пеплом, осознал, что правильно промешкал с визитом - несколько дней назад его еще не пустили бы на порог. Еще бы - он чужак, посторонний, не состоит в прямом родстве, а значит - на-махрам, человек, брак с которым не запретен для вдовы Имрана Максума - как же она может встречаться с ним во время траура?

Он выпил еще глоток воды, поставил на белый пластиковый стол стеклянную чашку, важно и грустно кивнул женщине по ту сторону - и понял, что утренняя тошнотворная синева внутри была всего лишь обычным преддверием озарения. А ядовитое соображение о незапретности брака минуту назад - самим озарением.

- Где ваши малыши?

- Младшие в детском саду, а старший в школе, господин аль-Сольх, - ответила Ван Мэн, легким поклоном благодаря за интерес.

- Сад и школа хорошие? – с первых шагов Рафик оглядывался и замечал, что квартира обставлена уютно, со вкусом, но бедно. Минимум мебели, зато много ковров, подушек и циновок местной ручной работы…