- Создать совершенное общество.

- И чем такие попытки кончались до сих пор?

- Высадкой войск этих уродов! – решительно ответил шедший рядом Мендоса. – Я вам говорил, что не пожалеете?

- Да говорил, говорил – ты мне лучше скажи, почему тогда наши дверьми хлопают? – встрял один из техников.

Трудно с людьми, не желающими понимать искусство, подумал Амар. Впрочем, это был еще терпимый по наивности вопрос. Во время просмотра один из «четных» очень удивился вслух: какое же это про нас, у нас бабы голые не ходят! Амар воздержался от разъяснения наготы и обезличенности как метафоры закрытости, а стерилизации как лишения права на сексуальность. Не поймет, еще обидится. Предметное мышление: голая баба – это голая, а одетая – это совсем другое дело. Жалко, что никакое начальство с ними не увязалось, а то полное отсутствие межкультурного диалога. Местные четные не видят дальше поверхности, а нечетные-Хс все-таки чужаки с тоннельным зрением. Тот же Ильхан сразу бы понял, кто и на что обиделся.

- Потому что к насекомым приравняли. И к этим... нацистам-коммунистам, - сказали сбоку.

Амар вздохнул уже громко.

- Тут кому-нибудь слово "шура" что-нибудь говорит, а, лингвисты?

- Сам такой, - откликнулся Имран. – Ну «совет», ясное дело. Общественный. Поэтому русских раньше звали шурави…

- Шура - право всех мусульман перед халифом. Халиф должен обращаться к ним за советом в делах. Всевышний Аллах говорит: «И советуйся с ними о деле. Если ты принял решение, то положись на Аллаха». – Этого начетника с голосом профессионального проповедника Амар знал только в лицо, но сразу распознал знакомые нотки.

- А еще сура Корана, да, - сказал Амар. - Шура - это корень ш-в-р. Улей и извлечение меда. Можно было и в словаре посмотреть. Или в толковом словаре. Все слова, все понятия, обозначающие управление по согласию, у нас растут оттуда. А улей уже тысячу с лишним лет считается идеальной формой общественного устройства. Это в воздухе, в языке, повсюду.

- Значит, все-таки под нас подкапывались? – спросил неугомонный техник; Амар только вздохнул – вот разжевал же все и в рот положил, а все человеку чего-то не хватает, чтобы проглотить.

- Да, да! – Имран терпением не отличался. – И под нас, и под идею халифата, и заодно зрителей в Европе попугать, им критики всю этимологию и энтомологию растолкуют, со всеми сурами и цитатами.

- Еще, наверное, - вставил реплику в щель Шестнадцатый, - потому что для атлантистов Улей - это тупик. Вот сожрут они всех, останутся без конкурентов, потеряют нужду в элите и так и закуклятся до скончания времен.

- Умный мальчик, - одобрительно похлопал его по плечу уйгур. – Ты хочешь сказать, что культура у них сохраняется как феномен на границе контакта?

- Чего? – утратил нить беседы умный мальчик, и принялся объяснять, размахивая руками. – Ну вот смотрите, вот они притворяются людьми, зачем? Защитная окраска, им самим это не надо. Там вот Хелльстрем говорит – как мне надоела эта одежда, эта еда, хочу вниз! Когда внешнего не будет, окраска не понадобится...

- Мы о том же, - вежливо прервал монолог Амар. – Да, наверное, такой вывод и заложен, должен быть очевиден. Для режиссера это – мы. И актеры подобраны, и ядерное оружие, чтобы даже дурак догадался, ну и Хелльстрем...

- Это да-а, - кивнул Имран. – Это красиво.

- Как вы думаете, случайно?

- Может, и случайно, - покачал головой Амар, - им нужен был характерный ренегат. А, может, по базам данных пробежались. Докладывать будем?

- Ни-ни-ни, - радостно проскандировал Имран. - Пусть сам.

- Он же так никогда не посмотрит.

- А так он сразу поймет, какой французский агент подсунул копию нашим сестрам из аналитического отдела.

- Кстати, а какой? – толкнул его в плечо Амар, представляя, что устроят двенадцать гремучих змей из обсуждения просмотренного, и решил, что надо скорее залезть в их внутренний чат. Жайшевские аналитички работали в отдельном помещении, держались все вместе, с коллегами были подчеркнуто скромны, а шуточки и сплетни передавали друг другу на очки-визоры.

Уйгур ухмыльнулся:

- Пошли работать, муравьи, у нас мир стоит не завоеванный.

Если кто-то может жаловаться, что из мореплавания романтика ушла – то в нашем деле ее отродясь не было. У нас скучная, неблагодарная работа. Когда в наших коридорах говорят, что мы делаем историю – это психотерапевтическая накачка, и не очень удачная. К нам идут не за этим. К нам идут за карьерой, за влиянием, которое можно продать, за информацией и просто за деньгами. За безопасностью, которую дает статус государственного служащего с допуском. Но, несмотря на все это, время от времени кому-то из нас, как правило, случайно, удается сделать человека, который делает историю. Так вот, мечтать о таком – идиотизм. Во-первых, потому, что работа куратора при таком источнике – это конец вашей карьеры. Может быть, вы уйдете на пенсию начальником отдела. Как я. Потому что источник класса А – дороже жемчуга и злата, и, соответственно, никто и никогда никуда не повысит ведущего, к которому источник привык. Во-вторых, это вообще конец всего. Вам будут давать очередные звания, вас, если повезет, завалят бонусами, но делом вашей жизни останется этот конкретный человек или, при особом невезении, несколько конкретных людей. Ваши интересы могут сто раз измениться, ваши планы – тоже, вы можете просто захотеть все бросить и уехать в другую страну. Источник класса А ставит на всем этом крест. Иной жизни у вас не будет. И в-третьих, эта жизнь, как правило, состоит из сплошного кровохарканья. В самом буквальном смысле слова: куратор, которого рвет желчью после сеанса связи – зрелище бытовое и привычное. Вы будете аналитиком, няней, мамкой и психиатром при неблагодарной золотоносной сволочи, которая и так имеет слишком высокий шанс сдохнуть от последствий своих собственных ошибок - а потому первая ваша... в общем, вы меня поняли. А еще эта сволочь должна вам верить. Даже не верить, а твердо знать, что для вас – нет, я вовсе не об идеалах – знать, что вы цените корыстные интересы своей страны, чуть больше своих личных корыстных интересов. Вот на такую чуточку. Но больше. И самое скверное знаете что? Это должно быть правдой.

Из выступления [засекречено] перед выпускниками [засекречено] в июле [засекречено]

Шейх, желающий остаться неизвестным

Сенсор устроен неудобно. Все остальное - еще хуже. Сенсор видит мир вверх ногами, потому что такую поставили линзу. Экономили. Переворачиваем до сих пор за счет процессора, тратим до дэва мощности. Процессор – тупица страшная, незнакомого не узнает, когда глючит, когда просто не видит, хоть оно прямо перед носом болтайся. Первый приоритет присваивает семи точкам, не больше. Можно разогнать до одиннадцати, но тогда даже не заметишь, где сбоит. Или зависнет что-то. А сенсоры еще и тонус теряют - и фокусироваться не хотят. И жидкость пересыхает. И баланс дохнет. В общем – позор, а не система.

Очки можно не снимать даже на время разговора. Хотя почтенные старейшины влиятельных родов до сих пор читают по старинке, с планшеток, если не с распечаток. Неважно. Эмулятор отрисует все необходимое - пакол, бороду и морщины, уберет все лишнее.

Маска №5. Защита от проверки: максимальная. Имитация дальности: 800~1000 км. Уровень помех: аналогичный устройству класса 4. Активировать.

Контакт с той стороны тоже лепит ворону на зрительном канале. Только ворона у него качеством пониже и сыр пожиже. Изображение - мужчина западно-семитского типа - лет двадцати-пяти, если из деревни и за тридцать, если горожанин, но скорее из деревни: плохо сошедший крестьянский загар, огрубевшая кожа, брился вчера, головной платок стирали, но не гладили, рубашку тоже. Фон - труба каирской подземки. Фон и фигура - разного происхождения, состыкованы кое-как. Типичный мюрид в ответ на типичного шейха. Сделано на коленке, так что шутка, а не рефлекс. "Лепить ворону" - калька, заимствование из того же языка, откуда пришло слово "маскировка", лепить – потому что ворона пластилиновая.