– Посмотрим квартиры? До ужина есть время…

– Посмотрим, – отозвалась она.

Квартира родителей располагалась на четвертом этаже. Ее личная кирпичная крепость, которая ни от чего в итоге не спасла. Кирилл долго копошился, подбирая ключ.

– Самый длинный, – подсказала Алиса, обхватив себя руками.

Дверь, обитая выцветшим дерматином, тревожно смотрела на нее слепым глазком. За ней пряталось дряхлое детство, припорошенное пылью.

Кирилл смущенно улыбнулся, отпер замок и пропустил Алису вперед.

Темный коридор пах затхлостью и сыростью. Под ногами скрипнул старый паркет. Слезы подступили к глазам.

Алиса осторожно переступила порог, машинально пошарила ладонью по стене в поисках выключателя.

– Лампочки, – прошипела она.

– Пробки, отойди.

Кирилл протянул руку к древнему дисковому счетчику и нажал белые кнопки на круглых пробках. Старая деревянная люстра под потолком вспыхнула желтым светом, осветив посеревшие от времени обои, отходящие от стен, черные нити пыли и потемневшее зеркало.

Ближайшая от входа комната принадлежала Алисе. Два больших окна, деревянные широкие подоконники, ее скрипучая кровать в нише, заправленная цветастым покрывалом, громоздкий диван у противоположной стены, детский велосипед, мягкие игрушки, зеленый ковер на стене. Все осталось таким же, каким было в день их отъезда. Словно сюда никто не заходил с тех пор как они с мамой бежали. Алиса осторожно погладила пластиковый нос кучерявого медведя, набитого опилками. Когда-то он был ростом с нее, а теперь казался слишком маленьким. Этого медведя папа подарил маме еще до рождения Алисы…

Родительская комната осталась нетронутой: диван собран и накрыт коричневым покрывалом из жестких толстых ниток, узкое кресло, в котором спала Алиса до пяти лет. На лакированной тумбе пылился пузатый телевизор с тремя кнопками и торчавшими металлическими штырями, которые папа крутил плоскогубцами, чтобы прибавить громкость. Рядом открытыми дверями встречал трехстворчатый шкаф на косых ножках, пропахший нафталином. У окна на столе все так же ждали фарфоровые статуэтки черно-белой сороки с отбитым клювом и белоснежного слона с поднятым хоботом. Брать для игры их запрещалось. Алиса мечтала о том, как вырастет и будет играть ими, сколько душе угодно.

А теперь даже прикоснуться не могла…

На подоконнике сиротливо ютились птичьи клетки. Папа держал канареек, наполнявших квартиру звонкими трелями и раздражавших маму до зубного скрежета.

– Ни разу у вас не был, – признался Кирилл, с интересом оглядываясь.

Алиса пожала плечами. Если она скажет хоть слово, расплачется. Горло сдавило.

Она столько раз представляла, как вернется домой, пройдется по их квартире, ощупает каждый сантиметр, вспомнит детство, папу… А в квартире ее ждала лишь неотвратимость произошедшего, покрытая пылью прошлого. И детская, добрая ностальгия сменялась ненавистью. Это все у нее украли. Пока папа был жив, они были счастливы здесь, все вместе. А папу тоже… украли. У нее, у маленького ребенка, который не хотел никакой войны между Хранилищами, не хотел чужих предательств и боли. Она всего лишь хотела, чтобы мама и папа были всегда рядом…

– Идем, – бросила Алиса севшим голосом, проходя мимо Кирилла.

– Уже?

Она не ответила, рванула на себя входную дверь, вышла в темный коридор четвертого этажа и судорожно вздохнула. Ей нужна пауза. Минутная. Секундная. Выйти в черный, залитый дождем двор, сесть на дальнюю скамью и расплакаться. Спрятаться. Воспоминания больно ударили по ней, не воскресив детство, а жестоко напомнив, что именно она потеряла.

– Ты в порядке? – спросил Кирилл, поворачивая ключ в замке. – Посмотрим вторую квартиру?

Алиса кивнула, не повернувшись. Хранитель не стал донимать ее, жестом пригласил следовать за ним.

Однокомнатная квартира на третьем этаже выглядела так, словно Кирилл по ошибке привел свою новую ученицу на склад. Пол коридора был завален коробками, пакетами и связками пожелтевших газет. По стенам тянулись уродливые бежевые обои с коричневыми узорами. Алиса застыла на пороге, открыв рот.

– Да уж, – присвистнул Кирилл. – Честно говоря, когда я тут был последний раз, мне показалось, что в квартире чище…

Сбросив первый шок, Алиса осторожно прошла в крохотную комнату с балконом и треснувшим окном, занимавшим всю стену. Продавленный диван с отчетливо выделявшимися бугорками пружин тянулся от входа до самого балкона. Напротив – неказистый платяной шкаф, тумба под телевизор на косых ножках, пыльное кресло и гобелен с оленями у водопоя.

– Телевизор отдам тебе свой, – кивнул Кирилл, проведя пальцем по пыльной столешнице. – У меня два…

Алиса подавила судорожный вдох, заглянула в кухню. Она казалась чистой до тех пор, пока девушка не открыла шкафы: окаменевшие пакеты с солью, просыпанные и намертво присохшие крупы. Грязная плита и почерневшая эмалированная раковина, липкий стол и две шаткие табуретки с потрескавшейся ламинацией.

У Алисы опустились руки. Кирилл же с преувеличенным интересом заглядывал в пакеты и коробки, цеплял ногтем обои, проверял воду и свет.

– Ну, ничего, – заключил он. – Подправим, и будет хорошо, да? Что-то выкинем, что-то починим.

Алиса скосила на него глаза, покачав головой.

– Что не так? – удивился Хранитель.

– Оно тебе надо?

– Мне? Конечно! Ты же теперь моя ученица!

Алиса хотела сказать, что от него меньше всех ждала бы помощи. Скорее, это Артур придет сюда и будет наводить порядок. Но в наставники ей дали Кирилла. Возможно, ему это действительно нужно…

– Слушай, ну есть еще вариант, – сдался Кирилл. – Напарники часто живут в одной квартире, ты же знаешь…

Алиса повернула к нему голову, подняв бровь.

– Знаю, – кивнула она. – Но не буду.

– Вот и я про это, – согласился наставник. – Поэтому буду помогать тебе здесь.

Здесь… ей нужно выдохнуть. И привыкнуть. Никто не готов к переменам, даже если мечтал о них всю жизнь.

Кирилл с интересом изучал ее, глянул на часы:

– Ужин начался. Пойдешь? Или еще хочешь куда-нибудь сходить?

Алиса обвела кухню взглядом, вздохнула.

– Нет. Ужин, так ужин. Пойдем.

– Честно говоря, я думал, ты будешь счастлива, – признался Кирилл, пока они спускались на первый этаж.

– Да, я счастлива, – грустно вздохнула Алиса. – Просто мне надо привыкнуть. И переварить. Мне не шестнадцать, сам понимаешь. Я не ждала уже ничего.

Он понимающе кивнул.

По холлу первого этажа бродили Хранители, сбивались в кучки, шумели и смеялись, кричали, махали друг другу руками. Алиса едва заметно улыбалась, глядя на них. Точно как в детстве. Что было в доме всегда хорошо, так это дружеская атмосфера, царившая на всех этажах. Постучи в любую квартиру – тебе всегда будут рады.

А ей теперь будут рады?

Двери в столовую почти полностью перегородили двое высоких ребят. Они что-то оживленно обсуждали, размахивая руками и заставляя проходящих уклоняться, чтобы не получить по лбу. Один из Хранителей был намного выше и крупнее, доставал макушкой до притолоки. Она таких видела только в детских книжках о богатырях. Его собеседник казался в два раза меньше, чем есть на самом деле, хотя тоже был высокий и достаточно крепкий.

Рома.

Она узнала его, подходя ближе. Сердце радостно сжалось в груди, ухнуло и застучало по ребрам. Алиса обидела его несколько лет назад, прервав общение. Потому что завидовала до одури его дару, его месту в Хранилище, его силе. Ромины рассказы о работе и Хранилище задевали ее за живое, давили на ту самую незатягивающуюся рану, которая кровоточила каждый раз, стоило действующему Хранителю оказаться рядом. Рома хотел общаться, хотел дружить, хотел, чтобы Алиса приходила сюда. А она не могла. Потому что не было у нее ни дара, ни чувств, ни надежды…

– Алиса!

Рома подпрыгнул, расплылся в нежной улыбке, сгреб ее в охапку и оторвал от земли. Она облегченно выдохнула и прижалась крепче, пряча лицо на его плече.