А теперь его куда-то уносило.

Он знал, что умер, потому что прекратилось дыхание. Он помнил, как боль скрутила все его существо, сдавила мозг до умопомрачения, а потом ушла, покинула его. Но убила его не боль: то, что осталось от его тела, лицом вниз бросили в канал, и он утонул. Размышляя над этим теперь, он подумал, что ситуация была просто нелепой: тело его почти пополам было рассечено мечом, плоть изрезана на куски, кровь и внутренности растеклись по полу и разбрызгались по стенам, но смерть наступила от того, что он утонул.

Если бы он остался жив, то, скорее всего, рассмеялся бы над этим. Да, рассмеялся, если б только мог забыть свою бедную жену и сына-подростка, их нечеловеческие вопли и стоны, с которыми они смотрели на его кровавое истязание и муки. Они по крайней мере остались живы, но как сильно это изранило их души! Вряд ли они смогут когда-нибудь оправиться от кошмарного потрясения. Особенно жаль ему было своего чудесного, мягкого, доброго сына Цуя, который любил заниматься рисованием… он так сильно был к нему привязан.

Внезапно Йон Парк почувствовал, что больше его никуда не несет. Он был все так же невесом, как и раньше, не чувствовал себя самого, но теперь рядом с ним находился кто-то еще. По-прежнему его окружала темень, в которой, не было видно ни зги, но перед его мысленным взором возникло некое создание, которое он не только никогда не видел, но даже в самом страшном кошмаре вообразить себе не мог. У него были мускулистый торс человека, волчья голова, ниже от пояса – тело барса, покрытое хитиновым покровом, как у жука, передние ноги, как у лягушки, задние – как у медведя и загнутый крючком кверху скорпионий хвост.

Тут он услышал голос, назвавший его имя:

– Йон Парк.

– Что? – спросил он.

– Меня зовут Ю, я божественный дух-покровитель каналов и туннелей.

– Я… я слышал о тебе, Ю! Моя бабушка любила рассказывать всякие притчи. Но ведь ты миф!

– В каждом мифе есть доля правды, а истину нельзя разделить на части – она целостна и едина. Я реален, Йон Парк!

– Почему ты здесь оказался! – спросил Йон. – Где я сейчас нахожусь!

– Ты попал в чистилище, в пространство между жизнью и смертью, – ответил божественный дух. – Но куда ты попадешь дальше, пока неизвестно. Чтобы определиться, тебе предстоит сделать одно дело.

– Какое дело?

В волчьих глазах Ю мелькнули искры гнева, он оскалился, оголив длинные белые зубы.

– Отнявший твою жизнь человек осквернил мой канал. Не тем, что убил тебя, Йон Парк, а тем, как он это сделал. Он разорвал души твоих жены и сына, и частицы их теперь будут вечно странствовать по моим каналам. Они не успокоятся до тех пор, пока мы не отомстим убийце за твою гибель.

Услышав эти слова, дух Йон Парка – он понял теперь, во что превратился, – почувствовал, как в нем затеплился и стал разгораться былой боевой пыл ниндзя.

– Я хочу, чтобы ты вернулся назад, – сказал Ю. – Я хочу, чтобы ты вернулся и принес мне душу человека, который тебя убил.

– Как же я это сделаю? – спросил Парк. – У меня ведь нет больше тела.

Божественный дух придвинулся к нему ближе.

– Но у тебя остался сын.

– Да, – согласился Йон Парк, – но ведь он… он же художник! У него нет в этом деле ни подготовки, ни опыта!

– Зато он молодой и сильный, он горит желанием за тебя отомстить. Если твой дух вселится в его тело, то сможет мгновенно перемещаться в пространстве. Оружием ему послужат шипы и колючки обитателей моих каналов. С твоей помощью он создаст потрясающую картину… смерти!

– Нет, – возразил Парк. – На долю Цуя и моей жены уже выпало достаточно страданий. Если он ее покинет, у нее никого не останется…

– Ты не прав, – сказал божественный дух, растворяясь в темноте. – Вы оба будете с ней.

Потом Йон Парк ощутил, что его вновь куда-то влечет. Сначала медленно, потом все быстрее его выносило из чистилища обратно в мир живых, в то место, которое было ему хорошо знакомо…

Он наблюдал на ними с верхушки дерева, ожидая подходящего момента, чтобы появиться…

Низкий туман стал стелиться по полю, а Кэно, Шнайдер, Сенни и Соня Блэйд под именем Джилли продолжали следовать за Кун Лао, освещавшим фонариком путь к священной горе Ифукубе.

– Не слишком забегай вперед! – крикнул Кэно. – Понял, что тебе говорят, штурман?

– Слушай, шеф, – сказал Шнайдер, – тебе не кажется, что этот человек заслуживает большего уважения? Я имею в виду, что он священник, и все такое.

– Священник? – хмыкнул Кэно. – Ордена Света, что ли? И что это такое? Религия? – Он подошел поближе к Кун Лао и ткнул его в бок ножом. – Ну-ка, Кун Фу, расскажи мне подробнее, что это такое – Орден Света?

– Ты спрашиваешь, чтобы посмеяться надо мной или потому, что действительно хочешь об этом узнать?

– А тебе-то какая разница? – бросил Кэно. – Говори, не то я позвоню Мориарти и прикажу ему сделать из головы Чина головку швейцарского сыра.

Кун Лао печально вздохнул.

– Сильные мира сего всегда преследуют верующих… и в итоге всегда остаются в проигрыше. Но тебе, Кэно, я расскажу. Орден Света – это вера, зародившаяся около двадцати веков тому назад.

– Это же две тысячи лет! – вырвалось у Шнайдера.

– Ну, спасибо тебе, Эйнштейн, – крикнул ему в ответ Кэно.

Кун Лао продолжал:

– Мы верим в то, что основными источниками света являются знание, любовь и искусство, но есть и многие другие дополнительные его источники, такие, как опыт, жертвенность, благотворительность, труд и самоотречение. Мы учим, что эти источники света помогают душе обрести доброту и святость, необходимые ей для того, чтобы противостоять любым силам зла.

– Ты что, – произнес Кэно, – хочешь сказать, что, если Шнайд приставит тебе пушку к спине, нажмет на курок и пуля пробьет тебе сердце, ты не умрешь?

– Конечно, я умру, – ответил Кун Лао, – но смерть никак не сможет изменить уже прожитую мною жизнь, равно как и то наследие, которое я оставляю живым.

– Но сам-то ты будешь мертвее Авраама Линкольна.

– Это так, – согласился Кун Лао, – но Орден Света не придает отдельной жизни всеобъемлющего значения. Нас больше интересует сам поток жизни, великий парад человеческих душ, составляющих в совокупности одну огромную душу бога Пан Ку. Мы верим в то, что, если все эти души станут добродетельными, возможно, все человечество как единое целое обретет то величие, которое некогда открылось в этом первородном божестве.

– Надо же, – не без доли сарказма произнес Кэно. – Я уже жалею, что задал тебе этот вопрос.

– А мне жаль, что ответ мой до тебя не дошел, – в тон ему ответил Кун Лао.

Кэно немного отстал от священника и дальше пошел рядом со Шнайдером.

– Этот малый меня прямо расстроил.

– Мне кажется, ты сам себя расстроил, – сказал Шнайдер. – Но я ничего такого не знаю. Все, что в этом храме хранится, – он ткнул указательным пальцем себе в голову, – я узнал из фильмов. Если Карлтон Гестон или Виктор Мэйче такого не говорили, значит, и мне это неизвестно.

Кэно только головой покачал и пошел дальше.

– Не верю я, Джилли, во всю эту чушь, – сказал он, поравнявшись с женщиной и Джимом By. – И вообще, мне начинает казаться, что я единственный, кто здесь не свихнулся.

– Если так, то это уже действительно страшно, – сказала она, ускоряя шаг, чтобы не потерять из виду Кун Лао, который вошел в лощину, где стелившийся по земле туман высотой почти в рост человека был гуще, чем раньше. Тяжелые тучи застилали свет почти полной луны.

Ночная тьма и туман, казалось, многократно усиливали треск сухих веток и шорох листвы под ногами.

– Эй, Лао! – крикнул Кэно, когда свет фонарика проводника стал блеклым желтым пятнышком в сгустившемся тумане. – Не забудь: потеряешь нас – не найдешь Чина.