– Туда тебя сейчас никто не повезёт. Ночью пешком идти – тоже не вариант. Так что, пойдём ко мне. Останешься у меня.

Цепочка была выстроена логически безупречно. Не придерёшься. В самом деле, ехать ночью – и сложно, и опасно.

Поэтому я согласился. Мы покинули бар.

На улице стало тише: шум постепенно затихал, люди расходились по домам – пора было ложиться спать. Лейла шла уверенно, будто старалась продемонстрировать, насколько ей нравится её новый дом.

Мы поднялись по каменной лестнице. Она остановилась у двери, извлекла из кармана связку ключей и, звякнув металлом, отперла её.

– Проходи.

Я шагнул внутрь следом. Это была просторная квартира без излишней роскоши, но очень уютная. Всё говорило о тонком вкусе хозяйки: на стенах висели картины, пол был застелен мягкими коврами. В воздухе витал лёгкий, ненавязчивый аромат.

– И давно ты тут живёшь? – спросил я, вспоминая, что раньше она обитала в поместье рода Аникиных.

– Уже год, – ответила она, зажигая лампы. Свет наполнил комнату, обнажая уютный интерьер. – В семейном доме больше не живу. Не хочу. Там стало слишком душно. Решила, что лучше быть самой себе хозяйкой.

Говорила она уверенно, даже дерзко для девушки из знатного рода. Но, если знать, что Лейла – папина дочка, эти слова звучали не так уж вызывающе. Род Аникиных был за неё горой и, как известно, никому не позволял её обидеть.

– Так что вот. Теперь я делаю только то, что хочу.

Её слова вызвали у меня улыбку.

– Эй… Разве это не моя фраза?

Лейла приподняла бровь, словно говоря: Ну и что, ты её запатентовал?

Наши взгляды встретились в который раз. В комнате повисла короткая, но ощутимая тишина. Её серые глаза мягко блестели в свете лампы, а в воздухе вдруг ощутилась странная близость, от которой стало теплее.

Поскольку Лейла стояла слишком близко, её пристальный, тяжёлый взгляд заставил меня отвлечься. Я отвернулся, будто пытаясь найти безопасную тему. Мой взгляд упал на кровать, и я, решив разбавить напряжение, в шутку спросил:

– У тебя тут одна кровать? А где же я буду спать?

Она широко улыбнулась, демонстрируя свои ровные, красивые зубы.

– А ты догадайся. Ты ведь у нас такой умный!

Лейла сняла куртку и бросила её на спинку стула. Затем, словно невзначай, нагнулась, расстегнула сапоги и аккуратно поставила их в угол. Я замер, наблюдая, как она снимает штаны, оставшись в лёгкой майке и нижнем белье.

Мои губы словно застыли, а мысли на мгновение спутались. Какие эмоции мне сейчас показать?

Правильно ли это?

Этот вопрос мелькнул в голове, но задержался там лишь на мгновение, уступив месту чему-то более решительному. И вправду, я холостой, молодой парень. Что меня может остановить?

– Ух, какая же ты гостеприимная!

Ту-дух.

Утро началось с грохота. Как будто что-то упало.

Я открыл глаза и уставился на незнакомый белый потолок. Сон остался где-то далеко. В голове крутилась только одна мысль: «Нужно идти!»

С Лейлой не возникло проблем. Она спокойно наблюдала, как я натягивал сапоги. Быстро попрощавшись, я хлопнул дверью и спустился вниз.

А что?

Наши отношения стали ещё запутаннее.

Говорить о них – только сильнее запутываться.

В любом случае и я, и она сосредоточены на своих целях. Каждый боится, что его будут тормозить.

С такими мыслями я заметил карету. Их много проезжало по улицам. Достаточно было поднять руку, чтобы одна остановилась.

– Куда едем?

– За город, в поместье Некрасовых.

– Далеко же... – сначала он хотел отказаться, но пара рублей быстро изменила его мнение. Ведь столько он за весь день не заработал бы.

Цок. Цок.

...

Когда я открыл дверь, поместье встретило меня как поле боя. Нет, скорее как адское пекло. Люди метались туда-сюда, что-то кричали, некоторые откровенно выли.

– Его же ночью не было! А если он... лежит где-то в канаве? У нас сын-то безбожник! – голос матери звенел от тревоги.

Эх, если бы она знала, сколько раз в день мне приходится обращаться к Богу с просьбами уменьшить «уровень сложности» моей жизни... Она бы не считала меня безбожником, а наоборот, праведным верующим.

Ворвавшись в дом с грохотом, я хлопнул дверью.

– Я пришёл...

Все взгляды за обеденным столом обратились на меня.

– А что это вы притихли?

Только что же шумели. А теперь тишина, как будто привидение увидели.

– Ты живой...

– Конечно, живой. С чего бы мне быть мёртвым?

Следующие пятнадцать минут прошли как ураган. Мать была искренне взбешена, а отец, напротив, спокойно читал газету. Ему вроде бы и не было всё равно, но он считал меня взрослым. И это уже радовало.

– Хорошо, давайте все выдохнем, – сказал я, стараясь успокоить всех. – В банке действительно произошло ВЕ-ЛИ-КОЕ ограбление. Но закрепим эту мысль: моей жизни там ничего не угрожало. Да и вообще никому.

Это была ложь. Только ложь во благо.

– Более того, всё, что произошло, – «во благо» нашей семьи, – добавил я с ноткой торжественности. – У меня была аудиенция с императором.

Я достал из пространственного куба секретный указ и передал его отцу.

– Нам дали официальную миссию. На север. Осваивать земли. Всё законно.

Мать почти ничего из этого не восприняла всерьёз. Единственное, что её действительно интересовало, был вопрос:

– А где ты пропадал ночью?

На это у меня тоже было заготовлено объяснение.

– Было слишком поздно, чтобы возвращаться, – ответил я спокойно. – Никакой кучер не повёз бы меня сюда ночью. Поэтому остался у друга. Всё-таки в Петербурге у меня есть пара знакомых, которые могли бы меня приютить. Верно?

Голос звучал ровно, уверенно. Фокус в том, что таких друзей у меня не было. Оба родителя знали это. Но, похоже, предпочли проигнорировать очевидное. Их мысли уже были заняты совсем другим.

– Хорошо, сын, – наконец произнёс отец, задумчиво рассматривая указ. – Ты проделал отличную работу.

Его явно обрадовал новый документ. Ещё больше его порадовало приглашение в Академию.

– Однако не забывай об Академии.

– Не волнуйся. О ней я не забываю ни на секунду.

Мы поговорили ещё немного о предстоящем переезде, скором приезде моей младшей сестры и о возможных нападениях – как сейчас, так и в пути. После этого я поднялся в свою спальню.

Закрыв дверь, подумал: не хватает только таблички с надписью «Не беспокоить по пустякам!».

Мне действительно хотелось побыть одному, обдумать планы и, главное, принять важные для себя решения.

Не совру, если скажу, что все эти социальные связи меня изматывают.

Я не понимаю людей, которые способны быть гиперактивными всю жизнь, которые обожают общение и сходят по нему с ума. Взаимоотношения с людьми – это сложно.

Мне бы лучше остаться дома: прочитать пару книг, изучить новый язык. Всё это кажется куда более привлекательным, чем бесконечное мельтешение и суета. Неудивительно, что в последнее время я так сильно устаю.

С этими мыслями я медленно опустился на кровать, облокотившись о стену. Подложив под спину подушку, оглядел комнату. Она уже была убрана: никаких рассыпанных иероглифов, только аккуратная стопка на столе.

Хм... Что же делать?

Каждый чего-то ждёт от меня. И эти ожидания меня раздражают. Как будто я стал узником, прикованным к чужим требованиям, вынужденным следовать их воле, а не своим желаниям. Это неправильно.

Академия. Академия. Академия.

Все вокруг только о ней и говорят. Все чего-то требуют, строят свои планы. Они будто сошли с ума. Сколько людей, столько мнений. Просто толпа помешанных.

И вот в этом хаосе мне нравится осознанность. На первый взгляд, кажется, что она нужна только для отдыха, чтобы успокоиться и переключиться на работу. Но это не так.

Осознанность – это умение смотреть на себя со стороны. Без эмоций. Точно так же, как ты оцениваешь других.