Честно говоря, когда дома слышишь подобное, возникает только одно желание: махнуть рукой и сказать: «Как же вы достали со своими проблемами!»

Но, как-никак, я – послушный сын и будущий глава рода, так что моя роль требовала совсем другого.

– Что случилось?

В нашем доме беды обычно делятся на две категории: либо не мытые полы, либо гора грязной посуды. Оба варианта требуют закатать рукава и взяться за дело. Но Айгуль и тут смогла меня удивить.

– ВОИНЫ! Они окружили наше поместье…

– Что?

– Они хотят всех арестовать!

– Успокойся, – строго сказал я, стараясь удержать её от паники. – И скажи чётко: что случилось?

***

Род Глебовых верой и правдой служил Рюриковичам, будучи их опорой и щитом. О них говорили с уважением и опаской – то как о верном мече, то как о жестоких псах.

Императору всегда не хватало действительно преданных подданных, и Глебовы считались самыми верными и любимыми.

«За что мне всё это?»

Андрей Борисович, тридцатичетырёхлетний воин, сидел, задумчиво глядя в темноту. Его можно было бы назвать рыцарем, хотя он скорее напоминал героя каких-нибудь былин.

Латные доспехи, тяжёлые и надёжные. Длинные волосы, часть которых отливала рыжиной, а кончики казались огненно-красными, создавали необычный образ.

В это время длинные волосы и бороды были символом мужества, а внешний вид Андрея внушал уважение и страх.

А эти красные кончики...

Они были результатом редкой генетической особенности. И Андрею это нравилось: они будто отражали его кровь – бурлящую, горячую, с примесью безумия и жестокости. Хотя сам он жестоким себя не считал.

Сильным? Безусловно.

Он прошёл через четыре испытания, два из которых завершил с рангом «А». Его боевые навыки и опыт высоко ценились не только Императором, но и другими аристократами.

Но сейчас...

«Чем я занимаюсь?» – мрачно подумал он. – «Сижу тут, как верный пёс, и жду подачки?»

Его раздражение нарастало. Он бросил хмурый взгляд в сторону поместья Некрасовых. За окнами горел свет, а оттуда, с лёгким дымком, доносился манящий запах еды.

«Чёрт бы побрал этих Некрасовых...»

«Они могли бы пригласить меня в свой дом!»

7 августа 1756 года.

Избранные всегда возвращались с испытаний через неделю – таков был порядок, нерушимое правило. И все воины, включая Андрея Глебова, ждали возвращения Софьи, дочери Императора.

Когда назначенный день настал, Андрей отправился к поместью Некрасовых. Его твёрдые шаги гулко отзывались при подъёме по лестнице, пока он не остановился перед деревянной дверью.

Тук. Тук. Тук.

Дверь открылась, и на пороге показался Николай Ясонович, глава рода. В своём официальном костюме с безупречно выглаженными складками и густыми, закрученными усами. Тот выглядел как человек, привыкший к власти и почтению.

Андрей сразу задал вопрос, без приветствия:

– Вышли?

Но ответ оказался страшным:

– Нет.

– Что? – он переспросил специально, чтобы уточнить.

– Не нужно волноваться. Мой сын любит задерживаться, обычно он возвращается на десятый день.

Эти слова звучали так, словно Николай пытался скрыть тревогу за маской спокойствия. Впрочем, Андрей насторожился.

Это не было похоже на железный факт, а скорее напоминало слова одного из тех «ждулей», которые придумывают оправдания на ходу.

Они были готовы сказать что угодно, лишь бы не признать очевидного: «Избранный не вернулся.»

«Что это значит? Они мертвы?»

В сказки о «десяти днях» он не верил.

«Какие ещё десять дней?!»

Однако «действовать» Андрей не мог. Положение обязывало подчиняться, а упрямство старшего Некрасова оставляло мало возможностей для споров.

«И всё же...»

«Некрасовы – древний род проводников. Возможно, они знают больше, чем говорят.»

После короткой паузы Андрей принял решение:

– Подожду ещё три дня.

Возвращаться в столицу с плохими вестями он не хотел. Ведь если Софья действительно не вернётся, это станет началом куда более серьёзных событий.

10 августа 1756 года.

Тук. Тук. Тук.

Андрей Глебов снова постучал в тяжёлую дверь поместья.

Ему, как и раньше, открыл Николай Ясонович. Теперь глава рода выглядел ещё более уставшим – его строгий вид начал блекнуть, а глаза выдавали скрытую тревогу.

– Вышли?

– Ещё нет, – сухо ответил Николай.

На этом разговор оборвался. Слова словно застревали в воздухе. Никто не мог ничего добавить или опровергнуть. Всё указывало на одно: Алексей Некрасов, как проводник, потерпел неудачу.

Он не только сгубил себя, но, возможно, и Софью.

Но Николай оставался твёрд в своей вере.

– Они вернутся. Нужно лишь подождать…

11 августа 1756 года.

На лужайке перед поместьем Некрасовых становилось всё многолюднее. Каждый день сюда привозили провизию для воинов. Вместе с ними и воинов.

Император тоже начал беспокоиться. В своих письмах он всё чаще задавал один и тот же вопрос:

«Где моя дочь?»

Ярослав Мудрый не был отцом, который лично воспитывал своих детей. Но забота о них, пусть и в своей суровой манере, всегда стояла для него на первом месте. Его дети были живы.

Император считал, что его роль – это не просто быть правителем, но и быть примером для подданных.

Что это значит?

Он должен был быть праведным мужем, заботливым отцом, человеком, на которого равнялись бы аристократы и простой народ. Внимание всегда было приковано к нему:

«Как он управляет империей? Как заботится о своих детях? Как относится к людям?»

Эти вопросы преследовали его. И теперь, когда ответы от поместья Некрасовых становились всё более расплывчатыми, Ярослав начал подозревать худшее.

«Её больше нет…»

«Сгубили!»

14 августа 1756 года.

Прошло уже две недели с тех пор, как Софья и Алексей отправились на испытания. Две недели, которые Андрей Глебов провёл, торча в полях.

Жизнь в палатке, справление нужды в кустах, подтирание листьями – всё это раздражало его до глубины души.

И он был далеко не единственным: недовольство охватывало всех воинов. Которых на данный момент уже чуть больше трёхсот человек.

Теперь эти три сотни окружали поместье Некрасовых, не позволяя ни войти, ни выйти.

Почему?

У Андрея лично не было ненависти к Некрасовым. Это была всего лишь работа, за которую он получал плату. Но всё чаще ему хотелось стереть этот род с лица земли.

Желание уничтожить Некрасовых не было продиктовано личной местью. Это скорее становилось удобным решением. Завершить дело, избавиться от затянувшейся неопределённости и перенаправить гнев Императора.

Тем более, что сейчас Император напрямую общался с Николаем Ясоновичем. Андрей, в свою очередь, получал письма, полные раздражения и требований.

«Мне нужно больше писать о том, что во всём виноваты Некрасовы...»

Эта мысль пришла к нему внезапно. Чем больше Николая выставят виновным, тем меньше вины падёт на него самого и его отряд.

Когда прибыл кучер с очередным письмом, запечатанным двухглавым орлом, Андрей взял его с лёгкой настороженностью.

Шорох. Шорох.

Он развернул пергамент, быстро прочитал написанное и окинул взглядом собравшихся.

– Что там?

– Нам пора! Собираемся.

***

Ночь.

Андрей Глебов пришёл к поместью Некрасовых, когда всё вокруг окутывала тьма. Хоть и без стука, но дверь открыли.

– Зачем пришёл?

Как и всегда, открыл лично Николай Ясонович. Ни служанка, ни жена, а сам глава рода. Глеб понимал причину: ему здесь не были рады, его опасались.

Суровым голосом он произнёс:

– Николай Ясонович, вас обвиняют в измене. По приказу императора мы арестуем всех, кто находится в этом доме.

Большинство аристократов, услышав подобное, теряли самообладание. Паника и страх брали верх: кто-то начинал дрожать, кто-то – терял рассудок. Вот только Николай не был похож на остальных. Его лицо оставалось невозмутимым, а голос звучал твёрдо: