Вот я и ударила. А точнее, наотмашь, с силой и целенаправленно полоснула по торчащему из ширинки всё ещё возбужденному органу, рассекая на нем сразу три кровавые полосы.

— Аааа! — заорал Марат будто сирена скорой помощи… Обеими руками схватился за член, защищая его, запрыгал в агонии…

Но я успела еще раз полоснуть станком по торчащему из ладоней окровавленному стручку — и, надо же, в самую головку попала! Теперь не скоро девушкам свою гордость предоставит, если вообще!

Однако, торжествовать было некуда — пока он не очухался, надо бежать.

Подскочив к дивану, я дернула, освобождая, узел веревки, которой этот ублюдок привязал Ренату, помогла ей подняться…

— Ходить можешь? — перекрикивая вопли сложившегося пополам Марата, быстро спросила.

— Летать могу, — сквозь зубы процедила подруга, подтягивая штаны. — Тварь! — подковыляла к мужчине и размахнувшись врезала ему в пах ногой — в самое кровавое месиво. Охнув, Марат закатил глаза и вырубился — не выдержал, видать, болевого шока.

— Бежим отсюда! Борис приказал меня выпустить… и тебя тоже. Это этот гаденыш в самоволку ушел.

— Знаю… — опираясь на меня, Рената тихо охала, пока мы дохромали до двери. — Они все самовольничают… Киру в подвал увели трое — смеялись, что под пса какого-то ее положат… А меня этот забрал… Мне еще повезло, Алин, представляешь? Слушай ты прости меня, а? Я так влипла с этими бандюганами… как муха в паутине запуталась…

Не останавливая хода, она вдруг зарыдала, утираясь испачканной грязью кулаком.

— Ничего, ничего… — растерявшись, я сжала ее плечо. — Всё уже кончилось… Всё хорошо…

На самом деле, ничего не кончилось и ничего хорошего в нашей ситуации не было от слова совсем. Вот спасемся, тогда и прощении можно будет поговорить.

Толкаясь и цепляясь друг за друга, мы с Ренатой выбежали из этой проклятой комнаты в коридор, пятляя, дохромали до двери, которую уже кто-то отпер для нас — возможно дистанционно. Выдвигаясь первой, я толкнула дверь плечом, и мы вывалились во двор, по хмурое, уже смеркающееся небо.

Жмурясь, я быстро огляделась, оценивая обстановку.

Все бандиты были на месте — не считая тех, кто увел Киру в подвал, разумеется. Что ж, ее беда — нам на пользу, меньше осталось от кого отбиваться…

Что-то ты раздухарилась, подруга — усмехнувшись, остудила я себя. Ты серьезно собралась прорываться через этот двор с боем, сквозь толпу разгоряченных мужиков со своими боевыми собаками?

Не много ли на себя взяла?

Потупив глаза и стараясь двигаться как можно плавнее, чтобы не спровоцировать чей-нибудь бросок или выстрел, я начала продвигаться к воротам. Рената, повиснув у меня на локте, опасливо стреляла глазами.

— Вон тот меня поимел… — еле слышно всхлипнула, когда проходили мимо бритого качка, насмешливо жующего жвачку. — И тот, в наушниках, с мерзкими усами… И вон тот, на воротах. Собаку он гладит… а мне на лицо кончил, мразь! Боже, как же я отмоюсь-то от всего этого…

Как-нибудь отмоешься! — неожиданно зло подумала я. Не надо было подруг заманивать в бандитские притоны — глядишь, и отмываться не пришлось бы!

Конечно же, злость моя была больше защитной реакцией — если бы я не злилась, то от страха бы давно наложила в штаны. И уж точно отхватила бы микроинфаркт, когда в самый последний момент у одного из охранников оглушительно громко заверещала рация.

«Остановите девок!!» — истерически-визжащий голос Марата заполонил двор, пугая собак. — «Не выпускать шалав! Я приказываю! Скрутить обеих и в подвал! НЕ ВЫПУСКАТЬ!!»

И снова наступила тишина — то ли батарейка в рации села, то ли он сам снова вырубился.

Не думаю, что у меня когда-то был момент страшнее этого. Земля поплыла из-под ног, и меня повело в сторону — вместе с вцепившейся в меня Ренатой.

И это то, что нас и спасло — в отличие от других, которые остались перед воротами, да еще и невольно сгруппировались в ответ на панические и не вполне понятные вопли начальника. Потому что едва-едва мы с Ренатой успели отползти с подъездного пути, как здоровенные ворота содрогнулись под мощным ударом извне… и тут же, со страшным лязгом и скрежетом распахнулись в обе стороны, слетая с петель и раскидывая по двору бандитов — которые даже обернуться не успели, не то, что убежать.

Из победно ворвавшегося во двор здоровенного, черного пикапа выскочил Игнатьев — с таким мертвенно бледным лицом, что мы с Ренатой обе вскрикнули.

Не говоря ни слова, в несколько шагов он подбежал ко мне, вырвал из рук подруги и крепко-накрепко, без единого слова, сжал в объятьях, вжимаясь лицом мне в волосы.

Тут уже я не выдержала — обмякла в его руках, чуть не теряя сознание… Стальной стержень, поддерживающий меня все эти часы, куда-то испарился… И я заплакала, зарыдала в голос, соревнуясь со взвывшими со стороны улицы многоголосыми полицейскими сиренами…

Несмотря на позднее время, остаток того злополучного дня тянулся, словно нагретая резина и, казалось, никогда не закончится. Сначала был штурм бандитского притона, во время которого мы с Андреем и Ренатой сидели в полицейском уазике. Потом Ренату увезли в ближайшую больницу на следственный медосмотр, а за ней следом — пострадавших от пикапа, влетевшего в ворота. Потом — допрос свидетелей, на котором мы с облегчением выяснили, что никто из охранников Бориса не погиб, так что обвинения о непреднамеренном убийстве нам бояться нечего. В любом случае, как пообещал адвокат Андрея, у него, скорее всего, получилось бы приравнять наезд к попытке спасения жертв похищения — чем, собственно, оно и было.

После того, как закончились стандартные для раскрытия преступления процедуры, начались… нестандартные. А именно — оказалось, что у пойманного на человеческом траффике мафиозо в инвалидной коляске — совершенно неуправляемое и обсессивное желание немедленно уехать в Южную Америку. До такой степени неуправляемое, что он даже пытался ползти в сторону аэропорта, выскочив из своей коляски! Пришлось увезти Бориса на принудительное психиатрическое обследование.

Дальше больше — в кабинете у Бориса обнаружилась мать Игнатьева! Разумеется, я успела рассказать ему всё, что произошло, и он немедленно включил мать в список похищенных, ради которых и ворвался на территории притона. Всё-таки, какая бы она ни была — мать есть мать, и я прекрасно понимала, почему для него невозможно просто передать ее в руки полицейских как соучастницу преступления. И не стала с этим бороться — во-первых, учитывая всё, что я ей внушила, она теперь для меня совершенно неопасна. Во-вторых — я еще пользу с нее поимею, выспрашивая всё, что мне нужно про ее сыночка. Врать-то она теперь мне не сможет!

Киру обнаружили, как Рената и говорила, в подвале — в компании троих здоровенных качков, которые даже не слышали ничего из того, что происходило наверху. Их, в буквальном смысле поймали на Кире без штанов. Как Андрею рассказывал потом знакомый следователь, у мужчин был хороший шанс выйти сухими из воды, поскольку доказать изнасилование будет непросто — Кира вела себя с ними совершенно привольно, стонала, подставлялась, сама разводила ноги руками и с таким увлечением делала минет сразу двоим, что хоть на порнхаб запись выставляй!

О да, ее еще и на камеру снимали! Хотели просто так, на память, но видео попало в руки следствия, и теперь у троих мужчин, затащивших Кирочку в подвал, было просто замечательное доказательство полового акта по согласию.

Как бывшая подруга будет с этим бороться, будет совершенно непонятно.

Впрочем, ее судьба меня больше не интересовала — в отличие от Ренаты, она прекрасно осознавала, что делала, когда сдавала меня этим ублюдкам. Ей, оказывается неплохой куш пообещали за то, чтобы заманила меня на эту гребанную дачу… И ей еще повезло, что живой осталась. В отличие, от Славчика, который похоже, расплатился за всех сразу самым кардинальным образом. И искать его будут еще долго — где он закопан, знали только двое, и оба они сейчас лежали в больничке с черепно-мозговой травмой. Неизвестно вообще, вспомнят ли они, где труп.