Приоткрыв рот и прижимая к себе вино и букет лилий, еле дыша, я шагнула вглубь этой прекрасной сказки. И тут же, будто с прохождением под деревьями пройдена была некая граница между мирами, меня окружила целая какофония ночных звуков — стрекотали цикады, квакали в невидимом мне пруду лягушки, лилась откуда-то еле слышная, тихая музыка… Запахов было мало — еще ничего не цвело, но тонкий аромат распускающейся сирени я уловила.

Это было бесподобно. Это напрочь выбивала из колеи. И я не то, что никогда не была в таком прекрасном саду — я даже мимо ничего подобного не проезжала! Вот реально даже не представляла себе, что скрывается за высокими оградами и шлагбаумами элитных поселков. Казалось, здесь даже теплее было, чем везде в округе — как в том волшебном саду, куда добрая ведьма сманила Герду в «Снежной Королеве». Что в принципе логично — столько деревьев и растений всяко создают свой, особый микроклимат…

Всё-таки есть доля правды в претензиях Игнатьева к бюджетникам. Мы, выходцы из «нижних» сословий на самом деле не знаем, как вести себя в таких условиях. Мы просто теряемся и готовы целый час простоять с открытым ртом, впитывая в себя загадочную, чувственную, мерцающую красоту природы, выпестованной руками человека.

Хотя, дело опыта, конечно…

— Готовка откладывается, как я понимаю, — раздался сзади меня саркастический голос. — Не урони! — вовремя наклонившись, он успел словить бутылку, которая от неожиданности выскользнула у меня из рук.

Я повернулась и только по расплывчатому облику Андрея поняла, что я прослезилась — до того расчувствовалась от красоты сада. И вероятно что-то такое отразилось на моем лице, что декан тоже замолчал и резко, сквозь ноздри втянул воздух. Порывисто, будто не по своей воле шагнул ко мне, вытянул свободную руку, чтобы притянуть меня к себе за талию…

— Готовка? — раздался из глубин сада надменный женский голос с легким иностранным акцентом. — Ты наконец-то решил обзавестись постоянной прислугой, Андрэ? Похвально, похвально… Я вовремя приехала — смогу помочь тебе с отбором.

Отскочив от меня как ошпаренный, Игнатьев уставился в сторону голоса. Я тоже обернулась — по той самой тропинке, что сманила меня в сад, выплыла высокая, благородного вида дама с короткой, модной стрижкой на совершенно седых волосах. Дама была в брючном костюме, с тросточкой и в наброшенном на плечи легком пальто, которое просто кричало деньгами.

— Да, ты очень… вовремя… — проглотив ком в горле и прокашлявшись, о тветствовал декан. — Познакомься, пожалуйста — это… кхм… это… Алина. А это… моя матушка, Алина — Селена Антоновна Игнатьева-Стилтон. Виконтесса Сент-Дэвис. Прямиком из Лондона, как я понимаю.

У меня наконец получилось подтянуть челюсть кверху и захлопнуть рот. Как раз вовремя, чтобы успеть пискнуть «очень приятно» после самого длинного представления в моей жизни.

Эффектная дама, которую язык не поворачивался назвать «пожилой» медленно подошла, оценивающе разглядывая меня поверх мерцающих в свете фонаря очков. Я тоже смотрела на неё не отрываясь. Еще бы! Когда еще увидишь вот так просто живую виконтессу?

Нет, я конечно, знала, что декан у нас благородных кровей, но почему-то думала, что всё это осталось в прошлом — как-никак социализм у нас в стране был более, чем семьдесят лет подряд. «Господа все в Париже» и так далее… Как же она осталась «виконтессой»? Да еще и «Сент-Дэвис»?

— Мама родилась в Великобритании, — пояснил Андрей, будто мысли мои прочитал. — Бабушка вышла замуж за отпрыска британского дворянства, а в начале девяностых вся семья вернулась в Россию… Вся, кроме…

— Не много ли деталей для домработницы, дорогой? — Селена Антоновна моргнула, оторвала от меня свой цепкий взгляд и шагнула к сыну с распростертыми объятьями. На удивление, она даже не потрудилась отодвинуть меня в сторону, явно рассчитывая, что я сама уберусь с дороги. Что я и сделала, еле успев отшагнуть назад.

— Поди, поставь цветы в воду и можешь начинать готовить ужин, — милостиво разрешила она, снова обернувшись ко мне. — Что-нибудь легкое — наедаться на ночь не очень полезно. И знаешь, накрой-ка на двоих — я присоединюсь к сыну. Эээ… Алина, я правильно услышала?

Я перевела взгляд на Андрея, ожидая, что он что-нибудь скажет — объяснит ей, что я никакая не кухарка, а его… кто? Девушка? Игрушка? Сексуальная рабыня? Студентка, которую он зачем-то привез посреди ночи к себе домой?

Чёрт, если я сама не знаю, кто я, чего ожидаю от него?

Увы, Андрей выглядел таким же растерянным, как и я.

— Эмм… мам, ты не совсем правильно поняла… — начал было он, автоматически подставляя матери локоть. — Я просто… понимаешь ли…

— Не беспокойся, сынок, я понимаю, что ты устал после долгого рабочего дня, — Селена успокаивающе похлопала его по руке, уводя в сторону дома. — Даже багаж приказала не заносить — у меня забронирован номер в отеле. Никакого официоза — просто по-дружески поболтаем… Надеюсь, твоя домработница знакома с понятием «маленький суаре»? Пусть накроет в семейной комнате — я обожаю твой антикварный столик у окна…

Несколько раз оглянувшись и что-то изображая бровями и мимикой, Игнатьев, влекомый матерью, скрылся за поворотом. Я так и не поняла, что он мне пытался сказать, но настроение испортилось окончательно. Это ж надо так уметь невовремя появиться! Такой момент испортила… такой момент…

Я закрыла глаза и снова воспроизвела в памяти то волшебное мгновенье, когда Андрей чуть ни поцеловал меня. Что, интересно, он увидел на моем лице, что не смог удержать эмоции? Это же явно были эмоции, а не похоть. Я знаю, как он выглядит, когда хочет меня…

В любом случае, теперь момент потерян и когда в следующий раз появится, непонятно. Также, непонятно, как мне его гипнотизировать, когда эта «дама с Амстердама» нарисовалась. Перед обоими мне, что ли часами махать?

И вообще, граждане… что мне теперь делать?!

А что проще всего, то и делай — внезапно поняла я.

Ехать домой — можешь? Нет. Устроить скандал можешь? Могу, но последствия будут самые непредсказуемые, вплоть до сдачи меня в полицию, вместе с подругами.

А значит, что? Значит, плывем по течению. То есть, идем в дом, проходим прямиком на кухню и начинаем готовить ужин. Или этот, как его… «маленький суаре». Надеюсь, знаменитая папина картошечка с грибами, яйцом и жаренным луком для этой цели подойдет.

Вдохнув напоследок сладкого ночного воздуха, я попрощалась с прекрасным ночным садом и пошла по тропинке в сторону темнеющего за деревьями дома. Морально уже готовилась к красотам настоящего викторианского поместья и наставляла себя не ахать и не делать круглые глаза.

Своего рода, это будет тест — доказать самой себе, что я не самозванка среди богов Олимпа, что достойна стать частью мировой элиты несмотря на то, что приехала из «дыры», названия которой даже трудно запомнить… И что я не хуже мажорок, взрощенных в этой среде и чувствующих себя на приемах как рыба в воде…

Доказать себе или… ему?

Я замерла на первой ступеньке крыльца, сраженная этим простым и коварным вопросом.

И вздрогнула от неожиданности, наткнувшись на холодный блеск прищуренных глаз под седой челкой. Маман бы словно ждала меня у приоткрытой парадной двери, прислонившись к широкому косяку и повесив тросточку на локоть.

— Ты промахнулась, Алина… Вход для прислуги вон там, по тропинке налево, — тонкой рукой с сигаретой она показала мне куда-то в сторону. — Я уже открыла изнутри. Продукты Андрэ занес на кухню.

Я застыла, сжимая букет, совершенно не зная, что на это ответить. Она тоже молчала, вопросительно выгнув бровь. Медленно затянулась, выдувая струйку сизого дыма.

— Какие-то вопросы, девочка? — струйка превратилась в колечко, которое рассеялось, обволакивая меня терпким запахом дорогого табака. И на мгновение появилось ощущение, что она пытается выкурить меня из этого дома.

Она знает — внезапно поняла я. Знает, что я — не прислуга. И делает всё, чтобы указать мне на моё место. А точнее — для того, чтобы я сорвалась и устроила здесь скандал, проявив свою «истинную», плебейскую сущность — так, чтобы ее драгоценный «Андрэ» увидел, с кем связался.