Я развернулся и спешно зашагал прочь от этого звука. Старался идти легко, однако мои ботинки предательски отбивали пол. За моей спиной вновь раздался рык, но уже более резкий и недовольный, и я тут же ринулся наутёк, освещая дорогу впереди своим огнём.
Когда я выбежал в центральный коридор, то чудом не налетел на Платона. Старик схватил и остановил меня.
— Павел…
— Никого… Пусто… Одни мёртвые… — слова срывались с моих губ. — Они мертвы… Мертвы…
— Павел, успокойся, — Платон взял меня за плечи. — Посмотри на меня. Здесь опасно оставаться. Мёртвым уже ничем не поможешь, а у нас ещё есть возможность остаться в живых…
— Но я не могу… Я… Я не знаю… Мы не знаем. Может, кто-то… Хоть кто-нибудь…
Из глубин здания раздалось нечеловеческое верещание.
— Нам нужно уходить отсюда, Павел. Сейчас же.
Я слегка попятился назад и вырвался из хватки старика. Сделал два шага вперёд, смотря вдаль, во тьму.
— А как же она?... Как же мои друзья?... Я должен найти хоть кого-нибудь.
— Из живых здесь только упыри, Павел. И ты можешь пополнить ряды защитников университета…
Вновь раздалось верещание, где-то в недрах здания, а затем яростный рык в ответ. Не оборачиваясь назад, я пошёл вперёд. Ноги сами плелись туда, куда смотрели мои глаза. Впереди что-то зарычало, ужасно и агрессивно, а потом тьма рассеялась двумя яркими багровыми вспышками, и коридор налился грохотом автоматной очереди. Рычание перелилось в протяжное верещание, а оно – в жалобный вой. Вновь озарились короткие вспышки, прогремели два выстрела, а потом кто-то закричал, надрывая глотку в истошном вопле. Я замер возле стеклянных продавленных дверей. Вспышки света впереди повторились, вновь загремели выстрелы и все звуки смешались воедино.
— Стой! — раздался за мной голос Платона. — Не нужно тебе идти туда, Павел.
Я обернулся, посмотрел на старика. Тот стоял в двух шагах от меня.
— Твой путь лежит в другую сторону.
Я вновь посмотрел туда, где мгновением раннее разыгралось неведомое моим глазам сражение. Туда, где находилась Сашина аудитория. Я помешкал, забегал глазами по полу. Впереди образовалась тишина, и больше никто не ревел и не выл.
— Я должен найти её. Должен! — сказал я старику и, не слушая его более, ринулся вперёд.
Свернул в корпус, где была аудитория Саши. В двух шагах от выхода из коридора были свалены тела: бугристая туша подмяла под себя студента с широко раскрытыми глазами, устремлёнными в потолок; его раскрытый рот застыл, а рука всё ещё сжимала автомат. Рядом лежали ещё два упыря. Я перешагнул через них и осторожно пошёл вдоль стены, держа автомат навскидку. Дошёл до нужной двери, остановился. Дыхание перехватило.
За запертой дверью раздавался непрерывный младенческий плач. Я медленно положил вспотевшую ладонь на дверную ручку, а потом резко открыл её. В аудитории на полу валялась туша упыря, а под ней – тело девушки. Одна рука её, откинутая в сторону, сжимала окровавленный кухонный нож. Я тяжело переступил ногами и подошёл ближе. Под разбросанными каштановыми волосами растекалась красная лужица.
Мои ноги словно стали бесформенными, и я сполз по стене на пол, свалился возле двух мёртвых тел и уронил свой факел. Бледное лицо девушки вырисовывалось из мрака. Под каштановыми волосами была кровь…
Платон вошёл внутрь спустя несколько минут. Он прошёл вперёд, навис над телами, а потом взглянул на матрас. На нём надрывно рыдал запеленатый младенец. Огонь его факела разогнал мрак окончательно, и я отчётливее увидел лицо девушки: чуть припухшее, с широкими щеками. Тёмные глаза отблёскивали факельный свет. Я внимательнее вгляделся в труп, а потом из меня, словно из паровоза, вышел весь пар. Я звонко выдохнул и упёрся руками в перепачканный бурыми кляксами пол.
Платон подошёл к матрасу, присел и осторожно взял маленький визжащий свёрток. Младенец надрывно плакал, кашляя от попадающих в рот слезинок, а старик чуть покачивал его и утешал. И спустя мгновение плач стих, и в комнате наступила тишина. Словно у малыша резко отключили звук. Было слышно только его всё ещё неровное дыхание и всхлипывания. Старик поднялся, смотря на младенца и не переставая покачивать его. Потом слегка улыбнулся. Затем посмотрел на тело девушки.
— Она защищала своего ребёнка до последнего. Её глаза сейчас смотрят на меня из-под простынки.
Я посмотрел на него, потом поднялся и медленно подошёл. Младенец сверкающими от влаги тёмными глазками, похожими на тёмные пуговки, с любопытством смотрел на Платона, а потом и на меня. Я всё глядел на это маленькое создание, такое крохотное и беззащитное, а потом сглотнул тяжёлый ком.
— Если бы мы не пришли сюда… — прохрипел я.
— Но мы пришли. Ты пришёл. И мы должны забрать его с собой. Ему нельзя здесь оставаться.
Я лишь молча кивнул.
Мы вышли в аудиторию. Я пошёл впереди, а старик, держа на руках младенца, шёл следом. Вышли в центральный коридор, я остановился, прислушался, сжал рукоять автомата.
— Её не было там… — сказал я спустя минуту, посмотрев на младенца. — Я не знаю, где она может быть. Где могут быть остальные…
— Но мы не можем рисковать. Теперь не можем, — Платон приподнял запеленатый свёрток.
— Да… Не можем.
— Нужно уходить отсюда, пока другие не учуяли нас. Неизвестно, сколько их разбрелось по университету.
Я обреченно вздохнул, и мы пошли по центральному коридору. Когда вышли к лестничной площадке, я остановился и посмотрел на ступени, уходящие вниз. Простояв немного возле лестницы, я развернулся и пошёл обратно в коридор.
— Павел… — сказал мне вслед старик.
— Я не знаю… Это трудно объяснить… — я обернулся. — Но мы должны спуститься вниз… Должны посмотреть там… Мне почему-то так кажется.
Платон посмотрел на меня острым взглядом своих серых глаз, потом слабо вздохнул и кивнул.
Продольный коридор, ведущий в хранилище, был также темен и безмолвен. Но сейчас он казался ещё тесней, чем обычно: из-за мёртвых туш мутантов, из-за тел студентов. Здесь, внизу, мёртвых было больше всего. Эта длинная кишка напоминала собой склеп, в котором нашли свой покой как защитники, так и ужасные исчадия, что пришли сюда убивать, но и сами были сражены. В конце коридора, за проходом, где стены расступались, на свет факела выбралось высокое нагромождение из столов и стульев. Барьер до потолка в длину стоял поперёк, преграждая проход дальше. Я остановился у него и осмотрелся: рядом с ним тоже валялись тела упырей и студентов. Ведя факелом влево, увидел у стены одного из них – прислонившегося к ней спиной и опустившего голову на свою смоченную влагой грудь. Я присел рядом с телом и осветил его, потом приподнял уже холодное лицо и посмотрел в открытые остекленевшие глаза. Серебристая цепочка с крестиком на шее слабо поблёскивала в свете огня. Я закрыл студенту глаза и сглотнул горечь во рту. Потом осторожно опустил ему голову обратно и поднялся.
У каждого в жизни есть выбор, и перед своей смертью Максим его сделал…
За нагромождением раздался тяжёлый, надрывный кашель. От неожиданности я чуть не подпрыгнул, хватаясь за автомат. Потом осторожно подошёл к узкой щели между баррикадой и стеной, пригляделся. Кашель раздался совсем рядом, снизу. Я протиснулся за нагромождение.
Прислонившись спиной к столу, на полу сидел Андрей Скворцов, сжимая рукой живот и сплёвывая что-то вязкое себе под ноги.
— Андрей! — я тут же присел рядом с ним.
Охранник тяжело поднял голову и посмотрел на меня.
— Павел?... — прохрипел он, глотая очередную слюну. — Что ты здесь делаешь?...
— Я вернулся. С задания…
Андрей молча смотрел на меня. Я чуть отстранился, освещая его. Влага на его животе всё больше разливалась. Его рукав был изодран и тоже кровоточил. Дыхание срывалось в хрипе и тяжёлом кашле.
— Да уж, выдалась ночка… — сплюнув, сказал охранник. — Этих тварей было не сосчитать… Лезли… напролом, — Андрей кашлянул, сплюнул. — Удерживали натиск, сколько могли…. Потом прилетела какая-то тварь и…. — кашель, плевок. — Не удержали стену. Пробились внутрь. Забаррикадировались на втором этаже, закрыли двери. Сдерживали, сколько могли… — снова кашель, тяжёлый. — Здесь было дольше всего… — он поднял голову и посмотрел на завал за собой.