— Они зовут, ты слышишь?

Я молча кивнул; слезинка пробежала по моей щеке, и в том месте, где остался след, я почувствовал холодок.

— Они требуют свою жертву. — Алекс вновь посмотрел во мрак.

— Как они могут требовать?... Они ведь… страдают… — захныкал связист. — Они не требуют, а молят… А мы… мы жестокие твари. Хладнокровные твари. Идём мимо них и бросаем здесь всех…

С горечью в глазах я посмотрел на связиста и лишь молча кивнул.

Алекс тут же перевёл взгляд на меня.

— Нет. Павел. Это не так. Это не мольба. Это требование. Плата за проход.

Студент приблизился ко мне, взял за плечи и слабо тряхнул.

— Они требуют жертву. Ты меня понимаешь? — он взглянул мне прямо в глаза, и от этого внутри всё постепенно остывало. Горечь, леденяще цепляющая за саму душу, медленно отползала.

Студент отошёл, посмотрел в сторону. Недалеко от нас раздался тихий щелчок замочной скважины, и дверь медленно, с протяжным скрипом приоткрылась.

— Они требуют плату. Требуют жертву. Ведь только так можно пройти… — задумчиво проговорил Алекс. — Им нужно, чтобы кто-то остался здесь.

Он резко посмотрел на меня; глаза его были широко раскрыты и полны безумия.

— Это будет мне наказанием. За то, что я совершил. За свою глупость, что стоила другим их жизней.

Он спешно спустился вниз, подошёл к приоткрытой двери. Ещё не до конца осознавая его слова, но понимая, что он хочет сделать, я шагнул следом.

— Алекс… Стой… — проговорил я.

— Идите. Идите дальше и дойдите до конца. — В последний раз посмотрев на меня, Алекс взглянул на то, что находилось в открывшемся дверном проёме, и сделал шаг вперёд.

Потом дверь резко захлопнулась, будто огромная пасть, клацнув своими клыками напоследок. Квартира проглотила студента и переварила его.

И всё закончилось. Стих этот неумолимый монотонный шёпот, ушла тяжесть в голове, и от горечи внутри не осталось и следа. Я осмотрелся вокруг, услышал грохот выстрелов снизу. Потом подошёл к сидящему на ступенях связисту – Семён Владимирович всё ещё что-то бормотал, а его заплаканное лицо глядело вперёд.

— Семён Владимирович, вставайте, — я взял его под руку и приподнял. — Ну же, давайте. Поднимайтесь. Нам нужно идти дальше.

Выстрелы внизу гремели настойчиво. Потом сделались более размеренными, одиночными и с промежутками между собой. А через некоторое время лениво раздался ещё один – и после наступила тишина.

Я возился со связистом и пытался его поднять. Семён Владимирович обмяк. Он не хотел подниматься, не хотел стоять твёрдо на ногах. В какой-то момент меня вновь пробрало ощущение. То самое. Знакомое. Я кинул взгляд на лестницу, уходящую за перилами вниз. Побоялся выглядывать из-за них. Но я точно знал, что внизу кто-то есть. Кто-то ещё, кроме поисковика. И этот кто-то поднимался за нами следом.

Стиснув зубы, я что было сил дёрнул связиста кверху, перекинул его руку через плечо, ухватился за его спину, а в свободную руку вложил сумку с радиопередатчиком. Мы стали медленно и тяжело подниматься по лестнице. Семён Владимирович лениво переступал ногами, наваливаясь на меня своим весом. Мы смогли преодолеть следующий лестничный пролёт, подняться на этаж выше, но на этом мои силы закончились. Ноги подкосились, и я свалился на ступени. Звонко выдыхая, посмотрел наверх. Лестница уходила ввысь и тонула во тьме. Сколько ещё нам оставалось преодолеть ступеней, я не знал. И дышать было тяжело через респиратор. Потом глянул вниз. Кто-то поднимался за нами, был всё ближе и ближе. Я ощущал это, не только кожей, но и своим нутром. А ещё по площадке разносилось размеренное шлёпанье босых ног по бетону.

Стиснув кулаки, я вновь поднялся и попытался поднять связиста.

— Семён Владимирович, поднимайтесь. Давайте же. Нам нужно идти.

— Зачем?... Зачем нам идти наверх? — заныл он.

— Чтобы поймать сигнал, — я ухватил его за предплечье.

— Зачем?... Какой смысл от всего этого? — связист угрюмо мотал головой. — Эта лестница никогда не закончится. А наверху… Там ведь ничего нет. Пустота одна. Нет никакой надежды… Так зачем пытаться? Зачем упрямо идти?

— Вы ошибаетесь, — я упрямо пытался поднять его на ноги. — Наверху есть надежда. Есть спасение. Есть понимание того, что мы вовсе не одни.

Я с большим усилием потащил его вперёд – постоянно озираясь через плечо и боясь, что из-за угла вот-вот покажется тот, кто шёл за нами по пятам.

— Там нет ничего и никого. Там только пустота и смерть! — упрямо не соглашался связист. — И внизу то же самое. Зачем нам бороться, если в любом случае нас ждёт только смерть? Проще остановиться и остаться здесь!

— Не в этом ли смысл человечества – в упрямой, бессмысленной борьбе?

Я перевёл взгляд вперёд и смотрел теперь только туда, стараясь больше ни оборачиваться, ни поддаваться своему страху и искушению остановиться. Ступени текли; очередной этаж встретил нас холодной пустотой. Мы поднялись и преодолели его. Семён Владимирович не сопротивлялся, но и не помогал мне вести его дальше. И каждый новый шаг для меня становился тяжелее предыдущего.

— Ещё немного. Ещё чуть-чуть осталось. Ну же, Семён Владимирович, потерпите немного... — со вздохами гудел я сквозь респиратор.

— Правда? — связист посмотрел на меня. — Ты не врёшь?...

— Нет, не вру… Мы почти пришли… Ещё немного осталось, и всё закончится… Только помогите мне. У меня заканчиваются силы нести вас на себе…

Связист ухватился за перила и уже зашагал сам. Я почувствовал облегчение, однако рука его всё ещё оставалась на моих плечах.

И когда мы преодолели очередной этаж, когда мне и самому уже стало казаться, что лестница действительно никогда не закончится, что этот путь наверх бессмыслен и только одно ожидает нас в конечном итоге, – за маленькой площадкой впереди показалась дверь. Одна единственная здесь. И лестница заканчивалась перед ней. Перила уходили поперек и вгрызались в стену слева. Тупик.

Мы со связистом остановились и уставши вперились глазами в неё.

— Вот она… Добрались… — прогудел я с глубоким вздохом.

Когда я открыл дверь, внутрь хлынул поток холодного воздуха. Блеклый свет дня разогнал тьму перед глазами. Огонь факела затрещал и грозил вот-вот потухнуть. Мы выбрались наружу и оказались на крыше. Связист тут же переменился. Осматриваясь по сторонам, он спешно пошёл вперёд. Я последовал за ним, оставив дверь позади себя открытой.

У края крыши Семён Владимирович спешно достал из сумки свой радиопередатчик, поставил возле выступа, надел наушники и выпрямил антенну.

— Так… ну… попробуем ещё раз… — Выдохнув, связист перекрестился на удачу, затем переключил тумблер на панели, покрутил усилителями и стал вслушиваться в звуки в наушнике.

Я отошёл от него на шаг, и взгляд мой устремился вперёд. В бесконечную серую бездну, расплывавшуюся за границей крыши. И в этой бездне, прорезаясь сквозь её ватную оболочку, мерцал зелёный свет. Яркие всполохи пульсировали где-то вдали, впереди, разливая мутный огонь на горизонте.

Я молча смотрел на это необычное явление. Оно притягивало к себе, заставляло безмолвно любоваться своей изысканностью, и ничего больше мне не хотелось, кроме как стоять здесь и вечно смотреть на этот небесный зелёный огонь…

— Что-то… что-то есть… Что-то услышал… — вскрикнул связист.

Но голос его был сейчас где-то далеко, приглушённый и словно исходящий не из этого мира. Я заворожённо смотрел на мерцание сполохов, и только они меня сейчас интересовали. Что мог услышать этот непонимающий, не ценящий прекрасного глупый человек? Что может быть важнее и значимее этого небесного сияния?...

— Поймал! Пойма-а-а-л! — заорал Семён Владимирович. Он вскочил, прижимая наушники ближе к ушам и с детской широкой улыбкой на лице смотря на зелёную железную коробку с выключателями. — Есть сигнал! Услышал!... Так… Говорят о чём-то… Что-то… Говорят о выживших… Говорят о каком-то пристанище!…

Он не переставал горланить эти свои слова. Я с ненавистью взглянул на него, и мне хотелось заткнуть ему пасть дулом своего автомата. Чтобы он не смел нарушать эту величественную идиллию. Эту тишину и гармонию. Чтобы не ставил под сомнение значимость и неоспоримую грандиозность этой вселенской силы своими мелкими, низменными вещами.