— Одного из наших засосало в квартиру…

Виктор Петрович приподнял брови.

— А оттуда какой-то непонятный то ли стон, то ли плач… Не знаю… Дверь закрылась и всё прекратилось… Эти голоса, эти зазывания к себе… Мы убежали оттуда…

Алекс поднял глаза, посмотрел на меня. В этих глаза я увидел настоящий ужас, перемешанный с самим безумием.

— А потом мы увидели их… Длинных, серых. У торгового центра.

— Вы сунулись и туда? — проскрежетал старик.

— Мы хотели еды найти… Бродили несколько дней по округе. Возле домов были. На нас оттуда… из окон… смотрели постоянно. Звали… Манили…

— А что было в жилом комплексе? — прервал его Семён Владимирович. — Вы кого увидели-то?

— Не в жилом комплексе, а у торгового центра…

— Да нет же. Ты сказал, в квартиру одного из вашего заманили. Кто заманил?

Алекс посмотрел на него.

— К-как кто? Жильцы…

Семён Владимирович поднял вопросительный взгляд на Виктора Петровича. Тот покачал головой и сказал:

— В квартирах какая-то чертовщина. Мы туда не совались. Пару раз заходили и поняли, что не следует. Дома обходили стороной. Поэтому и пусто сейчас здесь. Уж не знаю, кто это там сейчас живёт, но это точно не твои бывшие соседи, Семён.

Виктор Петрович посмотрел на Алекса.

— Дальше. Ты говорил про то, что увидел тварей у торгового.

— Д-да… — запнулся тот. — Нас четверо осталось. Хотели пробраться в торговый… Но… опасались… Степан был против всегда, говорил, смертельно опасно… Но выбора уже не было… Там было свечение… яркое такое, завораживающее… И эти бродили везде… Высокие, гладкие, серые… Они нас не замечали… Мы прятались за машинами и не подходили близко, но хотелось очень… А потом решили уйти. Вася, правда, с ума сошёл. Сел на дорогу и стал плакать… Мы пытались его поднять и тащить за собой. Тот брыкался, кусался. Говорил, что не может уйти. Не может оставить их… Он так и остался сидеть, как истукан, а мы ушли. Пришли сюда, хотели переждать, обдумать, куда дальше. Кругом твари эти были… Славу утащили… Мы тут прятались, а потом… У Степана сдали нервы…

Он замолчал, и на некоторое время воцарилась тишина.

Выслушав его до конца, Виктор Петрович тяжело вздохнул. Он не спеша снял с плеча автомат.

— Подержи, — старик передал оружие Илье.

Потом ещё раз посмотрел на Алекса. Смотрел долго, тяжело. Сквозь стекло своего противогаза.

И вдруг отвёл локоть назад и врезал тому в лицо. Алекс вскрикнул, свалился на пол. Не успел закрыться от очередного удара. Виктор Петрович, переступив через валявшееся тело, нанёс ещё два хлёстких удара кулаком по лицу и животу парня. Алекс заскулил, вскрикивая от каждого нового удара. Старик чуть отошёл, пнул парня носком берца по животу. Студент скрючился, схватился руками за ушибленное место. Виктор Петрович нанёс ещё один удар, и ещё, и ещё, вбивая живот внутрь бедолаги.

Все стояли и молча смотрели на это избиение. Семён Владимирович потом слегка отвернулся, убрал взгляд. Иван смотрел, будто бы не видя, что происходит перед глазами. А Илья склонил голову и наблюдал за каждым извивающимся движением стонущего тела на полу, спокойно придерживая охапку оружия на руках.

Алекс сдавленно закашлял, а Виктор Петрович всё бил и бил его, уже лишённого способности прикрываться руками.

В какой-то момент я не выдержал.

— Хватит! Прекратите!

Старик выпрямился, звонко выдыхая и, не сводя глаз с трепыхающегося на полу парня, сказал:

— Да. Пора кончать.

Он достал пистолет из кобуры, щёлкнул предохранителем, передёрнул затвор и прицелился Алексу в голову.

У меня замерло сердце в груди. Вытаращив глаза, я не знал, что и делать.

— Нечего с собой волочить эту мразь. Проще пристрелить.

Алекс ничего не ответил, лишь звонко кашлял, давясь своей кровью, которую не мог выплюнуть – респиратор не позволял.

— Нет, нет. Не выплёвывай. Глотай. — Виктор Петрович нагнулся, схватил парня за шкирку. — Глотай, сучёныш. Чувствуй вкус крови.

Респиратор на лице Алекса скосился и чуть было не раскрыл его окровавленный рот.

— Поделом такой твари, как ты. — Виктор Петрович вперил дуло пистолета ему в висок. — Возомнил из себя крутого альфа-самца? Считал себя умнее всяких там «старых хрычей»? Пошёл он на хер, да? А что теперь? В штаны мочишься? Ты сколько жизней угробил, паскуда… — Виктор Петрович вытаращил глаза, чуть ли не вдавливая дуло в череп парня.

Алекс заплакал, смачно всхлипывая своим влажным носом.

— Виктор Петрович, прекратите… Не надо…. — сказал я.

— Что «не надо»? — непонимающе взглянул он на меня. — Правосудие свершать не надо? Достойно наказать за массовое убийство – не надо? Что подверг смертельной опасности не только тех шестерых дураков, но и весь наш университет?!

Алекс задрожал, валяясь кубарем на полу. Виктор Петрович посмотрел на него.

— Среди этих дураков был и твой друг, так ведь, Павел? — он сделал акцент на последнем слове. — Что, будешь защищать этого выродка, убившего твоего друга?

— Его судьбу решат все, а не только вы тут один, — сказал я. — Вы не имеете право лишать его жизни.

— Не имею права?... — Виктор Петрович как-то странно хихикнул, кинул на меня полный жестокости и насмешки взгляд. — Да по законам военного времени таких вот предателей сразу к стенке и пулю в лоб! Без всяких там разговоров и гуманностей! Тем более мы сейчас не на народном вече, знаешь ли. А у меня в руках оружие. А у него на руках – кровь. Тех шестерых. И тех, кто ещё может погибнуть, потому что оружия не хватит для защиты. Ну так скажи мне, почему это я не имею права?!

Он пристально смотрел на меня. Все сейчас молчали и смотрели на меня. Я немного опешил. Глаза мои пробежались по вздрагивающему Алексу, который одним глазом тоже глядел на меня, с надеждой глядел. Второй глаз уже не открывался.

— Потому что в таком случае действительно не имеет смысла всё то, что Вы делаете, — холодно ответил я.

Лицо старика под маской разгладилось, глаза расширились.

— Убивать одних, чтобы сохранить жизни других – это не защита.

Виктор Петрович, выравнивая дыхание, перевёл взгляд на Алекса. Некоторое время старик стоял согнувшись и прислонив дуло к его виску, но потом лишь ткнул им. Алекс звонко всхлипнул и свалился набок. Командир выпрямился, пожевал желваками, после чего сунул пистолет в кобуру.

— Эта ваша гуманность и демократия… Не для нынешнего мира это… Одно я тебе скажу, — он подошёл ко мне, смотря прямо в глаза. — Из-за таких вот, как он, гибнут многие хорошие люди. А из-за таких, как ты, таким, как он, в итоге многое спускается с рук. Подобный человек может стать причиной и твоей смерти.

Старик взял свой автомат и перебросил его через шею.

— Хочешь сюсюкаться с ним – на, пожалуйста, — Виктор Петрович хотел сплюнуть, но не смог. — Как я говорил, он будет на тебе. Ты за него и отвечай.

— Слышали? — сказал Иван, вглядываясь в проём в стеклянной двери.

Мы все замолчали и прислушались. Снаружи донёсся вой. Сначала одиночный и продолговатый. Потом к нему подключился ещё один, и ещё, и ещё, и вскоре в тумане родился целый хор. Страшный, дикий, надрывный хор многочисленных гортанных глоток.

А потом за выходом в тумане резво промелькнуло что-то тёмное. За ним ещё, и ещё, и ещё. Послышался многочисленный скрежет тяжёлых когтистых лап, бьющих по асфальту, срываемый в рывке рык, дикое клацанье пастей.

— За кассы. Быстро! — рявкнул сквозь противогаз Виктор Петрович.

Поисковики и связист перемахнули через ограду и спрятались за кассами. Я уже хотел было перебросить ногу, но обернулся. Алекс еле отползал назад по полу, вперившись уцелевшим глазом на выход. Парень не мог подняться сам, и напоминал сейчас беспомощную рыбу, выброшенную на берег и извивавшуюся. Я кинулся к нему и помог подняться. Тот тяжело передвигал конечностями, кое-как перевалил через ограду и еле добрёл до укрытия.

Мы притаились. Снаружи, перед разбитым входом, проносилась огромная волна, похожая на бурлящую и стремительно текущую тёмную реку. Их не было видно отчётливо, лишь слабые, размытые очертания бесконечного потока туш, которые слились во что-то органичное и монолитное.