Саша стояла на пороге; волосы немного спутаны. Наверное, от бесчисленных переворотов на подушке и попыток уснуть. Мы молча смотрели друг на друга, не нуждаясь сейчас в каких-либо словах. А потом она приглашающе отступила назад, не отводя своих горящих глаз. Я вошёл к ней, смотря уже не в её глаза, а на губы – чуть прикушенные, зазывающие к себе. И через мгновение дверь за мной закрылась.

Проснувшись посреди ночи, я огляделся: аудитория была не той, в которой я заснул; всё было совершенно другим. И только потом я осознал, что нахожусь у себя. Один.

Я приподнялся на локтях, всё ещё отходя от пробуждения. Глаза слиплись и не желали разлипаться, как бы я не старался. Встряхнул головой, потом перекинул ноги и сел на свой матрас.

Комнатный мрак и густая тишина.

Я потёр лицо руками, зевнул. Сколько проспал? И почему я сейчас здесь, а не в Сашиной аудитории?

За запертой дверью послышался тихий стон, заунывный и протяжный, а потом чей-то коготь начал скрести по древесной поверхности. И осторожно так – вверх-вниз. Я мигом пришёл в себя, вскочил и замер. И ощущение, будто бы все это уже происходило со мной, пробрало глубоко, как и дрожь.

Скрёб продолжался; чей-то гортанный голос приглушённо выл по ту сторону. Нечеловеческий, а какой-то животный. Я тихонечко подошёл к тумбочке и достал ручной фонарь, покрутил колёсико и за стекляшкой загорелся яркий холодный свет. Он озарил стены моей комнаты и разогнал мрак.

Осторожно ступая босыми ногами, я подошёл к двери и прислушался. Скрёб стих, и по ту сторону послышались удаляющиеся шлёпающие шаги. Тоже босых ног.

Немного подождал, потом открыл дверь и выглянул наружу. Тьма залила коридор. Звёздный свет лампы выудил из мрака контуры стены, на которой поблёскивали широкие полосы багровых разводов. Такие были и на полу, уходящие в темноту впереди.

Я развернулся и пошёл в противоположную им сторону. Вышел в центральный корпус и остановился. Пол здесь застилал мерно плывущий серый туман. Не просто серый, а словно призрачный. Я выставил руку с лампой вперёд, осветил сплющенный квадрат коридора, вглядываясь во тьму. Чувство дежавю преследовало меня. Я знал: сделай я шаг вперёд, и на другом конце коридора громыхнёт автоматная очередь. И она загремела; стены впереди озарились резкими багровыми вспышками. А вслед за ними раздался протяжный гортанный вопль, и чей-то надрывный голос громко молил о помощи.

Я остановился возле стеклянных раскрытых дверей, побитых и свисающих с петель. Мне казалось, что вперёд идти не следует, и голос, внезапно взявшийся из ниоткуда, прошелестел:

«Стой».

Я замер, словно статуя. Туман обволакивал мои ноги по щиколотку.

«Тебе не нужно идти туда. Твой путь лежит в другую сторону».

Я осторожно повернулся на месте, держа лампу с холодным светом в вытянутой руке. Там, откуда я пришёл, кто-то стоял. Чьё-то чёрное очертание выделялось среди плотной тьмы. И от этого силуэта лился холод, грызущий и пронизывающий. А потом долетел приглушённый треск динамиков, уже знакомый мне.

Я стоял на месте, а внутри било в набат сердце; его удары резонировали в ушах. Сглотнув, я сделал один шаг, другой, сам направляясь к этому тёмному силуэту. Каждый шаг освещал какую-то его часть, и когда я приблизился к нему на расстоянии вытянутой руки, свет озарил его лицо.

Бледное, осунувшееся, с запавшими стеклянными глазами и пятнами под скулами.

Лицо покойника.

Лицо Виталика.

Он стоял на месте, пронизывая меня своими синими глазами. От них шёл холод, настоящий мороз, что проникал под одежду, под кожу, цеплялся за само сердце и остро колол.

Потом Виталик чуть склонил голову набок.

«Пора тебе узнать истину».

Губы покойника не шевелились, но голос его лился в мою голову.

Он развернулся и пошёл, будто плывя облаком в невесомости, в сторону лестничной площадки. Я двинулся. За моей спиной снова раздался надрывный крик, молящий о помощи. Ещё раз громыхнул огонь, коридор заполнил вой какого-то чудовища. Но я не остановился, лишь на миг замер, кинул вдаль свой взор, а потом посмотрел на Виталика. Тот уже спускался по ступеням вниз.

Мы прошли по длинному и, казалось, бесконечному узкому коридору. Тёмному, словно огромная каменная кишка исполинского тела. Вышли в помещение с большими серыми трубами на стене, двинулись дальше, мимо двери в хранилище. Я молча шёл за Виталиком, словно был на поводке, и не мог даже остановится. Мы окунулись во мрак, и света моей лампы оказалось недостаточно. Тьма плотно осела вокруг, приняла физическую форму, но это не останавливало меня.

Вскоре мы подошли к какой-то странной тёмной двери. Вроде такой же, чугунной, как и те две, но что-то в ней было особенное…

Виталик остановился возле неё, повернулся ко мне и замер. Я посмотрел на него, потом на дверь.

«Ищущий всегда сможет найти дорогу сквозь тьму».

Виталик пристально смотрел на меня. Я сделал шаг вперёд, взгляд не отрывался от чёрного прямоугольника.

«Открой путь и приди к спасению».

Позади раздался вой. Я резко обернулся и посветил вперёд. Множество гортанных голосов сейчас взвыли в едином порыве, и с каждым мгновением они слышались всё ближе. А вместе с ними – тяжёлый топот множества лап, яростно продавливающих бетонный пол. Твари с рыком и непостижимой силой в своём изуродованном естестве всё приближались.

Я снова посмотрел на дверь, а потом на Виталика. Он безмолвно стоял, смиренно ожидая моих действий. Я неуверенно подошёл к двери, положил руку на холодный метал ручки. Ещё раз взглянул на своего друга.

— Значит, я тебя больше не увижу? — спросил я чуть сдавленным голосом.

Вой стал ещё ближе. За раскрытой дверью, в том длинном и бесконечном коридоре, слышалось яростное рычание и многочисленный топот.

Виталик мотнул головой.

«Ты должен идти дальше, и не цепляться воспоминаниями за тех, кому с тобой уже не по пути».

Я сглотнул большой горький ком в горле. Перевёл взгляд на дверь и спустя мгновение потянул ручку на себя. Чёрная чугунная махина подалась, открывая проход в бездну, уходящую куда-то глубоко вниз, в недра земли. И оттуда донёсся порыв сильного сквозняка, а ещё через мгновение из раскрытой чёрной пасти прохода медленно вышла тень, отделившись от мрака.

И я с ужасом взглянул на это пустое, тёмное лицо, склонившееся надо мной и пронизывающее саму душу своим невидимым взглядом…

Вестибюль был погружён в сумрак. Раннее утро, ещё только пробуждающееся, неохотно вливалось сквозь заделанные длинные окна. Слабо трещал костёр недалеко от лестницы. Помещение наполнилось приглушённым гулом голосов.

Студенты обступили лестницу, столбы, заполнив почти весь простор помещения. Сейчас здесь было уже не меньше сотни, и всё подходили новые, спускались по лестнице, останавливались на ступенях, где было свободно. Их лица были тусклыми, как это утро. Многочисленные взгляды – померкнувшими, как увядающие звёзды перед своей «смертью». От вчерашнего ликования и вселенской энергии не осталось и пыли – всё сдул холодный воздух этого утра.

У турникетов сгрудились дозорные. Они держали в руках то, что подходило для оружия. Сами молчали, смотрели на нас, как во время последних проводов, когда поезд, отправляющий солдат на фронт, вот-вот огласит перрон своим гудком и тронется в путь.

И в центре этого леса из многочисленных тел находились мы. Четверо: Семён Владимирович, в коричневой кожаной куртке, чёрных штанах и чёрной шапке, с небольшим рюкзаком за спиной, уже держащий факел на изготовке; двое поисковиков, одним из которых был Илья в своём привычном чёрном плаще; имени второго я не знал, но тот тоже весь в чёрном, был крепче телосложением и обритым. Оба держали в руках «калашниковы». И среди них я – сгорбившийся под тяжестью унылого утра в своей осенней, серой стёганной куртке, с укороченным «братом» тех двух стальных огнедышащих махин за плечом.

Мы стояли уже при своей экипировке. Ещё до рассвета был организован сбор группы в деканате. Там нам Виктор Петрович подробно разъяснил наш маршрут и то, что делает каждый из нас. В мою задачу входило сопровождение Семёна Владимировича. Я не должен был отступать от него ни на шаг и обязался беспрекословно слушать команды старших. Старшими были абсолютно все из оставшейся тройки. Но наиболее старшим был Виктор Петрович.