— Это может быть не обращение, — перебил его Виктор Петрович, — а поставленная на повтор запись, сделанная давно.

— Не похоже это на обычную запись, — сказал самый крайний из профессуры, сидящий по другую от меня сторону. — Обращение ведь не повторялось. Голос возник внезапно, а потом исчез в помехах. Да и телестанций поблизости нет, нет радиовышек в окрестности, откуда могло бы идти вещание. Мы находимся от подобных далеко. Даже если бы хоть одна уцелела и оставалась в работоспособности, мы бы не услышали, так как у нас нет мощного радиоприёмника, только рации. Они не способны покрыть большое расстояние.

— Сигнал мог быть ретранслирован со спутника, — сказал Виктор Петрович. — Один из таких мог переместиться на орбите, поэтому мы и услышали вещание. И рации у нас не дешёвка, а армейские. Ловят такие хорошо.

— Но их мощности всё равно недостаточно, чтобы поймать такой сигнал — не отступал тот. — Кроме того, прошло четыре года. Неизвестно, как там сейчас, в космосе. Спутники не смогут долго находиться на орбите без технического обслуживания. Если они ещё вообще уцелели во время метеоритного дождя, что мало вероятно. Их обслуживать было бы просто некому.

— Ещё раз повторяю, Семён Владимирович: сигнал может быть ретранслирован. Возможно, не спутником. Возможно, кто-то остался на МКС, отрезанный от Земли. Космические станции могут находиться в рабочем состоянии длительное время. Но нам от этого ни холодно, ни жарко, — безапелляционно заключил старый охранник.

— Но это ведь любом случае значит, что кто-то смог выжить! — донесся голос из гущи студентов. — А раз так…

— Для нас это ровным счётом ничего не меняет, — Виктор Петрович резко развернулся к рядам и прошёл вперёд. — Да, мы услышали голос, который не слышали уже четыре года. И голос этот может быть чей угодно. Например, обычной записью на повторе со станции. Гарантий никаких нет. Строить гипотезы без точных данных категорически не стоит.

На некоторое время воцарилось молчание. Я стоял в стороне, но мне казалось, что часть взглядов с выступающих кверху рядов была адресована и мне. Немалая часть. И эти взгляды требовали моего участия в этом жарком споре. Раз я уже высказался раннее, а моё выступление стало частью этого собрания, то отмолчаться сейчас не получиться. Доля ответственности была возложена и на меня тоже – после моих слов и в особенности после некоторых поступков. Взгляды требовали моего участия. И не просто участия, а как приверженца конкретной стороны в споре.

— Какие вам ещё нужны гарантии, чтобы наконец понять – мы в полной жопе! — не выдержав, выкрикнул один из студентов с самого верха. — У нас мало патронов, кончается еда, а твари не перестают нападать. Это вам разве не гарантия того, что мы здесь скоро все подохнем?!

— Вот именно! — участливо и возбуждённо поддержали его из толпы.

— И что вы хотите до нас сейчас донести? — не успокаивался тот. — Нужно забить на это? Нужно продолжать жить так, как мы жили всё это время? Больше так жить не получится. По-вашему, мы должны смиренно дожидаться нашего конца? Ведь вы именно это нам и сказали: у нас осталось мало времени. Надежды нет, вы её нам не дали. А теперь вы предлагаете проигнорировать эфир! Говорите, что для нас это не имеет никакого значения. И тем самым вы лишаете нас надежды!

Гул недовольных голосов постепенно усиливался. Посыпалась с дальних углов чья-то брань, волнение вновь начало захлёстывать массу. Количество студентов, одобряющих эти слова, росло. Я перевёл взгляд на охранника и только сейчас заметил, что тот не сунул пистолет обратно в кобуру.

— У нас надежда только одна – это наше оружие! — гаркнул в ответ старик. — То, что расплодилось снаружи, стремится уничтожить нас здесь всех, сожрать и переварить. И только испражнения от нас и останутся, если мы вдруг дадим слабину. Вера в мнительные перспективы, которые дал вам этот голос извне – прямая дорога в упырью пасть. Никто и ничто не сможет спасти нас, кроме нас самих же. Никакие «голоса»! Только самоорганизация!

— А что потом?! — крикнули сверху. — Что после этой Вашей самоорганизации?! Твари закончатся?! Чудо свершится?! Быстрее мы здесь все переведёмся, выродимся, как вид, и от нас тогда действительно останется одно дерьмо. Но до этого не дойдёт, нет! Мы тут сгинем ещё раньше, когда те твари вконец озвереют и посчитают, что пора бы уже нас кончить здесь всех наконец!

Я чувствовал, как наэлектризовывается воздух. Они злобно закричали друг на друга, почти с ненавистью, как мне показалось. Большая масса сверху, поддавшаяся отчаянию, и один охранник снизу, в руках которого лежал пистолет. Виктор Петрович еле сдерживался от порывов, но всё же огрызался на те или иные слова; его доводы не долетали до тех, кто был на самом верху. Кто был наиболее яростен и категоричен в своих убеждениях. И я в этот момент побоялся, что лавина хлынет вниз, что Виктору Петровичу придётся применить силу, чтобы всех успокоить. Пойдёт ли в ход оружие? Вызовет ли он помощь, сорвав немалую часть дозорных и поисковиков со стены, тем самым оголив нашу оборону снаружи, чтобы утихомирить разгоревшийся бунт внутри?

А потом у меня перед глазами встал образ тех существ: таинственных и словно внеземных, обладающих необычными способностями. Сможет ли обычное оружие выстоять против них? Хватит ли одной силы воли против этих созданий? Все в этой аудитории были подвергнуты панике. Все, кроме Виктора Петровича. Его терзала лишь злоба из-за того, что никто не понимает всей полноты настоящей, физической угрозы. И они не поймут, потому что не видели тех гуманоидных тварей, не видели того, что они могут, и что отныне расплодилось за серой мглой. Какие порождения теперь у нового мира. Но я всё видел, и теперь понимаю, зачем нужна была эта завеса тайн: чтобы предотвратить всеобщую панику, ибо она способна разобщить нас, разделить, стравить в страхе друг с другом, и тогда наша крепость рухнет, и раскроются врата перед ужасными исчадиями, и всем нам придёт конец.

К своему ужасу я обнаружил, что почти вся верхушка рядов сейчас взъерошилась и ощерилась: студенты уже стояли, горячо махали руками со сжатыми кулаками. И их становилось всё больше. Лишь единицы из огромного числа сидели на месте и молча, безучастно следили за этой вакханалией. Среди них были Антон, Максим, музыкант Владислав, Саша… Мы с ней встретились взглядами, и я увидел на её лице безнадёжность и апатию. Девушка с горечью покачала головой.

И тут я вновь почувствовал что-то странное. Острый укол ощущения. Это чувство не объяснить словами, но оно будто заговорило внутри меня. Как тогда – в хранилище и на стене, перед выходом наружу. И говорило оно о неумолимой опасности, и о тех странных гуманоидных существах. А если всё, что происходит сейчас, является результатом их очередного воздействия на наше сознание? Что если голос по рации сулит нам не спасение, а наоборот – погибель?

Я резко вышел вперёд, подойдя к Виктору Петровичу и встав рядом с ним. Я поймал момент, когда гул чуть стих на короткое мгновение, а потом прокричал:

— Мы должны проигнорировать этот эфир! Потому что это мог быть не человек!

Некоторые замолчали. Не ожидали, что рядом с их оппонентом снизу окажется кто-то, кто выступит против них. И этот кто-то оказался тоже, как и они, студентом.

— Я уже говорил вам о странном существе в библиотеке. Он способен управлять сознанием тварей. Неизвестно, сколько их вообще и на что они способны ещё. Все кошмары, что мучили нас в последнее время… Это может исходить от них. Они разумны, в отличие от других тварей, и вполне возможно, что они готовят нам западню.

Гул всё ещё стоял, но уже стал слабее. Отчаянные голоса постепенно замолкали. Я поймал Сашин взгляд; девушка была взволнована: она вцепилась в край стола и глядела вниз, на нас с Виктором Петровичем. Старик стоял рядом, я не видел его, но чувствовал его железный взгляд на своём затылке.

— Кому-то снились страшные сны, и они не могли из-за них спать. Кто-то видел живые тени по ночам. Другие чувствовали чьё-то постоянное присутствие в этих стенах. А кто-то умер… — я прервался, вспомнив Сашину соседку: её остекленевший взгляд, в котором застыл настоящий ужас. — Неужели вы не понимаете, что нельзя разобщаться? После всего, что произошло? Неужели мы позволим тем тварям залезть в наши головы и посеять там ужас? Позволим им нас обмануть? Ведь именно это их оружие – воздействие и контроль. И против него мы не сможем выстоять одной лишь силой. Мы должны сохранять самообладание. Должны сохранять единство. И наша с вами надежда на выживание – это взаимная поддержка и понимание. Хотели её? Вот она. Единственная, что у нас есть.