— Мы вам здесь не армия. И не надо с нами, как с отребьем, — ответил охраннику студент. Он сидел уверенно, буквально развалившись и раскинув руки по сторонам. — Вы меру знайте, а то переходите все границы. Берёте слишком многое на себя.

— А ты, я вижу, глас народа? Народный защитник? Борец за права и свободы? — Виктор Петрович подошёл к столу, вперил руки в бока и не сводил взгляда с верха. — Ну так выйди сюда, ко мне. Давай покумекаем насчёт допустимой меры, насчёт возможных границ поразмыслим. У кого какие права и обязанности есть.

— А мне и здесь хорошо, — надменно ответил парень. — Я не обязан выполнять каждое ваше требование. А вы не имеете право запрещать свободно перемещаться по университету. У вас есть обязанности – вот и выполняйте их, а в чужой монастырь со своим уставом не лезьте. Тоже с армией связано, слышали такое?

Виктор Петрович молчал. Я не видел его лица отчётливо, но даже отсюда ощущал энергию, которую излучал этот старый охранник. Он был похож на зверя, который был готов разорвать этого наглеца в клочья, скажи он хоть ещё одно слово. Его бы не спасло ни расстояние, что было между ними, ни слово ректора, которая в этот момент сидела, откинувшись на спинку и потирала свой лоб, словно её голова вот-вот расколется на множество мелких осколков.

Но Виктор Петрович стерпел. Он прошёлся вдоль нижнего ряда, держа руки на боках, и проговорил:

— Скажу вам так, — голоса, вспыхнувшие во время этой короткой, но напряжённой словесной дуэли, снова стихли, — последняя атака мутантов была необычной. Это то, с чем мы не сталкивались раньше. Она была организованней и многочисленней. Немало тварей прорвалось внутрь, и сейчас некоторые из ваших друзей не смогли прийти на собрание, потому что перебинтованные валяются в лазарете. У кого нога распорота, у кого огромный след от клыков на боку. Некоторым из них придётся очень долго восстанавливаться. Всё это говорит о том, что твари стали свирепей, агрессивней, и когда они к нам снова явятся – неизвестно. Я оставил некоторых дозорных на стене и в вестибюле, они сейчас несут дежурство. Нападение может случиться прямо сейчас. Каждое оружие, лежащее в нашем хранилище, это гарантия того, что мы сможем прожить на этом свете ещё какое-то время. И чем меньше этого оружия, тем меньше у нас в запасе остаётся дней. Надеюсь, такое сравнение будет для всех вас наиболее понятным.

Он остановился по центру, посмотрел на профессоров, потом перевёл взгляд на студентов.

— В условиях повышенной опасности, и большой ответственности за ваши жизни – за все ваши жизни – я буду вынужден идти на определённые меры. Мне наплевать, нравится кому-то это или нет. Это будет сделано, чтобы решить данную проблему как можно быстрее, а иначе потом делать это будет уже поздно. Когда твари будут разбредаться по этажам, вынюхивая всех и каждого, когда их будет просто нечем останавливать, – каждый из вас вспомнит про оружие, которое было украдено. Но будет уже поздно. — Виктор Петрович присел на край стола и скрестил руки на груди. — Я даю вору ровно сутки, чтобы вернуть украденное. В противном случае комендантский час будет введён и нарушители будут наказываться по всей строгости. Исключений ни для кого не будет. Ещё какие-то возражения имеются? — Охранник подождал, водя глазами по поднимающимся рядам. Никто отсюда не сказал ни слова. Тогда Виктор Петрович развернулся и обратился к профессорам: — Думаю, держать здесь всех больше не имеет смысла. Считаю, что собрание можно окончить. Всех распустить, а дозорных отправить дальше нести караул.

Профессура пошепталась между собой. Старый охранник взял со стола рацию. На мгновение он кинул взор наверх – туда, где сидел тот осмелевший парень, присмотрелся, а потом молча засунул рацию в нагрудный карман.

— Совет профессоров считает, что собрание можно считать завершённым. Всем студентам: просьба разойтись по своим аудиториям, — огласила ректор.

В коворкинге было много народу, и заполнен он был различными голосами. Мало кто исполнил просьбу ректора, большинство студентов после собрания устроили ещё одно – негласное и, как можно выразиться терминологически, несанкционированное.

Я сидел перед костром, смотрел на огонь, а вокруг стояло невероятное оживление. Ещё одна перемена, которая мне отчётливо бросилась в глаза. После услышанного на собрании не все смогли заснуть. То ли каждого обуял страх из-за ощущения беззащитности, то ли дело было совершенно в ином. Но я чувствовал одно – случившееся дало ростки, и корни чего-то неотвратимого запустились в камни этих стен.

Недалеко от костра, возле запечатанного железными листами окна, столпились студенты. Но столпились не обычно, а будто бы разделившись на две группы. Её члены вели оживлённый разговор, который со временем перелился в настоящий спор. Хоть я и не принимал во всё этом участия, но его слова долетали до моих ушей.

— Послушайте, — сказал студент, одетый в чёрную кожанку. Он шагнул в центр импровизированного круга, развёл уверенно руками, тем самым обращая на себя всеобщее внимание. — я так скажу: пошёл к херам этот старый хрыч. Серьёзно, что этот дед возомнил о себе? Видимо, совковая армия отдавила ему все мозги. Я вообще считаю, что бо́льшую часть решений должны принимать сами студенты. Что им нужно, что они хотят. Нужно, как это очкарики выражаются, правильно полномочия делегировать, чтобы наездов не было и притеснений ненужных. Каждый за свой огород отвечает и не лезет в чужой.

— Но он прав, по факту, — возразила ему девушка. Я пригляделся, это была Саша. Она стояла на месте, рядом с теми, кто находился по другую сторону. — Да, он не выбирал выражения. Да, его методы крайне жёстки, но сейчас речь идёт о нашем же выживании. Кто, как не такие, как он, сможет организовать всё, как нужно?

— Это в тебе стереотипное мышление говорит, — усмехнулся студент в кожанке. — Раньше тоже всё на силу списывали, что только с ней можно будет выстоять в тяжёлые времена. Бла-бла-бла, сплошная пропаганда. Что только один человек способен привести нас к светлому будущему. Всегда и везде так у них, и диктаторов. Навяжут, запугают, а потом силками будут удерживать в своей власти. Факты подменять, делать так, чтобы критическое мышление напрочь уничтожить. Чтобы эту подмену никто не заметил и все всё схавали, как миленькие.

— Слушай, но так у тебя, Алекс, папа ведь депутатом был раньше. Ну, в думе нашей областной, — сказал один из студентов. — Что же ты так? Против него тоже говоришь, получается.

— А мой папа хоть и работал в системе, но не работал на систему, — уверенно ответил Алекс. — Он всё хорошо понимал. Понимал, что есть те, кто подчиняется и горбатится, и есть те, кто их в узде держит. И знал, какие механизмы для этого используются.

— Тогда было и время другое, и ситуация, — сказала Саша. — Не так, как сейчас.

— Что тогда, что сейчас, да и вообще в любое время подобная практика может не хило так проводиться. Если дать одному власть над всеми, так он не угомонится, пока все соки не выжмет, — сказал Алекс.

— Его действия носят под собой основу, они оправданы. Всё, что он хочет – это вернуть украденное оружие, — сказала Саша. — Ты хочешь его намерения под сомнения поставить?

— Конечно, — блеснув ей своей вальяжной улыбочкой, ответил Алекс.

— И считаешь, что он в целом не прав насчёт всего этого? — продолжала давить вопросами девушка.

— Насчёт чего? Конкретней!

— Насчет всей опасности!

— Сколько мы здесь уже все кантуемся, а те мутанты, как он их называет, всё прут и прут. Каждый раз происходит одно и то же. Они лезут – мы наваляли, и так всегда. И в этот раз отбились. Да, некоторых зацепили, но и в очередной раз выстояли, никого же не схарчили. И несмотря на некоторые бредовые решения руководства мы как-то держимся. Парадокс, ёпта, но неоспоримый факт! Поэтому, я думаю, что дед просто нагнетает обстановку. Запугивает нас всех, чтобы покрепче гайку закрутить, — ответил Алекс.

— Да? А сам-то ты стоял на стене? Отстреливался от мутантов хоть раз? Говоришь, будто это лёгкое дело! — взбеленилась Саша.