— Что среди своих? Раненые, потери? — спросил Виктор Петрович, проходя по балкону.
— Четверо раненных, не слабо так. Нужно будет в лазарет отнести. Потерь нет, — ответили с того конца.
— Понятно. Оттащите раненных и попробуйте закрыть двери. Мы прикроем.
— Тут всё на петлях свисает. Боюсь, вторую такую волну мы не остановим. Сметут нас тут к херам, — ответил голос Андрея.
— Отбросить упаднический настрой! Двери нужно закрыть и чем-нибудь подпереть. Мы вас прикроем тут, а вы давайте в темпе, пока затишье. Всё, конец связи.
Виктор Петрович сунул рацию в карман и прошёл по балкону.
— Занять всем боевые позиции и глаз не спускать со ступеней! Дула всем наружу.
Студенты перегруппировались, сконцентрировались у парапета и все как один взяли на прицел территорию у входа. Я молча смотрел в туманный горизонт через эту маленькую вилку, не видел ничего, но в то же время перед глазами у меня застыл образ убитой твари там, в хранилище. Её мерзкая морда, её поганая пасть, застывшая, будто в зёве. Я столкнулся с новым порождением этого мира лицом к лицу, впервые за четыре года. То, что в отдалении казалось мерзким, вблизи являлось просто невообразимым и немыслимым. Я не понимал, как такое могло появиться на свет? Читая различные фантастические книги в прошлом, смотря фильмы, играя в игры, я и вообразить не мог, что такое может произойти в реальности. Все те образы, выдержанные в массовой культуре, никак не смогут сравниться с этим. Не хватит фантазии, чтобы описать весь этот ужас, бредущий на четырёх кривоватых лапах.
Тогда, когда они впервые пришли к нам, стремясь убить, ведомые голодом, мне удалось скрыться в одной из аудиторий, спрятаться от их хищнических глаз. Я лишь увидел, что невообразимое существо плетётся на другом конце этажа, не заметив ни моего присутствия, ни почувствовав моего страха. Оно проковыляло куда-то, скрывшись за одной из открытых дверей, а я просто побежал, заперся в своей аудитории и не выходил, пока всё не кончилось. Смелости мне только хватило на то, чтобы не запирать дверь на ключ. Чтобы и Виталик, мой друг, тоже смог укрыться вместе со мной. Но он не прибежал, а помог отбиться от них, как я узнал потом. Многие поступили тогда как я – спрятались, закрывшись в аудиториях.
И сейчас, следя за горизонтом через разрез прицела, я корил и ненавидел себя больше, чем этих тварей: за то, что повёл себя тогда как трус, забившись в угол, словно крыса. Но сегодня я вернул должок. Да, я почувствовал: что-то перевернулось во мне и пытается вырваться наружу, и я просто не могу воспрепятствовать этому. Поливая бетон под ногами горячими гильзами, я ощущал облегчение. Будто этот поток смывал с меня всю грязь, а огню я исповедался о глубоко утаённом и больно коловшем. Словно камень с души свалился.
А внизу валялись их тела – мёртвые и бездыханные. Я позволил своим глазам скользнуть от прицела вниз, пройтись по ним, посмотреть. И в голове прокрутились слова Константина Александровича: о его вере, о надежде, о том, что это всё – наказание для человечества. Но если Константин Александрович говорил о надежде, значит, он верит в то, что можно вернуть себе мир, возродить человечество из руин и начать новую жизнь. Но как можно начать новую жизнь в мире, в котором теперь обитают эти чудовища? Как нам ужиться с ними, если мы друг для друга самые злейшие враги? Их не приручить, как собак, не усадить в клетки и не выдрессировать. Я уверен, что они вообще лишены хоть какого-либо животного разума. Даже с волками можно договориться, они охотились на людей, будучи голодными. Но и у тех опасных хищников были какие-либо понимания, ощущения, чего лишены эти мутанты. Они стремились нас смести, и я не уверен, что один только голод вёл их вперёд, заставляя переступать через тела погибших сородичей. Словно заведённые механизмы, которыми кто-то управляет. Они шли, чтобы уничтожить, а пиршество устроили бы просто как празднование своей победы. Как мы можем надеяться на что-то светлое, когда делим мир с этими тварями? Я не знаю.
Я погрузился в свои размышления, надеясь получить хоть какой-либо позитивный ответ у себя в голове, и не заметил, как прошёл час. Мы стояли на стене, держа под прицелом центральные ступени, уходящие вниз, в туман. Отсюда я слышал, как запечатывают чем-то двери, как заколачивают молотком железо. Наверное, их сильно покорёжили, ибо работали долго и усердно.
Когда по рации доложили о завершении работ, мы прождали ещё час: стоя здесь, на стене, как замершие статуи, не делая почти никаких движений; стоя там, в вестибюле, держа под прицелом двери и не издавая ни звука. Всех нас обуяло это чувство повышенной опасности. Мы не знали, когда враг снова явится к нам, но мы были готовы ко встречи с ним. Хотя возможно он отступил, вернулся в царство беспросветного тумана, чтобы в норах, руинах и расщелинах зализать свои раны. Он сломал о нас зубы, и сегодняшняя битва была выиграна нами. Но не была выиграна война.
Спустя час после последнего радиосообщения Виктор Петрович перекинул автомат за плечо и сказал:
— Похоже, эти твари всё-таки отступили. Нюхнули пороха, гады. Думаю, мы прождали долго. Можно смениться и отдохнуть.
Они не явились ни через час, ни через два, ни через сутки. Всё это время, медленно тянувшееся, плотное, вязкое, мы находились в состоянии повышенной боеготовности. Никто из нас, дозорных, не спал, да и похоже, все остальные в университете не смыкали глаз. Не могли просто сделать этого, опасность не позволяла. Хоть твари больше не вылезали на свет, но из мглы мы ощущали их постоянное наблюдение. Притаившись там, они следили за нами, выжидали, видимо, взвешивая все риски перед тем, как ринуться в атаку снова. Ощущение их присутствия не отпускало нас, оно нависло над нами, цепко держась за сознание, и мы не выпускали оружие из рук ни на секунду. Когда была пересменка, и дозорные уходили, чтобы хоть немного отдохнуть и перекусить, на их место приходили другие. Многие из новых не стояли в дежурстве ни разу и не держали в руках оружие. Это дело было для них непривычным, и с автоматами и винтовками наперевес они со стороны выглядели неуклюже.
Это было не их делом. Их делом было выращивание грибов и растений на плантациях, готовка в столовой, починка приборов. Попадая в чужую для себя среду, человек с большей вероятность начинает теряться, когда вокруг него меняется привычный уклад вещей, а зона комфорта остаётся где-то позади. Те, кого поставили на стену следить за горизонтом, выглядели потерянными, чувствующими себя не в своей тарелке. Но по другому было нельзя, сейчас каждый человек становился частью большого, общего дела – обороны. Нашей обороны.
Мы прождали сутки, и когда стало ясно, что твари отползли окончательно, не угрожая нам сиюминутно новой атакой, было принято выйти наружу и расчистить территорию возле центрального входа. Виктор Петрович вместе с Андреем Скворцовым и дюжиной поисковиков занялись этим делом. Половина из отряда занималась расчисткой, другая половина следила за периметром. Всё было организовано согласно инструкциям, которую никто не смел нарушить.
Я стоял на стене всё это время, лишь в определённые моменты уходя внутрь, чтобы немного отдохнуть. Во мне образовалась вереница различных чувств, среди которых чувство опасности было главенствующим. Я не мог себе позволить уйти, даже просто, чтобы поесть. Хоть голод и терзал меня, но он отступал на второй план. Целые сутки я провёл в дозоре, как и большинство здесь, внимательно следя за стеной тумана, что тёк поодаль от наших стен. Странно, хоть факелов было достаточно, чтобы осветить пространство, но туман каким-то странным образом отползал довольно далеко от нас, будто боясь не огня, а самого нашего университета – стен этой настоящей крепости, гарнизон которой до сих пор продолжает держать оборону, не сдаваясь. До последней капли крови.
Воздух завлёк удушливый запах, сладковатый. Запах гниющей плоти. Убитые твари, распластавшиеся в огромном количестве у наших стен, начали постепенно гнить, и вонь от них врезалась в ноздри даже сквозь респиратор. Я не знаю, куда поисковики уносили тела, их было слишком много, но я уверен, что запах этот не развеется, а будет здесь висеть теперь всегда. Как напоминание нам о том, что нужно держать ухо востро и не терять бдительность. Или как ещё одно препятствие помимо непроглядной мглы. Видимо, сама изменившаяся, изуродованная природа решила испытать нас на прочность. И я не знаю, какие ещё сюрпризы она преподнесёт, когда ей станет скучно играть с нами и она решит окончательно нас уничтожить.
