Сердце сжимается от каждого слова то ли от облегчения, что Дэниел не упоминает наркотики и убийства людей, то ли от страха, что следующим пункиом в списке его дел может оказаться что-то ужасное.

— А…людей… — я запинаюсь, — тебе приходилось убивать кого-то?

— Да, Мия. Поверь, что это были те еще гниды. На мне кровь настоящих ублюдков. С моей помощью Земля только очистилась от мусора. Женщин и детей я не трогал никогда. — Дэниел прервался. Видимо, насторожился, что я хмурюсь.

Как бы там ни было, но моя наивное сознание хотело верить в то, что Миллер не запачкал руки в крови. Увы. Этот разговор был похож на резко содранный пластырь. Страшно и больно. Дэниел протянул через стол ладонь и накрыл ею мою руку. Кожу обдало жаром.

— Малышка, я не святой. Мир не такой радужный, как того хотелось бы. Я говорю тебе это лишь затем, чтобы ты знала обо мне правду. Лучше сразу во всем признаюсь я, чем потом до тебя донесут слухи другие. Я не позволю никому тебя обидеть и причинить вред. Со мной ты в безопасности. Ты под моей защитой. Веришь мне?

— Верю. — глубоко вздохнув, дала ответ. Я действительно верила своему мужчине. Наверное, это и есть любовь, когда принимаешь человека со всеми недостатками и доверяешь каждому слову. Правильно говорят: любят не за что-то, а вопреки. Боюсь, это мой случай. Чтобы не нагнетать обстановку, я решила, что пора менять тему разговора.

— Ты знал, что пана-кота на итальянском буквально звучит как «вареные сливки»? — отделяю десерт ложечкой, вспоминая исторический факт про это кондитерское изделие. Клубничный соус попадает на язык и растекается во рту, обволакивая его приятной сладостью. — Раньше для приготовления пана-коты вместо желатина использовались варёные кости рыбы. И люди в те времена не добавляли сахар из-за дефицита и высокой цены на него.

— Да, слышал. — мыслями Дэниел был словно в другом месте. — Поехали домой, крошка. Завтра нас ждет долгий перелет. Тебе нужно отдохнуть.

Глаза слипались, а мое тело ныло так, что я буквально чувствовала каждую косточку и мышцу. Эти пару дней выдались слишком насыщенными. Мой организм переутомился от постоянного напряжения и выброса различных гормонов, из которых больше всего приходилось на кортизол, эндорфин и серотонин.

Столько ярких событий я пережила.

При выходе из ресторана я заметила в руках Миллера несколько пакетов. Я вопросительно изогнула бровь, мол что это и для чего. Он сразу же понял мой немой вопрос и поспешил утолить мое любопытство.

— Здесь то, что ты не успела попробовать, но то что спокойно долежит в холодильнике до утра, не потеряв вкус.

Ну сумев сдержаться, я ахнула от милоты. Каким бы Дэниел ни был человеком, по мне он относился хорошо. И не просто хорошо, а так, как заботятся только о самых близких и дорогих людях. Эта забота льстила и трогала меня.

Не успели мы сесть в машину, как у меня зазвонил телефон. На экране высветилось имя моей сестры. У меня появилось тревожное предчувствие. В основном мы привыкли поддерживать связь с Адалин с помощью переписки. Телефонные звонки для нас были нечастым явлением.

Подняв трубку, мое сердце пропустило глухой удар от горьких всхлипов. Адалин рыдала.

— Мама… она… - сквозь слезы произносит сестра, а на меня накатывает паника.

— Адалин, что с мамой? — дрожащим голосом пытаюсь выяснить о том, что произошло.

— Она в больнице… Ей на работе стало плохо… с сердцем. — еле разборчиво следует ответ.

Слова Адалин отражаются громким гулом в ушах. Руки непроизвольно начинают трястись, а в горле застрял огромный ком.

Я оказываюсь беспомощной и никчемной, находясь за тысячи километров от дорогого мне человека, когда с ним происходит страшное несчастье! Бедная моя мамочка! В голове крутятся несуразные мысли: за что?! Почему именно сейчас и с моей мамой?! Вихрь переживаний уже подхватил и закрутил мой разум.

Некоторое время молчу в трубку, сдерживая порыв подступающих слез. Я не в силах поддержать сейчас сестру. Язык категорически отказывается мне подчиняться. Просто застываю на месте, словно статуя. Чувствую себя маленькой колибри в огромном беспощадном мире.

Однако рядом со мной тот, кто готов выпучить меня в трудную минуту. Дэниел забирает у меня телефон и продолжает вести разговор с сестрой.

— Адалин, меня зовут Дэниел. Я друг Мии. — мягким тоном представляется мужчина, — Я постараюсь помочь твоей маме. Для этого мне потребуется твоя помощь. От тебя понадобится некоторая информация. Готова?

На той стороне, скорее всего, следует положительный ответ сестренки, потому что сразу после недолгой паузы Миллер задает вопрос, касающийся названия больницы, в которую отвезли маму. Он не спрашивает о диагнозе и жалобах. И это правильно. Не нужно, чтобы Адалин прокручивала такие моменты в своей голове и расстраивалась еще больше. Напоследок, перед тем как отключиться, Дэниел уточняет у Адалин ее нынешнее местонахождение. Он терпеливо выслушал все еще плачущую сестру и попросил оставаться на месте, обещая, что скоро ее заберут.

Я же все это время пребывала в неком оцеплении и слабо понимала суть происходящего. Вся информация усваивалась урывками.

Дэниел не теряет ни минуты. Со своего телефона он совершает пару вызовов, несколько раз упоминая имя моей мамы и отдавая приказ (его тон был именно приказным) доставить ее в лучшую больницу города и взять под особый контроль.

Далее мужчина набрал, как я поняла, номер частной авиалинии и распорядился о срочном приготовлении борта самолета и подготовке к скорому вылету. Голос у мужчины холодный и властный. Такому, как он, вряд ли кто-то осмелился бы перечить.

Завершением его переговоров стал звонок Коулу, которому велел забрать мою сестру с ее нынешнего местонахождения и позаботиться о ней. Дэниел уведомил, что его помощник головой отвечает за Адалин. И это не звучало как шутка.

Бедная моя сестренка. Она сейчас совсем одна, а я за тысячу миль и не могу поддержать ее. Адалин ведь еще совсем ребенок. А ей приходится сталкиваться с серьезными проблемами самой.

Я по-прежнему пребываю в состоянии транса. Смотрю в одну точку и, кажется, даже не моргаю. В отличии от меня, Миллер сохраняет ледяное спокойствие и рассудительность. Он действует четко по плану, который моментально выстроил в возникшей экстренной ситуации.

— Мия. — обращение по имени вырывает меня из прострации. — Вот, выпей. — протягивает мне что-то похоже на фляжку и я послушно делаю несколько глотков. Терпкая жидкость обжигает горло. С непривычки кашляю. Дэниел молниеносно протягивает бутылку с водой. Я поскорее запиваю, надеюсь потушить опаленную глотку.

— Это алкоголь? — мои глаза округляются в удивлении. Себя мысленно дурой называю. Что могло быть еще во фляжке… Не кола же. Раньше я даже никогда не пробовала крепкие спиртные напитки.

— Тебе нужно немного расслабиться. У нас вылет через час. В самолете отдохнешь. Я не хочу, чтобы ты с ума сходила вксь полет. Мои врачи займутся твоей матерью.

Уже менее чем через пятнадцать минут я почувствовала, как туман окутал мой разум, а тело стало ощущаться иначе. Оно существовало отдельно от моего сознания.

— Дэниел, как думаешь, с мамой все будет хорошо? — я осмелилась задать тот вопрос, о котором даже до этого боялась думать.

— Малышка, я сделаю все для этого. — его голос действует на меня успокаивающе. Я верю ему.

— Ты такой хороший. Нужно будет тебя познакомить с мамой и сестрой. Уверена, ты им понравишься. — сквозь слезы произношу и отворачиваюсь. Не знаю, почему плачу. Возможно, из-за переживаний за маму, а, может, потому что расчувствовалась от заботы мужчины. Его рука ложится мне на ногу, и я немного успокаиваюсь.

Всю дорогу до квартиры я рисовала узоры и писала разные имена на стеклах. Точнее три имени. Сестры, мамы и Дэниела. Я думала о близких, а пальцы сами автоматически выводили буквы.

По приезду я обнаружила, что передвигать ногами на пьяную голову не так уж и легко. Дэниел придержал меня, а потом и вовсе подхватил и закинул на плечо, хотя я пыталась отказаться от его помощи.