Я усмехнулся. Поднял вверх бумажный свёрток, так, чтобы его видели все, даже задние ряды.

— Кто знает, что это такое? — спросил я.

Стрельцы переминались с ноги на ногу, поглядывая то на меня, то друг на друга. Ответа я не дождался.

— Это называется бумажный патрон! — сказал я. — Порох, пыж и пуля, всё вместе, сразу!

До стрельцов дошло сразу же, заулыбались, закивали. Все из них были знакомы с огненным боем, и они сразу могли оценить преимущество унитарного патрона по сравнению с раздельным заряжанием.

— Обученный стрелец из такой пищали с таким патроном может выстрелить до пяти раз за минуту! — объявил я, и стрельцы зашушукались. Не поверили.

Не станковый пулемёт, конечно, но это уже огромный шаг вперёд.

Патрон я отложил в сторону, взял пищаль, повернув замком к строю.

— Сие зовётся кремневая пищаль! — объявил я. — Не требует фитилей, искру высекает кремень. В остальном всё похоже. Выстрел производится нажатием на скобу.

Я взвёл курок, потянул за скобу, замок сухо щёлкнул, высекая искры в пустоту. Вспомнить бы петровские экзерциции. На караул, на плечо, и так далее. Там все упражнения были составлены так, чтобы даже деревенские увальни, забритые в армию, могли быстро освоить обращение с мушкетом.

— Леонтий, выдай по одной пищали на десяток, пусть посмотрят, — попросил я.

Дядька молча прошёлся вдоль строя, раздавая оружие десятникам. Стрельцы тут же принялись изучать новое для себя оружие, защёлкали курки.

— Ой, а тут кремень выпал! — воскликнул один из молодых.

— Значит, вставь его обратно, — проворчал я. — Да, каждому придётся теперь иметь небольшой запас.

— А пострелять можно? — спросил Нифонт.

Я чудом сдержался, чтобы не ответить по привычке про Машку и ляжку.

— Для этого вас всех сюда и собрали, — сказал я. — Пострелять успеете. Только сначала нужно освоить строевую подготовку.

Объяснить, что такое шеренга, строй, научить всем основным командам, научить двигаться строем, чувствовать плечо товарища, и так далее. Работы предстояло много, и я не стал терять времени. Шагистику я никогда не любил, но здесь это не просто способ занять бездельничающего солдата. Здесь это будет навыком, реально полезным в бою.

А что самое тошнотворное, так это то, что мне придётся показывать каждую команду на собственном примере. Снова тянуть носочек, печатать шаг, и всё в таком духе. Ни на десятников, ни на дядьку я эту неприятную обязанность спихнуть не мог. Только обучить самых смышлёных, чтобы они, в свою очередь, обучали всех остальных. Но начинать всё равно придётся с меня.

— Равняйсь! — гаркнул я. — Отставить! Равняйсь!

Даже эти команды они поняли скорее по контексту, с грехом пополам выровнялись. Будет тяжело, это точно. Одно только радовало. Любые команды они выполняли беспрекословно. Будь здесь вместо бывших крестьян служилые люди, знатные, непременно начались бы вопросы, возражения и предложения. А мне требовалось подчинение.

Дни потекли один за другим, похожие друг на друга, как близнецы. Понемногу прибывали новые люди, доукомплектовывая мою сотню, строились новые избы для их размещения, но в остальном — всё шло своим чередом. Интенсивное обучение, постоянная пальба и много шагистики.

Стрельцы не жаловались, стойко переносили все тяготы и лишения. Потому что результат кардинально отличался от их прежнего опыта. Все видели, насколько быстрее они стали стрелять и вообще обращаться с оружием. Я был готов даже побиться об заклад, выставить свою сотню сирых и убогих против лучшего стрелецкого полка.

Впрочем, сирыми и убогими я бы своих людей уже не назвал. С пищалями обращались ловко, с бердышами тоже, строем шагать научились быстро, стрелять плутонгами тоже. Хоть поначалу и были трудности, и шомпола над полем летали, забытые в стволах, но даже самый нерасторопный из стрельцов теперь давал минимум три выстрела в минуту. Рекордсмен делал шесть.

Обучение заняло полтора месяца, и я дважды бегал в казну за новыми средствами. Стрельцы хоть и были полностью на государевом содержании, порох мне приходилось докупать. Сожгли мы его немерено.

И на праздник Рождества Пресвятой Богородицы я решил, что моя особая сотня достаточно уже обучена, чтобы представить её царю.

Через Стрелецкую избу добиваться царского внимания было бессмысленно, и я решил снова действовать через Адашева, через Челобитный приказ. Он пока ещё вхож к государю, а мне проще достучаться до него, нежели до одного из стрелецких голов, которые и сами царя видели только по особым случаям.

Царского визита ожидали, как праздника. Накануне я устроил строевой смотр, и стрельцы не подвели. Всё блестело и сверкало, бывшие отбросы стрелецких полков теперь смотрелись щеголями. Я, к тому же, позволил себе маленькую вольность, и вместо отороченных мехом шапок закупил широкополые шляпы с перьями. Белое перо простым стрельцам, красное — десятникам. Зима пока ещё не наступила, можно повыпендриваться.

Иоанн прибыл самолично, хотя я до последнего момента опасался, что он пришлёт кого-нибудь из своих воевод. Прибыл не один, со свитой, верхом. Строй, по обыкновению, полтора часа мариновался в томительном ожидании, потому что время прибытия никому не было известно.

— Равняйсь! Смирно! — гаркнул я, завидев появление царя в сопровождении бояр и окольничьих.

Ровные стройные ряды стрельцов в красных кафтанах производили впечатление хорошо отлаженного механизма.

Бояре переговаривались между собой, шутили и смеялись, не слишком-то заинтересованные в зрелище. К стрельцам у них до сих пор оставалось некоторое предубеждение, даже после Казанского и Астраханского походов. Зато царь щурился и поглаживал бороду, глядя на сотню, замершую по стойке «смирно».

— Вижу, не обманул, — усмехнулся царь вместо приветствия, когда я подошёл к нему, чтобы доложить о том, что сотня построена. — И что, все уже так же ловко стрелять умеют?

— И даже лучше, государь, — поклонился я.

— Показывай, — повелел царь.

Среди его свиты пошли шепотки про мою дерзость, молодость и прочие недостатки, я слышал обрывки боярских разговоров.

На поле были подготовлены мишени из деревянных щитов, изображающие вражеский строй. Задумка моя была проста, как две копейки, провести сотню мимо царя торжественным маршем, а затем показать Иоанну самый обыкновенный караколь, дешёвый и сердитый способ создать плотный массированный огонь.

— Сотня! Нале-во! Шаг-о-ом! Арш! — зычно прокричал я.

Добиться идеальной слаженности и чёткости движений, как на параде Победы, мне не удалось, но даже так сотня, чеканящая шаг, смотрелась достойно. Обычно пехота на марше смотрелась как стадо свиней, все брели как попало, растягиваясь и разбиваясь на мелкие группки. А тут вся сотня шла, как одно целое.

— Смирно! Равнение на-право! — крикнул я.

Стрельцы, как один, повернулись к царю, продолжая печатать шаг. Царь усмехнулся, покачал головой, поприветствовал стрельцов взмахом руки.

— Скоморохи бродячие медведей да собачек так же дрессируют, — тихо произнёс кто-то из царской свиты.

Несколько человек рассмеялись. Сам государь даже бровью не повёл.

Строй наконец остановился. Флангом к высоким гостям, с подветренной стороны, чтобы пороховой дым летел не к царю и боярам, а наоборот, прочь от них.

— В десять шеренг становись! — крикнул я.

Можно было бы обойтись и тремя. Но десять банально удобнее для управления, ну и огонь будет плотнее. Десятники справа, командуют своими людьми, каждый знает свой манёвр. Караколь отрабатывали не единожды. Плутонгами… Покажу в другой раз.

— Сотня! На караул! — приказал я. — Пищаль плашмя! Заряжай!

Стрельцы принялись заряжать пищали, не слишком слаженно и красиво, но мне требовалась функциональность, а не красота.

— Вынь патрон! Скуси! Патрон в дуло! — каждый приём отрабатывали множество раз, но всё равно нашлись те, кто ошибся с порядком действий.