На улицу ее всегда сопровождал Майс, бережно держа под локоть, когда она спускалась с лестницы, готовый в любую минуту подхватить девушку.

Сегодня Виола спросила его:

— Майс, помнишь ту старуху в черном, возле храма Кайниэль? Получается, она предсказала нам беду.

— Госпожа Виола, я ведь пару раз ходил на площадь, — нехотя ответил Майс. — Искал ту ведьму среди нищих, но больше не видел…И у других спрашивал, никто не знает, откуда она взялась и куда делась…Не иначе, прислужница самого Тхоргха (1), — с досадой сказал охранник.

Вечерами Виола теперь ужинала вместе с Элмой и отцом в ее комнате.

Ювелир рассказывал, как прошел день в лавке, спрашивал, как дочь себя чувствует, а потом уходил к себе работать.

А Элма напевала ей песни, которые слышала от матери, и рассказывала всякие истории и местные новости.

Когда она лишилась возможности видеть, Виола научилась слушать звуки. Оказывается, их так много вокруг!

Вот в саду поет малиновка, ей звонко отвечает другая птица. А здесь шелестят листья деревьев от легкого ветерка. Серебристо журчат струи фонтана, вода весело шипит, когда падает вниз в бронзовую чашу.

По улице проехала карета, звонко процокали лошадиные копыта по булыжной мостовой, проскрипела повозка торговца зеленью, распространяя пряные запахи трав.

Через несколько дней Виола уже научилась различать людей по шагам. У отца шаги тяжелые, степенные. Быстро стучат по паркету деревянные башмачки — это молодая служанка, которая любит напевать, делая домашнюю работу.

У Элмы шаги мелкие, быстрые. У кухарки Мины походка неровная, потому что она немного прихрамывает на левую ногу. Лекарь ходит почти бесшумно, наверно, у него кожаные мягкие сапоги, которые чуть поскрипывают, и от него всегда пахнет горькими травами. У Майса неторопливые шаги, легкие, несмотря на его огромный рост.

Мир, наполненный звуками и запахами, которых она раньше не замечала, словно открывался Виоле с неведомой ранее стороны. И только красок не было в этом новом сером мире.

Каждый день приходил Лейнар, приносил желтые розы, но ему не позволяли увидеть Виолу. Она очень скучала по нему и в то же время страшилась от мысли, что рано или поздно им придется увидеться.

Несколько раз в день, когда Элма ненадолго выходила, она доставала помолвочное кольцо из шкатулки, научившись уже ориентироваться в своей комнате наощупь.

Она гладила кусочек металла, надевала на палец, подносила к губам камень, вспоминая его сверкающие грани, пока кольцо не становилось теплым. Казалось, золото оживает от ее чувств, нопоминает ей от счастье.

Спустя еще несколько дней лекарь объявил, что пора снимать повязки, чтобы кожа заживала и восстанавливалась. Он осторожно отлепил от лица куски ткани, предварительно смочив теплой водой, а затем Виола почувствовала, как бережно пальцы лекаря снимают с глаз последнюю повязку.

Она зажмурилась, ожидая, что дневной свет обрушится на нее, а потом распахнула глаза, но ничего не произошло, только серый туман стал, кажется, чуть менее плотным.

— Я ничего не вижу… совсем ничего, — потрясенно прошептала девушка, а затем поднесла пальцы к лицу и вскрикнула.

Вместо гладкой бархатистой кожи Виола почувствовала сплошные рубцы и неровности.

Она услышала горький всхлип где-то рядом и неуверенно повернула голову в направлении, откуда донесся звук.

— Я оставлю вам заживляющую мазь, продолжайте наносить ее на лицо утром и вечером, — прокашлялся лекарь, его шаги стали удаляться, и дверь скрипнула.

— Элма, ты здесь? — позвала Виола. — Скажи мне правду, как я теперь выгляжу?

Вместо ответа она услышала сдавленные всхлипы, а затем почувствовала, как знакомые теплые руки экономки обняли ее за плечи.

— Девочка моя, ты осталась жива, и это главное. Господин Иохим пригласит еще лекарей, самых лучших. Мы справимся, — тихо приговаривала Элма, гладя девушку по плечам.

Виола не могла видеть, как по доброму морщинистому лицу экономки катятся слезы.

— Что с моей дочерью, господин Базел? — Иохим Бернт протянул лекарю увесистый кошелек с монетами.

Базел считался лучшим лекарем в городе, и за свои услуги брал недешево, но ювелир не поскупился, пригласив его жить в своем доме две недели, чтобы он занимался только Виолой.

— Я сделал все, что мог, мастер Бернт, но лицо вашей дочери сильно обожжено. К сожалению, останутся шрамы и рубцы.

— А что с глазами?

Лекарь вздохнул.

— Возможно, со временем зрение может вернуться, хотя бы частично. Будем надеяться на милость Кайниэль. А пока, к сожалению, вашей дочери нужен человек, постоянно сопровождающий ее. Возможно, со временем она привыкнет к своему положению. Я видел слепых людей, которые научились сами себя обслуживать…

— Моя дочь говорит, что видела синее пламя, прежде чем ослепнуть, — глухо сказал ювелир.

— Хотите знать мое мнение, мастер Бернт? Я не думаю, что существует синее пламя, никогда не слышал ни о чем подобном. Но, возможно, мы имеем дело с темной магией. Кто-то сильно захотел навредить либо вам, либо вашей дочери. Не советую вам никому об этом рассказывать, люди боятся магии. Говорите, что это ожог от разбившейся масляной лампы, например…Я оставил вам заживляющую мазь, когда она закончится, пришлю еще, — лекарь, поклонившись, ушел…

Иохим с досадой отложил острый инструмент. Он снова порезался. Работа не шла, все мысли были заняты дочерью. Ювелир снова вспомнил последний совет лекаря и вздохнул. Это было правдой. Много лет ходили слухи о серых магах, странствующих по всему побережью Дымного моря. Им приписывали непонятные болезни и ранние смерти, гибель скота и кражи детей, но никто точно не знал…

Но зачем серому магу было вредить его дочери?

Ювелир задумался. Иохим всегда старался поступать, по справедливости. За счет гильдии выплачивались небольшие пенсии вдовам и сиротам мастеров, оказывалась поддержка, если кто-то из ювелиров надолго заболевал.

Но и у него, возможно, были враги. Пару лет назад он добился исключения из гильдии ювелира, покрывавшего тонким слоем позолоты медные кольца и выдававшем свой товар за чистое золото. Не раз отказывал в ссуде сомнительным людям. Возможно, кто-то затаил обиду, когда он отказал ему в руке Виолы? Но не настолько же быть обиженным, чтобы обращаться к помощи магов!

— Что ты думаешь, Майс, насчет того, что на Виолу напали во дворе моего дома? — спросил ювелир вошедшего телохранителя.

— Я считаю, мастер Бернт, что злоумышленник мог попасть в сад во время помолвки, когда приходили гости или привозили еду из трактира, спрятаться там, выманить госпожу, а потом уйти через калитку.

Майс говорил неторопливо, тщательно взвешивая слова. Чувствовалось, что он тоже много размышлял об этом.

— Я пришел сказать, мастер Иохим, что там внизу господин Эрдорт. Он говорит, что сегодня не уйдет, пока не увидит вашу дочь.

Иохим кивнул. Что же, нельзя больше скрывать правду от жениха…

Виола держала в руках спицы. Чтобы занять чем-то руки, она попросила Элму научить ее вязать. Вроде бы нехитрое занятие для того, кто видит, но у нее постоянно путались петли, ряды разбегались, образовывались лишние узелки, и тогда девушка распускала вязание и начинала снова. Элма уверяла, что с каждым днем у нее получается лучше.

Виола услышала, как открылась дверь в ее комнату. По шагам она поняла, что вошло два человека. Она узнала отца, но шаги второго были ей незнакомы. Сердце тревожно забилось.

— Виола, доченька, — раздался голос отца. — С тобой пришел поговорить господин Эрдорт.

Девушка вскрикнула и закрыла лицо ладонями. Клубок покатился куда-то, ну и пусть.

Она не хотела, чтобы Лейнар видел ее такой, с уродливыми рубцами шрамов. Ладонями она снова ощутила грубую неровность кожи. Каждый день девушка в отчаянии ощупывала лицо, надеясь найти хоть маленькое улучшение, но ничего не происходило. Только боль почти прошла.

— Что же с вами произошло, госпожа Виола? — услышала она потрясенный голос Эрдорта. Он все увидел.