Синица вспомнил свое крестьянское детство и принялся быстро копать, не отставая от начальства:

— Вы только, Светлана Лексевна…

— Алексеевна! — поправил его Громов, не прекращая копать.

— … А я как сказал? — возмутился Синица, тут же шипя от удивления: — твою же… Э…

Он склонился к земле, поднимая ржавый, грязный серп.

— Мара! — Светлана встала со своего места и пошла к Синице. — Славянская богиня смерти. Серп — её символ.

Громов выпрямился, временно втыкая лопату в землю:

— Холера… Мара, значит.

Светлана принялась пояснять:

— Это никак не связано с «Катькиной истерикой», Александр Еремеевич. Говорят, цесаревича и великую княжну на Обводном канале приносили другим идолам. Идолам плодородия и…

Громов привычно нахмурился:

— Мара не только смерть. Она и возрождение по весне. Она и вода, то есть плодородие в том числе. Что-то тут в Суходольске творится неладное, даже если забыть о десятилетии после жертвоприношения цесаревича.

— Как скажете. — Она протянула кулек с пирожками Громову: — угощайтесь. Дальше копать нет смысла. Кромешники прибудут и сами все сделают, а то не поверят в вашу мизогинию, если вы алтарь откопаете.

Синица потянулся было за пирожком: «Обожаю с капусткой!», — но замер под тяжелым взглядом пристава.

— Мы все же продолжим, Светлана Алексеевна, — сказал Громов, снова принимаясь копать. — А вы пока отдохните.

Светлана обвела взглядом лес:

— Я могу осмотреться? Пройдусь тут недалеко…

— Только смотрите внимательно под ноги, Светлана Алексеевна, — разрешил пристав, а Петров тихо добавил:

— Чтоб не затоптать следы, как Синица.

— А че Синица-то⁈ — вскинулся парень. — Я туточки ничего не затоптал еще.

— Ключевое слово тут — «еще»! — хмыкнул Петров, присаживаясь на корточки и руками осторожно отбрасывая в сторону землю, освобождая старый, пожелтевший, щерящийся выбитыми зубами человеческий череп: — опачки. Что там еще в символах у Мары?

— Ворон или лебедь, — подсказала Светлана. — Так я пройдусь?

— Конечно, Светлана Алексеевна, — кивнул Громов, вытирая со лба капельки пота. — Зовите, если что-то найдете.

Оставив кулек с пирожками на стволе дерева, рядом с сюртуком Громова, чтобы не запачкать его масляными пятнами, и прихватив с собой пирог с требухой — огромный, в две женских ладони, пышный, пропахший маслом, на котором его жарили, — Светлана медленно пошла прочь, намереваясь сделать парочку кругов вокруг капища.

За спиной раздался громкий шепот Синицы — он явно не думал, что Светлана его слышит:

— Вашбродь, а зачем вам фотка Светланы Лек… Алексеевны?

Петров кашлянул, то ли намекая Синице помолчать, то ли просто так совпало.

Громов же пояснил, доказывая, что доверять ему не стоит — он себе на уме:

— Жертву мог принести только маг. Магов у нас не так и много. Госпожа Богомилова одна из них.

Петров добавил:

— Я снимал туфли барышни Богомиловой и её следы, Демьян. Смекаешь?

Синица не смекнул:

— А причем тут её туфли?

— Ты в чем поехал на вызов?

Синица прошипел:

— В сапогах, конечно. Дурак ты, Владимир.

Громов вмешался в перепалку:

— Мы все в сапогах. А Богомилова в туфлях. Тут одно из двух: она знала, где было жертвоприношение, и знала, что сапоги ей не понадобятся, или у неё трудности с ботинками.

Светлана сдержала ругательства и быстрее пошла прочь. Вот же, скорый на выводы болван! Иногда лучше не знать, что о тебе думают другие.

Тихо цвиркала какая-то птичка, шумели сосны, ловя ветер своими лапами, обида на Громова уходила прочь. Пирожок долго не заканчивался, оказавшись вкусными и каким-то непобедимым. Светлана сделала глоток сбитня и поняла, что фляжку так и не вернула Громову. Возможно, он в чем-то прав, подозревая Светлану — магов в Суходольске мало, и все друг друга знали. Представить, что это кто-то знакомый убил девушку, было больно и страшно. Теперь на каждого мага смотреть, заглядывая в глаза, и гадать: он ли убил или нет? Даже Мишеля со счетов не скинешь — добраться до города из его имения легко.

Шуршали сосновые иголки, лежавшие сплошным ковром — их тут никто не потревожил или убийца затер свои следы с помощью магии. Никто не идеален, и где-то убийца или жрец все же должен ошибиться. Следы просто обязаны найтись, ведь что-то Тоби обнаружил. Или почуял. Пахло прелью и пряно грибами. «Сейчас бы корзинку», — отвлеченно подумала Светлана… Когда-то она любила собирать грибы — страсть к этому привил отец.

Солнце поднималось все выше и выше; Светлана даже ворот мундира расстегнула — стало жарко, как летом. Сплошной рыжий ковер из хвоинок то и дело прятался под высокими папоротниками, и искать следы стало тяжелее. В воздухе плыла приторная, вязкая благость, и Светлана уже подумывала тайком воспользоваться ею, задавая поиск, но еще осторожничала — у Громова должен быть служебный кристальник. Магдетектор в нем еще может засечь странную вспышку эфира, и тогда туфли Громов ей точно не простит!

На глаза попалась раздавленная кем-то грибная шляпка, и Светлана стала внимательнее разглядывать округу. Это мог быть, конечно, хозяин Тоби, господин Зверев, а может и нет. За тоненьким стволом березы во влажной почве явственно отпечатался след того, кто напугал Тоби. Того, кого называть в лесу не стоит ни за что.

Светлана оглянулась и, сунув в рот два пальца, по-мальчишечьи звонко свистнула. Раздался топот, шорох, как будто кто-то ломанулся через кусты, и моментально рядом с ней нарисовался мокрый от пота, с прилипшей к спине сорочкой, запыхавшийся Громов, который первым делом цепко осмотрел Светлану, убедился, что она жива и здорова, и только после этого спросил:

— Светлана Алексеевна, что случилось?

Она присела на корточки, пальцем указывая на глубоко отпечатавшийся в хвоинках след:

— Смотрите. Это тот, кто напугал Тоби.

Громов послушно сел рядом, стараясь не задевать опустившуюся колоколом на землю юбку Светланы:

— Это мед…

Светлана резко, ладонью, закрыла рот Громову, забывая, что давно сняла перчатки. Губы у него были жесткие, сухие, а щетина больно кололась. Громов послушно замолчал, даже боясь дышать, и Светлана убрала руку прочь.

— Я понять не могу все утро сегодня: вы храбрец или безумец, Александр Еремеевич? Кто же в лесу упоминает настоящее имя бера? Беду накликаете.

— Простите, Светлана Алексеевна, постараюсь запомнить. Так это следы бера или берендея?

Она пожала плечами, снова рассматривая след — огромный, в три её ладони.

— Не могу сказать. Может, и след оворотца, сейчас не могу сказать точно.

— Благость все эфирные потоки сбила?

Светлана посмотрела на Громова — он же не маг, откуда ему такое известно?

— Да, вы правы.

Он встал и громко позвал, так что эхо заметалось среди высоких сосен:

— Петров, сюда!

Громов предупредительно подал руку Светлане, помогая встать — на его ладони внезапно обнаружились застарелые мозоли:

— Светлана Алексеевна, я настоятельно вас прошу вернуться на поляну к Синице — там относительно безопасно.

Она не сдержала смешка: если тут гулял бер, то безопасного места нигде не было. Хотя… Она посмотрела на кобуру на поясном ремне Громова:

— Сейчас самое безопасное место рядом с вами. У вас хотя бы пистолет есть.

— Светлана Алексеевна, вы правы: я провожу вас до магомобиля — будете ждать там, пока мы разберемся с бером и откопаем алтарь.

Когда запыхавшийся помощник с фотоаппаратом в руках замер возле них, Громов распорядился:

— Зафиксируй следы бера. Я же дальше пойду искать следы.

Синица, прискакавший следом, в своем щенячьем энтузиазме присвистнул:

— Теперича хотя бы ясно, чего Тоби так струхнул! Бер! Это же надо.

— Или берендей, — тихо сказал Петров.

Светлана обеспокоенно переводила взгляд с одного хвостомойки на другого. Петров был сосредоточен и делал снимок за снимком, словно близость бера его не волновала ни капли. Синица напоминал лайку, готовую по первой же команде Громова нестись в погоне. Сам Громов… Он был арктически спокоен, только и залегла небольшая морщинка между бровей. Он деловито достал пистолет из поясной кобуры и поменял обойму — видимо, заменил обычные пули на серебряные. Громов все же безумец, а не храбрец. С пистолетом идти на бера или берендея… Это форменное самоубийство. Светлана поняла: сейчас самое главное — промолчать, что она умеет брать след. Глядишь, Громов целее будет — побродит по парку да сдастся: он совсем не охотник по его повадкам — следы читать не умеет. Или он все равно пойдет и напорется аккурат на бера.