Громов, шикнув на Синицу, снова извинился:

— Простите нас великодушно, это только из излишнего рвения и необоримой глупости.

Синица снова вжал голову, как нашкодивший щенок, и чуть подался назад, посматривая себе под ноги. Громов глянул на него сурово:

— И чтобы больше не лез к телу в нарушении инструкций! Доложи мне порядок обследования места магического преступления, Синица.

— Значится, так… — Парень поскреб по подбородку. — Во-первы́х, надоть убедиться, что жертва того… Уже точно мертва. Во-вторых, этоть…

Громов возвел очи горе:

— Горе ты луковое, Синица, а не помощник пристава! Сперва идет магическое обследование, чтобы не смешать и не сбить тонкие потоки эфира. Потом…

— … Потом, господа, — раздался чуть дребезжащий голос Карла Модестовича, медицинского эксперта Суходольской полиции, — приходит наш черед: медиков. Доброе утро, барышня Богомилова, вот уж не думал вас сегодня тут встретить, сейчас же дежурство княжича Волкова. Опять он от дела бегает.

— Увы, сегодня дежурю я, Карл Модестович. С праздником великим вас!

— И вас тоже, Светлана Алексеевна. — Доктор, невысокий, подвижный, как ртуть при своем более чем плотном телосложении, уже лысеющий и седой, улыбнулся и вспомнил о полицейских: — И вам, господа, доброе утро.

Карл Модестович снял с переносицы пенсне, протер стекла платком и аккуратно подошел ближе к трупу, внимательно рассматривая. Двое санитаров, пришедших вместе с экспертом, остались на краю поляны, пристраивая носилки на землю.

Полицейские поздоровались в ответ, причем Громов пожал руку Карлу Модестовичу. Тот принялся извиняться:

— Простите за опоздание — был в церкви на литургии, не захватил с собой кристальник.

— Ничего, Карл Модестович, — отозвался Громов, — мы сами только начали — Светлана Алексеевна проводит магическое обследование.

Медицинский эксперт кивнул и принялся обходить место преступления по кругу, как Светлана. Только он шел противосолонь.

— Подождем, никуда не денемся. Погодка-то шепчет! Не то, что в городе — там уже Низинку всю затопило. Попадет приставу Егорову — он опять не проследил, чтобы канавы почистили.

Громов только опустил взгляд вниз — на приставах до сих пор столько лишней работы было навешено: от проверки билетов дам легкого поведения до уборки улиц и присмотра за дворниками. Тут убийства да воровство бы успевать расследовать, а приходилось следить, чтобы горожане не мусорили и вели себя культурно — воспитание горожан тоже входило в круг обязанностей пристава.

— Тут! — подала голос Светлана. — Последнюю вешку сюда. В ногах у жертвы ничего нет.

— Алтарный камень…? — уточнил Громов. Он мог быть в ногах, а мог и под телом.

— Аккурат под телом, — сказала Светлана, отходя прочь. Её служба тут почти закончилась. Дальше будут работать Карл Модестович и Громов. Можно было ехать в управу. Хотелось есть, и Светлана убеждала себя, что барышни — существа эфемерные, и легко довольствуются кофе и окружающим эфиром, которого становилось все больше и больше. Скоро совсем забьет следы жертвоприношения. Горло нещадно драло, но осень и хорошая погода умоляли задержаться. Когда закончится сезон уборки урожая — а оставалась ещё капуста, лен и конопля для веревок, — и в Суходольске прекратятся дожди, золотая осень уже пройдет. Слякоть из-за магической аномалии сменит обычная сентябрьская непогода.

Громов подозвал к себе Синицу, чтобы он не мешал опустившемуся возле трупа Карлу Модестовичу своими глупыми вопросами:

— Сбегай к магомобилю и притащи три лопаты. И еще… — Он посмотрел на Светлану, прислонившуюся к стволу ближайшей осины, и что-то горячо зашептал Синице. В ладонь парню перекочевал целковый из кармана Громова.

М-да, Громов явно собирался откопать алтарный камень, чтобы посмотреть, кому из лжебогов была принесена жертва. Еще, наверное, консультации попросит. Значит, придется терпеть голод и ждать. В груди совсем запекло, словно туда залетели осенние паучки и принялись вить там свои паутины, царапая лапками горло, и Светлана раскашлялась.

Громов, направлявшийся к Карлу Модестовичу, резко сменил направление и, достав из внутреннего кармана сюртука серебряную фляжку, протянул её Светлане:

— Не побрезгуйте. Себе от кашля беру. — Александр Еремеевич даже крышечку у фляжки открутил.

— Что там? — поинтересовалась Светлана.

— Сбитень, правда, холодный уже.

Она благодарно приняла фляжку — мед сейчас, на основе которого варился сбитень, самое то. Если сбитень еще и готовился по старым рецептами, только на травах, а не на новомодных заграничных специях, цены ему не будет.

Светлана сделала первый глоток и прищурилась от удовольствия. Приятная горечь зверобоя, свежесть мяты, пряная нотка ромашки, жар от имбиря, сладость меда. Солнечный лучик прорвался через листву деревьев, заставляя улыбаться. Иногда такой малости хватает, чтобы изменить настроение.

— Спасибо! — Светлана вернула фляжку Александру Еремеевичу. Он жестом остановил её:

— Не за что. Оставьте себе. Я хочу откопать алтарный камень. Как вы, выдержите?

— Со мной все в порядке, Александр Еремеевич. Я подожду.

Он принялся расстегивать сюртук, чтобы снять его — Светлана его не поняла: она не мерзла. Громов постелил свой сюртук на ближайший упавший ствол осины:

— Присаживайтесь. В ногах правды нет.

Светлана его даже поблагодарить не успела — Карл Модестович отвлекся от трупа и позвал Громова к себе. До неё долетали отдельные фразы: что-то о трупном окоченении, холодной ночи и подробностях после вскрытия. Громов присел на корточки возле тела и вместе с Петровым принялся его осматривать. Расстегнув воротничок на убитой, Громов как-то сипло вдохнул и выдал уже привычное:

— Холера!

Петров отозвался чуть менее прилично — Карл Модестович даже поперхнулся воздухом, но промолчал, дожидаясь конца осмотра. Громов вертел тело убитой основательно. Осмотрел и руки, и спину, и долго рассматривал обувь девушки — тонкие домашние туфли. Причем при этом он снова обернулся на Светлану, точнее на её туфли. Она демонстративно отвернулась, наслаждаясь отдыхом и теплом, даже плащ скинула, оставаясь только в мундире.

Парк был странный. Тихо пела одинокая птица, и все. Ни шороха в кустах, ни звука. Ни кошек любопытных, ни собак, ни белок — этих даже в городских скверах было полным-полно. Звери словно затаились, и Светлану мучил вопрос: чего так испугался Тоби, что его пришлось нести отсюда на руках?

Осмотр тела закончился. Громов выпрямился и отошел прочь, изучая уже следы вокруг. С разрешения пристава Карл Модестович подозвал санитаров, которые, подхватив тело убитой, донесли его до носилок и пошли прочь. Медицинский эксперт попрощался со всеми и тоже ушел.

От ворот примчался довольный собой Синица, таща три лопаты, городового и кулек с вкусно пахнущими пирожками в руках городового. Кулек по молчаливой команде Громова молоденький городовой тут же вручил Светлане и помчался обратно к воротам. В последний момент его окликнул Громов:

— Степка!

Городовой обернулся:

— Да, вашбродие?

— Забор осмотрели?

— Так точно! В дальнем конце кто-то снес прям три секции. Следов нету.

Громов поморщился:

— Следов нету… Ладно, потом сами посмотрим. Иди, свободен. — Он, засучив рукава белоснежной сорочки почти по локти и сняв галстук — его он сунул в карман брюк, — взял одну лопату у Синицы, вторую протянув Петрову. Оказывается, Громов не прочь был копать и сам, для себя выбрав алтарный камень.

Синица замер у северной метки, потянув носом и громко сообщив Светлане:

— Пирожки с требухой, вязигой и капустой!

— Копай, Демьян! — строго сказал Громов. — Позже поешь.

— А говорят, как полопаешь, так и потопаешь. В смысле, — начиная копать, пояснил Синица: — как поешь, так и поработаешь.

— На голодный желудок копать лучше, а то заворот кишок заработаешь, Синица. — Громов копал споро, мышцы под тонкой, мало что скрывающей сорочкой так и ходили ходуном.