Светлана не знала, на что решиться: обман с жертвоприношением рано или поздно вскроется, и виновной в нем будет признана только она. Оправдание, конечно есть: её низкий ранг в магии и великий церковный праздник, спутавший все эфирные потоки, — но виновной все равно признают её.
Громов тем временем вкрадчиво, отчего голос его совсем охрип и сел, сказал:
— Светлана Алексеевна, не стоит так переживать. Вы же знаете, что говорят о фараонах. Мы сатрапы, идиотины, самодуры и так далее. Вы напишете рапорт о жертвоприношении и приложите к нему свое особое мнение: участковый пристав Громов — самодур, женоненавистник, жуткий мизогин.
Светлана еле сдержала удивление — хорошего же мнения он о ней. Она судорожно сжала пальцы и посмотрела вбок, мимо Громова, стараясь промолчать и не вспылить. Солнце, лес, хвойный легкий дух. Успокоиться бы и не наломать дров: пусть недолго, но ей еще служить рядом с Громовым. Он же продолжал, снова прочистив горло и пытаясь поймать её взгляд:
— Право слово, Светлана Алексеевна, мне не привыкать, я и хуже о себе слышал. Зато все шишки за нарушение регламента расследования языческого жертвоприношения падут только на меня. Отбрехаюсь.
Светлана резко повернулась к нему, удивленная таким простонародным словцом. Она вглядывалась в отрешенное лицо Александра Еремеевича — сейчас даже складки между бровями не было в качестве подсказки, что же он чувствует. Неужели чин «титуляшки» стоит недовольства начальства?
— Не волнуйтесь, Светлана Алексеевна. Могу даже предположить, что меня особо и не будут журить — мизогинов надо мной хватает. Посмеются, выговорят, да и отпустят. Многие до сих пор верят, что женщинам не место на службе. Вам лично ничего грозить не будет. Я приложу ваш рапорт к делу, слово чести. Завтра днем отошлю депешу в Москву — скоро тут нарисуется кромешник или жандарм, смотря как расценят важность этого дела в столице. Прошу: не накладывайте стазис — дайте мне время тут все изучить и начать расследование.
Светлана уже собиралась сказать, что понимает его: все же дворянство просто так на дороге не валяется, но Громов снова удивил её — не о новом чине он волновался:
— Вы же понимаете, что первые сутки для поиска преступника самые важные. Идти по горячим следам или вести расследование спустя несколько дней… Пока депеша прибудет в Москву, пока дело попинают от кромешников к жандармам и обратно, пока назначат чиновника, пока он доберется сюда — след остынет, даже стазис не спасет. Найти убийцу будет сложнее. Дайте мне сутки на расследование, о большем не прошу. Зверь, что убил девушку, должен ответить перед законом. Вам ничего не будет грозить, просто напишите особое мнение, что я мизогин и идиотина, отказавшийся верить вашим выводам о языческом жертвоприношении.
Светлана грустно улыбнулась: Громов не до конца все продумал — над ним, в отличие от магов управы, слишком много вышестоящих чинов: полицмейстер, прокурор со своим товарищем, судейский следователь, городской глава и губернатор, который тоже сунет нос в дело о жертвоприношении.
— А как же товарищ прокурора, Александр Еремеевич? И следователь? Они могут потребовать наложение стазиса.
Он пожал плечами:
— А вы их тут наблюдаете?
За спиной Светланы раздался голос Синицы:
— Не приедут они. Пьют-с со вчера, отмечая праздник. И товарищ прокурора, и сам прокурор, и судейские, и даже глава города. Даже полицмейстер там же. Просохнут через пару дней — праздники-то долгие.
Громов скривился:
— Синица, больше уважения к начальству. Не пьют, а отдыхать и праздновать изволят.
Петров, занятый делом: он фотографировал место жертвоприношения, — заметил:
— Итог один — в дело они сунутся не раньше пары дней. Тут беспокоиться, Светлана Алексеевна, не о чем.
Повисла тишина — Громов ждал решения Светланы, перестав настаивать. Этим он ей нравился — Мишель, словно не княжич, до последнего предпочитал настаивать и упрашивать. Громов же сказал, что хотел и дал время подумать.
Светлана осторожно, чтобы не затоптать возможные улики, подошла к убитой: эфир тихонько загудел, предупреждая о границах капища. На картах Суходольска и окрестностей это капище не было отмечено. Даже намеков не было в преданиях, и этнографы его не обнаружили — пропустили, как и маги. Знать бы еще, кому тут поклонялись. Сами идолы давно были поруганы и порублены на дрова почти тысячу лет назад.
Хлопали ладошками осины, ветер шумел в высоких соснах. Солнце уперлось теплым лучиком в бок Светланы. Она достала из кармана кристальник и проверила стороны света во встроенном в артефакт компасе. Она не ошиблась: убитая девушка, довольно красивая, одетая в простое закрытое серое платье с кровавым пятном в районе сердца, лежала четко по сторонам света. Магдетектор в кристальнике колебался с определением уровня магии. Его стрелка металась между двойкой и тройкой, приближаясь к последней — в храмах уже шла литургия. Уровень магии будет только расти весь день.
Светлана принялась обходить капище по часовой стрелке, ища места силы.
Громов осторожно, боясь её отвлечь, спросил:
— Светлана Алексеевна, вы можете предположить, чье капище тут было? Возможно, это как-то связано с жертвоприношением цесаревича Екатериной Третьей. Нынче почти десять лет с того… Не думаете, что это может быть продолжением того дела?
Продолжая медленно шагать под любопытствующим взглядом Синицы, она качнула головой:
— Даже предполагать не буду. Особенно про цесаревича. Сведений об этом капище не сохранилось. Его нет на картах губернии.
— У язычников было много капищ — в каждом городе, в каждой деревне кого-нибудь да почитали, — продолжил Громов. Светлана обернулась на него, успев заметить, как он ткнул пальцем в её сторону, и Петров, продолжавший фотографировать место преступления, зачем-то сфотографировал и её. Громов спокойно опустил руку, словно это ничего не значило, покачался с носка на носок и сказал: — у язычников каждый лес да поле были с божествами. Везде были их идолы. Так что то, что сведений о капище не сохранилось, неудивительно.
Светлана отвернулась и снова пошла вокруг капища — и как это Громов вместо «необычно» сказал «неудивительно»! Возле вытянутой на запад правой руки девушки, Светлана замерла — тут сильно несло эфиром. Походив чуть в стороны, она нашла место наибольшей силы:
— Тут! Дайте вешку какую-нибудь. Тут что-то есть, точнее было. Возможно, тут стоял идол.
Синица первым, как резвый щенок, подскочил к Светлане, подавая ветку под рев Громова:
— Демьян, затопчешь следы — я тебя в городовые разжалую!
Парень виновато вжал голову в плечи и осторожно посмотрел под ноги, старательно поднимая стопы и разглядывая землю:
— Никак нет, вашбродь, напраслину возводите — ниче я не затоптал.
Светлана еле сдержала смешок, крайне неприличный так близко с телом убитой, воткнула ветку в землю и пошла дальше. Синица же вытянул от усердия голову, разглядывая убитую. На её лице не застыла мученическая гримаса. Она словно спала, только с открытыми глазами и мелкой дырой, как от кинжала или ножа, в груди.
Синица сглотнул:
— Вашбродь, а убитая-то вот прям копия нашей Светланы свет Лексевны.
Громов со своего места его оборвал:
— Чушь не городи, Демьян! Светлана Алексеевна рыжеволоса, когда как убитая — блондинка. — Он кашлянул в кулак и сипло сказал: — простите, Светлана Алексеевна, что обсуждаем вашу внешность.
Она как раз замерла у головы убитой, тоже рассматривая её лицо.
Синица не успокаивался:
— Ну Александр Еремеевич, посмотрите сами: бровки в разлет точь-в-точь, глазки такие же — серенькие, и скулы выраженные, и нос такой…
Он даже изобразил пальцами перед своим лицом что-то длинное и вытянутое.
— Отставить, Синица! — рявкнул Громов.
— … породистый носик.
Светлана взяла из рук Петрова очередную ветку и воткнула её в землю, обозначая новый источник эфира:
— Браво, Синица, вы просто гений сыска: нашли мою потерянную сестру. Или кузину.