Матвей тихо сказал — видимо самому тяжело удерживать пророчества в себе:

— Мишка не станет императором. Тут вы ошиблись.

Она сонно спросила, желая знать, чем закончился противостояние с княгиней Волковой:

— А Сашка…?

Матвей неожиданно заупрямился:

— Неужели вам не интересно все это узнать на собственном опыте?

Светлане пришлось открывать глаза и повторять вопрос:

— А Саша?

Она понимала, что если первыми на капище приедут жандармы, то Сашку арестуют. Может, на день, может на несколько — пока в творящемся бардаке разберутся и ангел-хранитель Саши придет ему на помощь. Опричнина же не знает, что он снова кромешник. Светлана не сможет заявить о таком, Миша… Догадается ли? А Сашка ранен, ему сейчас не пережить допросы жандармов!

— Не заставляйте меня! — с кривой усмешкой сказал Матвей.

— А Саша⁈ Что ждет его?

Матвей отвлекся от дороги и обиженно пробурчал:

— Он научится целоваться — зуб даю! Ну вот, вы заставили меня это сказать. Он научится целоваться. Сказать с кем?

Светлана вздрогнула — и оракулы ошибаются, оказывается!

— Пожалуй, этого я знать не хочу.

— Хуже того — у него будет трое сыновей. Пояснить, чему он еще научится?

— Матвей! — прикрикнула она, чувствуя, что у неё краснеют щеки. Почему-то.

— Вы сами меня заставили, Елизавета Павловна, уж простите. И да, на девочек даже не надейтесь. Хотите дочку — выходите замуж за Мишку. Простите, Михаила Константиновича.

— Все же оракулы иногда ошибаются.

Матвей обрадовался:

— Да? Хвала небесам, дар сходит на нет. Так… — он миролюбиво спросил: — о чем вы хотели узнать?

Осень пахнет умиранием. Это чувствуется во всем. В низком сером небе, заслонившем солнце. В мелких, колючих, робких снежинках, быстро исчезающих на еще теплой земле. Они, как слезы ангелов, оставляют свой след на городских мостовых — эфемерный, зыбкий. Или это их поцелуи, обещающие защиту в предстоящей суровой зиме?

Осень чувствуется в рокоте Идольменя — время штормов все ближе и ближе. Скоро высокие волны будут вгрызаться в упрямый берег, грозясь прорваться в город. Каменка и Уземонка уже вздулись, подпираемые водами Идольменя.

Умирание чувствуется в уже голых, скинувших свои прекрасные наряды деревьях, зябко дрожащих на ветру. Это чувствуется в надвигающемся предзимье — сне или смерти природы.

В управе было тихо и тепло. Ивашка жарко растопил под утро печь. Хотя из оконных щелей все равно тянуло промозглым ледяным сквозняком.

Осень. Холод. Одиночество. Настроение упадническое, как все в Суходольске.

Светлана стояла у окна и смотрела, как под порывами ветра, выворачивающими и ломающими зонты, растерявшие свои яркие цвета в бесконечных суходольских дождях, быстро бегут по своим делам редкие прохожие. Погодка — хороший хозяин даже собаку на улицу не выгонит. Капли дождя струились по стеклу, рисуя неведомые реки. Скоро Светлана отправится в путь, отсиживаться и дальше в восстановившемся после землетрясения Суходольске глупо. Она сама как-нибудь увидит эти реки, что обещает ей дождь, и устоит под порывами ветра невзгод — ей не привыкать.

Мишка лихорадочно писал отчет. Богдана Семеновича, благоговевшего перед титулом княжича, больше не было. Новый глава магуправы спуску Мишке не давал хотя бы потому, что был оракулом.

Матвей Николаевич за прошедший месяц так и не успел отъесться, напоминая вечно голодного Лиха. Симпатичного Лиха, но уж больно костлявого. Его за пределами магуправы Кащеем прозвали. Еще и взгляд у него вечно расфокусированный, смотрящий в никуда. Вот и сейчас Матвей замер за своим столом, видя что-то свое.

Баюша дремала у печки в корзине. Она обленилась, и сама на улице не ходила. У неё корзинка и персональный Мишка для этого есть.

Зазвонил телефон, разбивая тишину.

Мишка дернулся было, порываясь встать и взять трубку, но Матвей Николаевич сухо сказал:

— Богомилова, это вас. Статский советник Громов из Суходольского сыска. — Он уже не пророчил беспрестанно, но дар никуда не денешь.

Светлана невоспитанно ткнула пальцем в Мишку:

— Сейчас мое дежурство! Это мой вызов!

Она понимала — она должна бежать. Она должна нестись к трубке — она этого звонка ждала почти месяц, пока кромешники старательно затирали историю с оступившимся родом Волковых: молодая княжна по официальной версии погибла во время землетрясения. Светлана должна лететь к телефону, но ноги еле передвигались.

Матвей подбадривающе кивнул на продолжавшую трезвонить трубку.

Мишка провожал Светлану недоумевающим взглядом. Ему-то что… Он ничего не помнит, а она — помнит. Помнит, ждет и понимает: волшебство второй раз не случится. Она подняла тяжелую, отделанную деревом трубку. Голос пытался предательски сесть, но она справилась — твердо сказала:

— Магуправа. Дежурный маг Богомилова. Слушаю.

В трубке раздался хрипловато-простуженный мужской голос, низкий и знакомый до одури:

— Доброе утро, вас беспокоит Громов, Суходольский сыск. В Низинкинском болоте нашли тело убитой. Магдетекторы сошли с ума, показывая пятую степень возмущения эфира. Вы… — Громов замешкался, не зная, как продолжить. Погода за окном отнюдь не шептала. Она ветром билась в стекла, обещая каждого заставить пожалеть о прогулке.

Светлана сама закончила за него:

— Присылайте служебный магомобиль — я, конечно же, поеду с вами на вызов.

Трубка простудно кашлянула:

— Через четверть часа будем у вас.

— Буду ждать.

Он не выбрал Москву. Он не уехал прочь, как все предполагали. Он остался тут, хотя и опричник. Он выбрал их глухомань. Это что-то да значит?

Она глупо улыбалась, надевая шинель.

— Болота, — напомнил сухо Матвей Николаевич.

— Что? Простите? — очнулась Светлана, выплывая из своих грез. Она увидит Сашу. Просто убедится, что он жив и здоров. Он же драный кот, с него станется.

Матвей старательно ласково сказал:

— Болота, госпожа Богомилова. Вы так отчаянно улыбаетесь, что хочется напомнить: бо-ло-та! Кочки, сырость, вредный болотник, кикиморы, комары…

Мишка дернулся:

— Комары уже спят.

— Ради улыбки госпожи Богомиловой они вернутся. Прошу, притушите улыбку, Светлана Алексеевна. Это всего лишь болота. Не стоит ждать слишком многого.

Иногда Матвея все же заносило, причем сильно.

Мишка вздохнул и, принося себя в жертву, встал:

— Светлана…

— Алексеевна, — напомнил Матвей Николаевич.

Мишка помрачнел и добавил — он ожерелье уже вернул, а вот предложение сделать еще не рискнул:

— … Алексеевна. Давайте я лучше съезжу вместо вас. Болота все же…

Она, надевая мерлушковую шапку с серебристым донышком, качнула отрицательно головой:

— Нет, благодарю. Я справлюсь.

Она вышла и буквально понеслась по коридору к лестнице. Сашка тут. И больше не надо за него бояться и волноваться. Вслед ей раздался вздох Мишки:

— А ведь он даже целоваться не умеет…

Светлана замерла на ступеньке — этого быть не должно было! Матвей отрешенно спросил:

— И почему вас это должно волновать? Не вам же целоваться. Баюшенька… У нас тут неконтролируемое воспоминание…

Светлана помчалась дальше по ступенькам. Матвей бдил, сам себя назначив в её охранники.

Капал дождь. Ветер ревел, пытаясь сорвать со Светланы шапку. В просветах серых туч стали прорывались редкие солнечные лучи. Все будет хорошо. Хотя зонт она опять забыла.

Магомобиль медленно остановился перед крыльцом магуправы. «Руссо-балт» сиял свежей черной краской, серебро нового герба Суходольского сыска, кажется, еще даже высохнуть не успело.

За рулем привычно сидел Владимир — Саша не отказался от своих друзей-хвостомоек, перетягивая их с собой в новосозданный сыск.

Задняя дверца открылась — Саша… Светлана заставила себя назвать его Громовым — они же почти не знакомы! Громов вышел, открывая свой черный зонт. Он так и не поддался моде с разноцветными зонтами. Ветер попытался его тут же вырвать, но не преуспел. Светлана видела, как зонт крепко привязан тьмой к руке Громова.