— Стоять, холер-р-ра! Только не пророчь!

Матвея выгнуло дугой, он заорал в небеса, падая навзничь:

— Если он выгорел, то переболеет, сгорит в благости и… И⁈

Светлана вздрогнула, узнавая голос Кошки. И… Свой голос. Ничьим иным он быть не мог.

Сашка упал на колени перед Матвеем, подставляя руку под его бьющуюся в припадке голову. Юродивый орал в небеса, выдавая секреты кромешников:

— И кем, по-твоему, может стать тот, в ком сгорело все нечистое? Сашка идиотина! Он станет человеком!

Ноги Светланы обмякли — такое ей даже в голову не приходило. Сашка станет человеком… Болью полоснуло сердце — сможет ли он тогда смириться с собственным выбором? Сможет он пережить меньшее зло, которое выбрали кромешники?

Сашка побелел. Он затряс Матвея, снова удивляя Светлану тем, как по-разному у них устроены головы. Она думала о пламени и его будущей совести, он думал о ней самой.

— Она вернется из Нави⁈ Отвечай! Она вернется из Нави⁈

— Отпусти… — пробормотал Матвей, еле садясь.

Сашка не отставал от него:

— Она вернется из Нави?

— Она в неё не войдет. Кошка не позволит.

Матвей внезапно обнял сгорбившегося Сашку за плечи и хлопнул по спине:

— Все будет хорошо. Слово чести. Верь.

— Матвей…

Тот скривился:

— Но крови она нам попортит много.

— Портят нервы, — упрямо поправил Сашка. — Кровь пьют.

— Значит, все будет еще хуже. Кстати, почему ты ей не сказал, что все еще находишься под обетами кромешников?

— Ни к чему это, — отрезал Сашка.

Матвей снова хлопнул его по спине, заставляя кривиться от боли:

— Идиотина ты. Она тебя чудовищем из-за этого посчитала. Она же все думает, что одна. Она все еще верит, что вы чудовища, которые за десять лет не разработали план, как остановить пламя, ветер и воду.

— Я под обетами! Я не могу об этом говорить! Тебе ли не знать⁈

Светлана рассмеялась легко и просто. Обеты! Как она сама не догадалась? Он же во время беседы с ней ни разу не назвал себя кромешником. Он говорил уклончиво, так что понять можно, но только зная, что он кромешник. Он… У них! У опричников, у кромешников есть план, как остановить пламя. И ветер. И воду. И, значит, что она может быть спокойна, она может отсидеться под их защитой… Но все же с её планом будет надежнее. Главное, что с Сашкой все будет хорошо. Это же надо… Он станет человеком. Теперь все предстоящее ей самой было нестрашно. Главное она знала — после Рождества будет потрясающий Новый год. Первый год настоящей жизни Александра Еремеевича Громова. Самое забавное, что никто и не заметит, что он стал человеком, потому что он им был всегда. Он не изменится, даже когда у него появится душа.

Она шагнула кромеж и тут же вывалилась на опушке леса.

— Дедушка! Выйди, пожалуйста! — она буквально рухнула в мокрую после дождя траву — ноги не держали, а на лице все так и бродила глупая улыбка. Она так нелепо сомневалась в Сашке. Все из-за её привычного недоверия. Все из-за её привычки жить одной. Она не одна. За ней сотня кромешников, готовых прийти на помощь.

— Дедушка!!!

— Да не кричи ты так, свиристелка. Чего хотела?

Леший опустился на траву рядом с ней.

— Мне помощь нужна, дедушка. Только отплатить мне нечем, — честно призналась Светлана.

— Нужна мне твоя оплата… Глупая ты, свиристелка. Так тебе помогу. Нечисть издалека видит другую нечисть. И помогает. Если нам не держаться вместе, то и не выжить.

Светлана снова улыбнулась: вот и причина, почему Баюша так ластилась к Сашке, и почему волковский домовой пришел на помощь и ответил на все вопросы.

— Свиристелка, ты чего лыбишься? Влюбилась, что ль?

Она посмотрела в серые от туч небеса и честно сказала:

— Не знаю, дедушка.

— Не знает она… Че хотела-то?

— Вдовий мыс знаешь?

— А то ж.

— Мне надо, чтобы к полуночи туда вышел один проклятый или зачарованный медведь. Ой, бер.

— И где я тебе его возьму?

— Он сам найдется. Мне нужно, чтобы ты проложил для него путь от моего дома и до Вдовьего мыса. — Она протянула ему свою перчатку: — это для запаха.

Леший вздохнул, беря её:

— Сделаю, но чет мне подсказывает, что глупая ты, свиристелка.

— Уж какая есть, дедушка.

Каждое пророчество — сделка со временем. Никто не знает, когда оно рождается: когда произносится или когда воплощается, и что будет, если получивший пророчество, сбежит. С одной стороны, у всех на слуху «Песнь о вещем Олеге», с другой — сколько неизвестных Олегов все же избежали воплощения пророчества? Никто не знает. Пророчество — змея, кусающая себя за хвост, временная петля, которая может разрушиться, если связь произнесенного и воплощенного нарушится, и что произойдет в результате — тоже никто не знает. Избежавшие пророчества о таком не докладывали в магические управы. По кому ударит невоплощенный хвост пророчества? По прошлому или по будущему? Светлана не собиралась рисковать Сашиной судьбой. Она пришла в кромеж — она поговорит с Кошкой, даже если времени будет не хватать. Только сперва все же — отец или мать. Разговор с ними важнее.

Кошка её уже ждал — мгновенно оказался рядом, суровой статуей возмездия замирая перед Светланой:

— Ты не войдешь в Навь. Не сейчас, когда так ослаблена.

Одна его половина растворялась в тьме, вторая плавилась в свете. Наверное, это больно. Впрочем, неважно. Все кромешники — застывшие между мирами. Некрещенные дети, вытравленные, умершие в родах, погибшие, часто еще и вине родителей, откровенно убитые, похороненные под порогом или на проклятом перекрестке. Пару веков назад на Соборе все же решили, что такие дети попадают сразу в рай. Пару веков назад. А до этого? И кто решил? Люди. Что происходит на самом деле с такими детьми, никто точно не знает. А они замирают между мирами. Ни живые, ни мертвые. Они возвращаются игошами, когда в них побеждает тьма. Они возвращаются кромешниками, когда в них побеждает свет.

Светлана твердо сказала:

— Я войду в Навь, чего бы это мне ни стоило. Заодно обещаю — я вернусь оттуда, и мы с тобой поговорим.

Она не успела написать себе на руках: «Вернись!», зато Сашина душа — хороший стимул, чтобы вернуться. Змея пророчества должна укусить себя за хвост.

Кошка вновь повторил:

— Ты не войдешь, Вета. Я не пущу.

Она предложила очевидное — время подумать над словами Матвея у неё было:

— Тогда идем со мной. Будешь моим учителем. Будешь тем, кто выведет меня обратно.

— Необычно.

Светлана пожала плечами, понимая от кого мог подцепить это слово Саша:

— Один хороший человек сказал, что вы именно так учите детей.

Кошка сурово посмотрел на неё — этот взгляд ей был знаком по прежней, запретной жизни:

— Не обольщайся. Мы не люди.

Она устала. Ноги её не держали, а Кошка, кажется, решил стоять до последнего. Светлана зачерпнула тьму и превратила её в кресло, надеясь, что это не сильно богохульно.

— Извини, я присяду — сил стоять нет. И… — Она вздохнула: — на днях моего хорошего друга ранил медведь. Он попал на операционный стол.

Кошка саркастично приподнял бровь.

Светлана отмахнула:

— Ты же понял, кто попал на стол к хирургам. Друг, а не медведь. Ему… Другу, а не медведю, провели полостную операцию. И никто не заподозрил, что они оперируют не человека.

— Веточка, душа нематериальна. Её не рассмотреть на операции.

— Тогда с чего вы решили, что вы не люди? С чего вы решили, что у вас нет души… Убийца тоже теряет душу, совершая тяжкий грех, но его видовая принадлежность не меняется. Он, став зверем, остается человеком.

Кошка вытащил из тьмы стул и тоже сел:

— Это всего лишь словесные игры, Вета. Реальность несколько иная. Мы нечисть, прими это. Вдобавок, если я сейчас вернусь в мир живых, где я уже умер, я вернусь нежитью. Разумной, все еще служащей тебе, но нежитью.