— Стоять, холер-р-ра! Только не пророчь!
Матвея выгнуло дугой, он заорал в небеса, падая навзничь:
— Если он выгорел, то переболеет, сгорит в благости и… И⁈
Светлана вздрогнула, узнавая голос Кошки. И… Свой голос. Ничьим иным он быть не мог.
Сашка упал на колени перед Матвеем, подставляя руку под его бьющуюся в припадке голову. Юродивый орал в небеса, выдавая секреты кромешников:
— И кем, по-твоему, может стать тот, в ком сгорело все нечистое? Сашка идиотина! Он станет человеком!
Ноги Светланы обмякли — такое ей даже в голову не приходило. Сашка станет человеком… Болью полоснуло сердце — сможет ли он тогда смириться с собственным выбором? Сможет он пережить меньшее зло, которое выбрали кромешники?
Сашка побелел. Он затряс Матвея, снова удивляя Светлану тем, как по-разному у них устроены головы. Она думала о пламени и его будущей совести, он думал о ней самой.
— Она вернется из Нави⁈ Отвечай! Она вернется из Нави⁈
— Отпусти… — пробормотал Матвей, еле садясь.
Сашка не отставал от него:
— Она вернется из Нави?
— Она в неё не войдет. Кошка не позволит.
Матвей внезапно обнял сгорбившегося Сашку за плечи и хлопнул по спине:
— Все будет хорошо. Слово чести. Верь.
— Матвей…
Тот скривился:
— Но крови она нам попортит много.
— Портят нервы, — упрямо поправил Сашка. — Кровь пьют.
— Значит, все будет еще хуже. Кстати, почему ты ей не сказал, что все еще находишься под обетами кромешников?
— Ни к чему это, — отрезал Сашка.
Матвей снова хлопнул его по спине, заставляя кривиться от боли:
— Идиотина ты. Она тебя чудовищем из-за этого посчитала. Она же все думает, что одна. Она все еще верит, что вы чудовища, которые за десять лет не разработали план, как остановить пламя, ветер и воду.
— Я под обетами! Я не могу об этом говорить! Тебе ли не знать⁈
Светлана рассмеялась легко и просто. Обеты! Как она сама не догадалась? Он же во время беседы с ней ни разу не назвал себя кромешником. Он говорил уклончиво, так что понять можно, но только зная, что он кромешник. Он… У них! У опричников, у кромешников есть план, как остановить пламя. И ветер. И воду. И, значит, что она может быть спокойна, она может отсидеться под их защитой… Но все же с её планом будет надежнее. Главное, что с Сашкой все будет хорошо. Это же надо… Он станет человеком. Теперь все предстоящее ей самой было нестрашно. Главное она знала — после Рождества будет потрясающий Новый год. Первый год настоящей жизни Александра Еремеевича Громова. Самое забавное, что никто и не заметит, что он стал человеком, потому что он им был всегда. Он не изменится, даже когда у него появится душа.
Она шагнула кромеж и тут же вывалилась на опушке леса.
— Дедушка! Выйди, пожалуйста! — она буквально рухнула в мокрую после дождя траву — ноги не держали, а на лице все так и бродила глупая улыбка. Она так нелепо сомневалась в Сашке. Все из-за её привычного недоверия. Все из-за её привычки жить одной. Она не одна. За ней сотня кромешников, готовых прийти на помощь.
— Дедушка!!!
— Да не кричи ты так, свиристелка. Чего хотела?
Леший опустился на траву рядом с ней.
— Мне помощь нужна, дедушка. Только отплатить мне нечем, — честно призналась Светлана.
— Нужна мне твоя оплата… Глупая ты, свиристелка. Так тебе помогу. Нечисть издалека видит другую нечисть. И помогает. Если нам не держаться вместе, то и не выжить.
Светлана снова улыбнулась: вот и причина, почему Баюша так ластилась к Сашке, и почему волковский домовой пришел на помощь и ответил на все вопросы.
— Свиристелка, ты чего лыбишься? Влюбилась, что ль?
Она посмотрела в серые от туч небеса и честно сказала:
— Не знаю, дедушка.
— Не знает она… Че хотела-то?
— Вдовий мыс знаешь?
— А то ж.
— Мне надо, чтобы к полуночи туда вышел один проклятый или зачарованный медведь. Ой, бер.
— И где я тебе его возьму?
— Он сам найдется. Мне нужно, чтобы ты проложил для него путь от моего дома и до Вдовьего мыса. — Она протянула ему свою перчатку: — это для запаха.
Леший вздохнул, беря её:
— Сделаю, но чет мне подсказывает, что глупая ты, свиристелка.
— Уж какая есть, дедушка.
Глава пятнадцатая
Светлане предстоит стать убийцей
Каждое пророчество — сделка со временем. Никто не знает, когда оно рождается: когда произносится или когда воплощается, и что будет, если получивший пророчество, сбежит. С одной стороны, у всех на слуху «Песнь о вещем Олеге», с другой — сколько неизвестных Олегов все же избежали воплощения пророчества? Никто не знает. Пророчество — змея, кусающая себя за хвост, временная петля, которая может разрушиться, если связь произнесенного и воплощенного нарушится, и что произойдет в результате — тоже никто не знает. Избежавшие пророчества о таком не докладывали в магические управы. По кому ударит невоплощенный хвост пророчества? По прошлому или по будущему? Светлана не собиралась рисковать Сашиной судьбой. Она пришла в кромеж — она поговорит с Кошкой, даже если времени будет не хватать. Только сперва все же — отец или мать. Разговор с ними важнее.
Кошка её уже ждал — мгновенно оказался рядом, суровой статуей возмездия замирая перед Светланой:
— Ты не войдешь в Навь. Не сейчас, когда так ослаблена.
Одна его половина растворялась в тьме, вторая плавилась в свете. Наверное, это больно. Впрочем, неважно. Все кромешники — застывшие между мирами. Некрещенные дети, вытравленные, умершие в родах, погибшие, часто еще и вине родителей, откровенно убитые, похороненные под порогом или на проклятом перекрестке. Пару веков назад на Соборе все же решили, что такие дети попадают сразу в рай. Пару веков назад. А до этого? И кто решил? Люди. Что происходит на самом деле с такими детьми, никто точно не знает. А они замирают между мирами. Ни живые, ни мертвые. Они возвращаются игошами, когда в них побеждает тьма. Они возвращаются кромешниками, когда в них побеждает свет.
Светлана твердо сказала:
— Я войду в Навь, чего бы это мне ни стоило. Заодно обещаю — я вернусь оттуда, и мы с тобой поговорим.
Она не успела написать себе на руках: «Вернись!», зато Сашина душа — хороший стимул, чтобы вернуться. Змея пророчества должна укусить себя за хвост.
Кошка вновь повторил:
— Ты не войдешь, Вета. Я не пущу.
Она предложила очевидное — время подумать над словами Матвея у неё было:
— Тогда идем со мной. Будешь моим учителем. Будешь тем, кто выведет меня обратно.
— Необычно.
Светлана пожала плечами, понимая от кого мог подцепить это слово Саша:
— Один хороший человек сказал, что вы именно так учите детей.
Кошка сурово посмотрел на неё — этот взгляд ей был знаком по прежней, запретной жизни:
— Не обольщайся. Мы не люди.
Она устала. Ноги её не держали, а Кошка, кажется, решил стоять до последнего. Светлана зачерпнула тьму и превратила её в кресло, надеясь, что это не сильно богохульно.
— Извини, я присяду — сил стоять нет. И… — Она вздохнула: — на днях моего хорошего друга ранил медведь. Он попал на операционный стол.
Кошка саркастично приподнял бровь.
Светлана отмахнула:
— Ты же понял, кто попал на стол к хирургам. Друг, а не медведь. Ему… Другу, а не медведю, провели полостную операцию. И никто не заподозрил, что они оперируют не человека.
— Веточка, душа нематериальна. Её не рассмотреть на операции.
— Тогда с чего вы решили, что вы не люди? С чего вы решили, что у вас нет души… Убийца тоже теряет душу, совершая тяжкий грех, но его видовая принадлежность не меняется. Он, став зверем, остается человеком.
Кошка вытащил из тьмы стул и тоже сел:
— Это всего лишь словесные игры, Вета. Реальность несколько иная. Мы нечисть, прими это. Вдобавок, если я сейчас вернусь в мир живых, где я уже умер, я вернусь нежитью. Разумной, все еще служащей тебе, но нежитью.