Громов шагнул к Светлане, уточняя:

— Фотиния Алексеевна? — он как-то странно посмотрел на её туфли и тихо пробормотал себе под нос: — холера…

Она заставила себя не кривиться — привыкла уже, что её вечно пытаются переименовать:

— Нет.

Громов нахмурился — ему чрезвычайно шла складка между бровей:

— Госпожа Богомилова?

Светлана смилостивилась над ним:

— Так точно. Светлана Алексеевна Богомилова, коллежский секретарь. И не смотрите так, я не язычница. Звать жандармов или сразу кромешников не стоит.

Он предпочел промолчать — предложил ей руку, укрывая от дождя своим зонтом. Куда делся её, он, к счастью, не поинтересовался.

— Пройдемте в магомобиль.

Светлана согласилась: обсудить её имя можно и во время поездки. Знала же, что пристав не угомонится. Мало кто верил ей с первого раза, что она не Фотиния. Еще меньше не пытались её обвинить в язычестве.

В салоне магомобиля было душно, воняло застарелым табаком и какой-то прелью от обивки. Светлана поморщилась, и Громов тут же распорядился:

— Синица, открой окно — тут не продохнуть.

Молодой парень на переднем сиденье попытался возразить:

— Александр Еремеевич, так дождь же!

Тот буркнул:

— Не сахарный — не растаешь.

— Но Лекса…

Светлана, прерывая начинающийся ненужный спор, открыла окно со своей стороны. Сразу стало легче дышать. Громов не удержался:

— Стыдно должно быть, Синица.

Тот косо поглядел на Светлану и возразил:

— Госпожа Богомилова маг, ей поставить щит от влаги как не фиг…

Громов предупреждающе кашлянул, пристыжая своего помощника, и тот поправился:

— Влегкую щит можно сделать госпоже магу.

Громов все равно повторил:

— А ты не сахарный. И мужчина прежде всего. Ты думать должен не только о своей сухости, но и об окружающих. — Глаза его при этом почему-то смотрели на туфли Светланы. Он с трудом отвел взгляд и представил ей окружающих: — мои помощники: Владимир Захарович Петров…

Светловолосый мужчина за рулем только кивнул в приветствии.

— … и Демьян Потапович Синица.

И тут Громов явно вспомнил, что и сам не представился:

— Прошу меня великодушно извинить, Светлана Алексеевна, я не представился: Громов, Александр Еремеевич, — на имени Светланы он все же споткнулся — видать, снова попытался назвать её Фотинией.

Она сухо сказала:

— Очень приятно. — Светлана дежурно улыбнулась и сочла нужным пояснить: — чтобы не было недомолвок: я не язычница. Это мое истинное имя, и имя это христианское. Просто, как говорил мой дед, Светланы не успели стать мученицами ради веры, но все еще впереди.

— Холера, — не сдержался Громов. Кажется, он представил, что Светлана так и рвется в первые святые. — Простите, несдержан на язык.

— Ничего страшного. Вы же знаете, что был такой крейсер «Светлана»? Его капитану было позволено назвать дочь в честь крейсера. Мой дед так же служил в русско-японскую на «Светлане». Чуть не утонул в Цусимском сражении. Дочери у него не было, сыновья уже были большими, сами ждали детей, так что он для внучки, то есть для меня, в генеральной консистории получил разрешение на это имя.

— Необычная история, — признал Громов, в пол-оборота рассматривая Светлану. — И имя необычное.

— Я четвертая Светлана в России, — снова улыбнулась она и в упор посмотрела на Громова. Тому хватило даже секунды взгляда — он тут же отвел глаза в сторону и протянул Светлане папку с единственным листом. Впрочем, читать его Светлане не пришлось. Громов сам принялся пояснять: — сегодня всю ночь магические детекторы срабатывали в полицейском участке. Из-за Всенощной, возможно. Я отдал детекторы на расшифровку, но надежды, что уберут церковные помехи, мало. В начале восьмого телефонировал сторож Сосновского парка — выгуливающий собаку господин Зверев сообщил о нахождении трупа девушки, предположительно убитой. Больше сторож ничего сообщить не смог.

Светлана понимающе кивнула:

— Будем смотреть на месте, раз техника нас подвела. Первый раз, что ли. — Она вернула папку Громову. Его взгляд вновь уткнулся в её туфли. Он ретифешист? Или из замшелых поборников патриархата, считавших, что юбка чуть ниже колена уже падение в бездну порока? Светлана уперлась взглядом в окно — в любом случае это проблемы Громова, а не её.

Магомобиль наконец-то покинул магическую аномалию, и дождь за окном прекратился.

Магомобиль пересек по мосту сворачивающую в холмы речку Уземонку, прежнюю границу Уземонского участка, и гораздо тише поехал по грунтовой дороге — город совсем недавно шагнул дальше, и порядку тут пока не было. Новому приставу Громову только посочувствовать и оставалось: его участок был дюже неудобен и довольно опасен. Узкий и длинный, зажатый между холмом с крутыми склонами, гордо называющимся местными горой, и Уземонкой, в своем «девичестве» носившей менее благозвучное название, до сих пор аукавшееся местным полицейским, он служил прибежищем тем, кто чуть ниже среднего класса и гораздо, гораздо ниже среднего. Хотя откровенных трущоб на участке не было. С присоединенным к городу Сосновским поселком участок стал больше, чем положено, но пересматривать границы городской глава не спешил — слишком это хлопотное дело: найти новый дом для присутствия, набрать полицейских, назначить пристава, еще и жалование всем платить, а в городе и так проблемы с казной. И полицейских не хватало — как-то летом город чуть ли не полностью остался без полиции, когда городовые массово подались на заработки в деревни. Впрочем, в городе и магов не хватало. Светлана незаметно потерла висок — голова разболелась так некстати, словно обручем её схватило. Горло продолжало першить, и Светлана еле сдерживала кашель.

Громов удивленно смотрел в окно, за которым стояла положенная по календарю золотая осень: теплая, солнечная и сухая. Пристав даже обернулся назад, где двухэтажные деревянные дома исчезали за плотной пеленой затяжного дождя. Кажется, до Сосновского Громов за этот месяц ни разу и не добрался, иначе бы знал про магическую аномалию. Да и невысокого он был ума, получается — за месяц так и не уподобился узнать очевидные факты про новое место службы.

Громов перестал оглядываться, дернул ворот сюртука, как и положено, без серебра петлиц, и уставился вперед. Светлана не выдержала и пояснила специально для него:

— Магическая аномалия, Александр Еремеевич. Не слыхали?

Он повернулся, бесхитростно признаваясь:

— Читал, но, знаете, как-то не особо верил, чтобы вот так: как ножом отрезало тучи и дождь. Необычное явление.

Кажется, «необычное» — его любимое словечко про все непонятное.

— Да, необычное, — согласилась Светлана. — Почти единичный случай. Аномалия притягивает не только отдачу водных заклинаний. Огненных и воздушных тоже, и даже земляных… Лет сорок назад приезжал к князю Соколову маг-агроном, из столицы выписанный для помощи с посевами льна. Хотели с Европой торговать — тогда еще было выгодно лен туда вывозить. Вы же знаете, как пашни под лен готовят, Александр Еремеевич?

Громов легко признался в своем неведении:

— Не имею ни малейшего представления.

Она улыбнулась — ничего-то эта столичная штучка не стал выяснять про Суходольск. Не прав Богдан Семенович, что новый пристав хваток и пытлив. Хотя, быть может, Громов знает, что скоро вернется в Москву? Тогда будни какого-то Суходольска ему и не интересны.

Громов напомнил о себе:

— Расскажете, Светлана Алексеевна? — Он уже запинаться на её имени перестал.

Синица на переднем сиденье не удержался — повернулся бочком, прислушиваясь. Даже Петров нет-нет да и поглядывал назад.

Светлана принялась рассказывать: она местную историю любила и все свободное время проводила в музее, в кружке этнографов-любителей — серьезные ученые сюда не доезжали:

— Пашни под лен заранее с осени выжигают — выбирают кусок леса и жгут его под контролем, чтобы огонь не вырвался за пределы. Потом корчуют оставшиеся пни, а по весне уже и засевают льном. Наш агроном и маг не стал ждать осени — сам все рассчитал, навесил руны по границам будущей пали и поджег, а вот про аномалию он и не знал: принялся тушить огонь, а он прямехонько на город и пошел сплошной стеной. Еле загасили — пригороды пожгло знатно. Тогда высочайшим указом губернскую магическую управу и создали, чтобы впредь подобное не повторялось.