Громов мягко напомнил:

— Кромешник дал денег Ларисе на побег. Он помог ей сбежать. Если бы он знал, что сможет завершить дело…

— … он бы привлек её в качестве свидетеля в суде.

— Именно. Он знал, что не выберется из Ольгинска.

Светлана на миг закрыла глаза. Господи, за что все это…

Громов, заметив её смятение, сам продолжил:

— Пока вы спали, я отправил Бережнова в адресный стол. Он принес фотографию Платонова. Вы готовы её увидеть?

Светлана, ложкой догребая гущу со дна горшочка, лишь кивнула. Говорить было трудно.

Громов достал из папки фотографию и подал Светлане, поставившей пустой горшочек на стол. С черно-белой фотографии на нее смотрел светловолосый, с зелеными глазами (было подписано на самом фото снизу), похожий на ангела паренек.

«Прилетает к моему ангелу другой ангел» — моментально вспомнились слова Лапшиной, заставляя Светлану холодеть.

Фотография выпала из её рук — Громов подался вперед и еле успел поймать снимок, резко зажмурившись от внезапного приступа боли.

— Сашка… — Светлана схватила его под руку, помогая удержаться на стуле. — Как ты… Как вы…

Он прошипел «холеру», рукой, согнутой в локте упираясь в стол и пытаясь продышать боль:

— Ругайтесь на меня почаще… А еще лучше называйте по имени, если это для вас не слишком неприемлемо. — Он с усилием выпрямился, по его лицу тек холодный пот: — простите. Иногда еще раны дают о себе знать.

— Кровь мою будете? — прямо спросила Светлана.

Громов нахмурился:

— Это плата за просьбу называть по имени?

— Это желание помочь, Александр, — именем она подсластила горькую кровавую пилюлю.

— А если я воздержусь?

— То будете сами себе врагом.

Он кивнул и коротко ответил, вызывая в Светлане нехорошее желание заругаться на упрямца:

— Буду, простите.

— Кровь? — все же спросила она — вдруг не так поняла.

— Врагом, Светлана Алексеевна. Не надо на меня расходовать вашу кровь. Это слишком опасно для вас. Я еще не знаю, как Елизавета стала Светланой, но я постараюсь решить этот ребус.

Светлана отстранилась и снова взяла фотографию в руки.

— Это же…

— Вот я сижу и думаю: я цареубийца или все же цесаревичеубийца? Такие же бывают?

— Его убила я — я испепелила тело. Из праха не возвращаются. Из мертвого тела запросто. Но как… Как годами жить в городе, и остаться незамеченным? Сходство с императором Павлом потрясающее.

Громов напомнил очевидное — Светлана сообразила не сразу:

— Баюша, то есть Китти, конечно. Рядом с баюном никто ничего не заметит. — Он достал из-под салфетки еще одну тарелку: — будете жареную картошку, Светлана Алексеевна?

Он придвинул тарелку к ней. Светлана сглотнула слюну и честно сказала:

— Буду. — Это было внезапно, это было нелепо, но сейчас еда отвлекала от грустной мысли: она убила… Уничтожила цесаревича. Это хуже, чем скандал с графом из Померании или нет? Граф. Из Померании. В Суходольске. В их глуши! Хотелось кричать от злости на саму себя — тогда три года назад, граф не вызвал в ней удивления. Точнее, его присутствие в Суходольске.

— Ешьте, — мягко напомнил Александр.

— А вы?

Он вздохнул:

— А мне пока нельзя. Доктора запретили. И не надо предлагать свою кровь, ради всего святого.

Она кивнула и завертела вилку в руках. Правда, аппетит резко пропал.

— Проверим, Светлана Алексеевна, нашу версию?

— Светлана. Если вы — Александр, то я Светлана.

— Хорошо. Так… Проверим? — Он все же схулиганил и утащил с её тарелки кусочек картофеля прямо руками: — простите.

— Проверим, — мрачно сказала Светлана. — Помните, я рассказывала о своем конфузе с графом-вампиром?

— Из Померании? Теперь хотя бы понятно, что он забыл в этой глуши, — улыбнулся Громов.

Светлана опять взяла фотографию цесаревича в руки. Тарелку с картофелем, пожаренным крупными кусками и залитым чесночным маслом, она перед этим поставила между собой и Александром — пусть поест. Она даже вилку положила так, чтобы Александру тоже было удобно её брать. В лесах под Санкт-Петербургом вообще была одна ложка на всю их банду мелких, как сама Светлана их называла, так что брезговать она не умела. Александр снова не удержался и пальцами стащил очередную дольку картофеля, съел её с явным наслаждением. У них даже вкусы одинаковые, надо же… Дождь пел за окном осенние песни, и почему-то стало интересно: а любит ли Александр собирать грибы? Ходить по прохладному лесу, вдыхать смолистый свежий воздух, наслаждаться пряным грибным запахом, слушать, как поют птицы… Наверное, это глупо в такой момент думать о грибах, но отец любил их собирать. Она пальцем провела по фотографии, по надписи «зеленые глаза»…

— Что-то не так?

Она, нахмурившись, подняла глаза на Александра — она вроде бы тогда, на Рождество Пресвятой Богородицы не называла упыря Дмитрием. Или называла? Она точно не помнила. Совершенно точно только одно — описания упыря она Александру не давала.

— Так… А как вы узнали, что в доме Лапшиных был именно Платонов?

— А вы как?

Отвечать вопросом на вопрос невоспитанно, но Светлана понимала, что Александр профессионал и постоянно собирает нужные сведения — отовсюду, откуда получится и когда получится.

— Я совершенно случайно. Посмотрела на фото, увидела приписку о глазах, вспомнила слова Лапшиной, как она описывала Дмитрия Ясного сокола, и вот… Пришла в голову дикая мысль, что Дарья Ивановна не ошибалась в имени ночного гостя. Только я же вам его не называла…

— Называли. В сенях. Вы тогда сказали, что Дмитрий Ясный сокол прилетел.

Александр подцепил очередной ломтик. Такими темпами, именно он и съест всю картошку. Главное, чтобы ему не повредило. Светлана посмотрела на фото:

— Надо показать фото Лапшиным — пусть опознают точно. Потому что пока это все же близко к догадкам.

— Зря вы не верите себе — у вас хорошо развита интуиция. К Лапшиным, действительно, прилетал «Платонов».

Светлана рассмеялась, опуская глаза вниз. Интуиция! Надо же, как утешил. Она умудрялась пропускать мимо себя нужную информацию, она ошибалась, она… Пальцы машинально поглаживали глянцевую поверхность фотографии. Александр забрал её — правильно, ему её еще в адресный стол возвращать.

— Я тоже, как и вы, вспомнил описания Дмитрия Ясного сокола.

Светлана в упор посмотрела на него, мечтая об одном: чтобы он забыл об этикете и не отводил глаз. Он не отвел. Сегодня, сейчас он не отвел. Смотрел спокойно, своими серыми, даже скорее стальными умными глазами и молчал.

— А вы-то когда его получили? Откуда вы взяли описание упыря.

— Сестры Лапшины навещали меня в больнице. Я их расспросил.

Светлана откинулась на спинку кресла. Она была твердой и дико неудобной — точь-в-точь, как Сашка.

— Вы вообще умеете болеть? Даже в больнице вы занимались делом⁈

Он явно смутился и пожал плечами:

— А чем еще заниматься, валясь в койке? Только думать и опрашивать окружающих. Я и расспросил Лапшиных о Дмитрии. Они же сами меня навестили. Дарья Ивановна сказала одну примету: искалеченная мочка левого уха, словно обрезанная. Видите? — Он подхватил со стола карандаш и им обвел на фотографии левое ухо «племянника» Вырезовой. — Это точно Дмитрий Ясный сокол, как его называла Дарья Ивановна. Скажу даже больше… Точнее, покажу.

Он взял со стола папку и достал оттуда лист бумаги, протянул его Светлане. На неё смотрел не совсем похожий, но все же узнаваемый карандашный «Платонов» или, вернее, Дмитрий Ясный сокол. Пастели Верочка рисует лучше. Графика у неё хромает.

— Я зарисовал, как смог.

Светлана не знала, смеяться или плакать:

— Вы еще и рисовали…

Смешинки привычно спрятались в уголках губ Александра. Он снова, как всегда, когда улыбался, отвернулся в сторону.

— А чем еще заниматься на больничной койке?

Он потянулся к тарелке, собираясь подцепить очередной кусочек картошки, и Светлана нагло увела его у него из-под носа, точнее прямо из-под пальцев — те даже мазнули по её кисти, тут же благовоспитанно отдергиваясь прочь. В их банде мелких всегда говорили: «В семье не щелкай клювом!»