— Я её терпеть не могу. Я её б… — она запнулась, вдохнула воздух и закончила: — боюсь. Да, боюсь, в свое время меня сильно ею запугали. Так что давай…те… Не будем о моем самочувствии — снова бояться и ждать я не хочу. Давайте п… покончим со всем сегодня. Быстрее начнем — б… быстрее я вернусь домой.
Громов долго и пытливо вглядывался в неё, словно пытался что-то понять — не понял, но на веру принял:
— Что ж, вам виднее. — Он активировал артефакт.
Миша все это время сидел тихо, как мышь под веником. Только и видно, как сильнее сцепил пальцы в замок, выдавая свое беспокойство.
Громов заботливо, чтобы Светлане не пришлось тянуться, придвинул артефакт на край стола. Прибор еле слышно гудел и щелкал шестернями где-то внутри. Кристалл тускло светился.
— Процедура вам знакома, Светлана Алексеевна, — принялся пояснять зачем-то Громов. — Кладете ладонь на кристалл и четко произносите имя, отчество и фамилию. Загорающиеся лампы показывают истинность каждого элемента.
Он снова посмотрел на Светлану. Та сглотнула, зачем-то встала, прикусила губу, положила ладонь на кристалл, закрыла глаза…
— Светлана Алексеевна, не стоит так пугаться, — мягко, где-то далеко говорил Громов. — Простите, что заставляю вас…
Она открыла глаза:
— Ни…чего… Простите тоже — волнуюсь. Я С… — она запнулась и виновато улыбнулась. — … вета.
Она посмотрела на Громова, боясь разглядывать артефакт:
— Простите еще раз великодушно. Это все глупые детские страхи.
Первая лампа уже светилась — имя было подтверждено, но Светлана старательно повторила:
— Светлана… Алексеевна Бого… — она опять запнулась. — … Милова.
Две другие лампы не зажглись. Громов посмотрел на них, перевел взгляд на Светлану, уже отдернувшую ладонь от артефакта прочь, как будто он кусался.
— Пожалуйста, скажите: Елизавета Павловна Рюрикович.
Михаил влез, опережая Светлану:
— Имя принято! Зачем заставлять проходить процедуру по новой, Александр Еремеевич, я не понимаю.
Светлана вернула руку обратно и в этот раз четко сказала:
— Я Светлана Григорьевна Кошка.
Все три лампы гордо горели. Впервые. Все три. Светлана убрала руку, оставляя на артефакте легкую изморозь, и виновато посмотрела на Громова:
— Вот как-то так…
Результат был совсем не тем, что она ждала. Она не ждала извинений, буханий на колени, как он обещался, скорее что-то вроде: «Хорошо, спасибо! Был неправ». Он же впился в неё глазами, резко белея. Было видно, как сузились его зрачки, превратившись в черные точки. Голос у Громова охрип, словно он опять простудился:
— Светлана Алексеевна, простите… Григорий Кошка… Тот самый?
Она видела, как посинели кончики пальцев, которыми он вцепился в край столешницы. Кажется, он был не в себе. Сейчас Светлана не знала, что от него ожидать. Даже Мишка подался вперед на своем стуле, готовый то ли атаковать, то ли закрыть собой Светлану от удара.
— Да, вы не ошиблись, — она сказала старательно твердо. — Тот самый.
Громов прищурился, сжал губы, сверкнул глазами, и Светлана поняла, что он сейчас заорет на неё.
— Вы ходили в мертвомир? — неожиданно все таким же спокойным голосом спросил Громов, глядя, как оттаивает артефакт истинности, покрываясь капельками воды.
Светлана была благодарна его выдержке — она видела, каким трудом она ему дается. Мишка бы уже орал, а ведь воспитанный княжич. Громов сдерживался, как настоящий мужчина.
— Простите?
Он поправился:
— Навь. Вы ходили в Навь, Светлана Алексеевна?
И в голове Светланы как шестеренки в старых часах со скрежетом и болью стали цепляться друг за друга факты.
Знания Громова о магии.
Его хорошее отношение к баюну.
Его вечные оправдания действий опричников.
Его знания о Нави или мертвомире, как осторожно сперва сказал он.
Его шрамы на спине… В монастырях кромешников суровые нравы и аскеза. Там до сих пор практикуются телесные наказания и умерщвление плоти.
Шестеренки-факты плотно сцепились — каждый зубчик нашел свое место: Громов — бывший кромешник. Выгоревший по какой-то причине и выпущенный в мир.
Она снова повторила про себя: «Громов кромешник». Возражений не последовало. Иных версий его знаний не было.
Хотя… И что с того, что Громов кромешник? Она сама кромешница.
Она язычница, пусть не по вере, а по воле рождения. Только язычники верят в Навь и могут туда попасть. Значит… И Громов… И кромешники тоже…
Она с трудом сглотнула. Ноги обмякли, и она не упала лишь потому, что мертвой хваткой вцепилась в стол. Только ледяное отупение после Нави было ей оправданием. Она осознала, что кромешники — язычники. И их «монастыри» — совсем не монастыри, а, получается, языческие храмы. Храмы, заменившие капища и дожившие до наших дней!
Шестеренки бешено крутились, сталкиваясь друг с другом и неожиданно цепляясь за новые воспоминания.
Холодная ладонь лешего.
Его слова.
«Глупенькая нечисть.»
«„Жить“ не умеет быть кромеж.»
Она… Громов… Кромешники… Они все нечисть. Высшая нечисть, которая неотличима от людей, которая спокойно ходит по солнечному свету, которая заходит без последствий в храмы — кромешники сопровождали императоров на обедни, не говоря уже о Пасхальных ходах.
Светлана закрыла глаза, вспоминая. Там в Сосновском, когда Громов стащил с себя сорочку для раненого баюна, а она еще глупо возмущалась его волосатости на груди, на нем не было креста. Не было.
Рука дернулась к вороту блузки. Там прятался крестик, дарованный ей с рождения. Её носили в храм, её крестили — она это знала точно. Она посещала церковь, она молилась, она принимала причастие, она прикладывалась к иконам… Она высшая нечисть, которая способна перенести все это.
Стало нечем дышать. В ушах грохотали барабаны, заглушая тревожные голоса Михаила и Александра. Сейчас ей было не до них.
Нечисть не рождается. Она вылезает из Нави. У Александра Еремеевича никогда не было матери-дворянки и отца из купечества или разночинцев. Он вылез из Нави и спокойно стал жить в мире под солнцем, как все кромешники.
Мысли хаотично скакали дальше. Если кромешники язычники и нечисть, то… Десять лет назад в день, который Светлана почти не помнила, на капище у Обводного канала они не раскрыли жуткую тайну императрицы Екатерины Третьей, регентом правящей до совершеннолетия цесаревича. Они изначально знали, что она язычница. Они веками знали, что Рюриковичи — язычники. Что они тогда не поделили на капище? Что заставило их предать Екатерину? Что императрица могла сделать такого, что против неё восстали даже кромешники?
Дело в венчании Рюрика на царство? Тогда, когда он принял тьму…
Шестеренки мыслей бессмысленно крутились, не цепляясь одна за другую. Слишком мало данных. Некоторые вольнодумцы даже доказывали, что никакого Рюрика на Руси не было. Что сведения о Рюрике всплывают впервые в «Повести временных лет», что патроним Рюриковичи придуман относительно недавно. Патроним, императорским родом превращенный в фамилию…
Или дело в крещении Руси чуть меньше тысячи лет назад?
Где искать ответ, что могли не поделить кромешники и Екатерина Третья?
Дело в опричнине, возникшей при Иване Грозном?
Светлана ничего не понимала. Земля ушла у неё из-под ног, заставляя закрывать глаза — это Мишка не выдержал, подхватил её на руки и куда-то понес.
Александр Еремеевич что-то выговаривал Синице: что-то о пледах, что-то о госпоже Нееловой, что-то про чай… Светлана смотрела на него и не понимала: если он выполз из Нави, если он способен жить в кромеже, если он нечисть, то почему с выгоранием его сил он остался жив? Он же… Жив? Он же не нежить — он прикасается к серебру. Он… Почему он жив. И почему бог допустил появление Светланы на этот свет. Она высшая нечисть, рожденная от человека.
Её опустили на диван, тот самый, продавленный, жесткий, безумно холодный. Мишка стащил с неё шинель, Громов принес плед и укутал Светлану, потом присел у её ног и, извиняясь, принялся расшнуровывать ботинок. Его голос доносился откуда-то издалека, словно из гулкой бочки:
