— Не всё так чисто у вас в прокуратуре, оказывается, — я присмотрелся к нему.

— А у вас будто всё в милиции идеально, — возразил он.

— И у нас не идеально, но мы сегодня про другое. Весь расклад ваших внутренних тёрок мне не нужен. А у Рудакова что, этот случай не первый?

— Как-то раз я его поймал на том, — Верхушин огляделся по сторонам, — что он не просто убедил прокурора подмахнуть отказной, а получил за это денежку, и не малую. И я так подозреваю, что это случалось не в первый раз.

— Та-а-ак, — протянул я. — А это интересно. И он мог просить прокурора утверждать постановления об отказах в возбуждении с этими квартирами… имея в этом свой корыстный интерес, как у нас принято писать?

— Вполне, — серьёзно сказал Верхушин.

— Но вот, ты тогда его поймал… но не дожал?

— Он на меня настучал в областную прокуратуру, а они меня за яйца взяли так, что чуть не раздавили, — следак взял следующий чебурек. — А потом, едва я разобрался с этими проверками, мне вдобавок дали молотком в подъезде по кумполу и ткнули шилом в пузо… но вот это, — он постучал себя по объёмному животу и хохотнул. — Родной жирок меня спас, а голова… ну, голова потом прошла. Как говорится — голова не жопа, завяжи да лежи.

— Опасаешься, что он снова может кого-то подослать? — уточнил я.

— Он даже и не сам кого-то послал, — он отмахнулся. — А кто-то, кому он помог, мог таким образом рассчитаться. А что касается отказных, то старый прокурор, который недавно уехал в Тагил, верил Рудаку охотно, но в доле не был, поэтому не заложил. Он тогда всех сдавал, чтобы себе срок скостить, а Рудакову повезло, нечего было сдавать. Вот как-то так, Пашка.

— Я понял… — я задумчиво доел свой чебурек. — Ну а сейчас он вернулся за старое? Он же на пенсии.

— Ну, работает юрисконсультом в банке «Феникс», — как бы мимоходом сказал Верхушин, но я себе это пометил. Ага, вот и возможная связь. — Общается со всеми бывшими коллегами… и очень хочет найти контакты с новым прокурором…

— Ну а что? Если найдет, легко сможет быть посредником и опять делать отказные или вообще прекращать уголовные дела за отсутствием состава преступления. И, формально, он в прокуратуре больше не работает, не подкопаешься. А денежка капать будет немалая.

— Баш на баш, — напомнил Верхушин.

— Как и договорились.

Я полез в захваченную папку бумаг и помимо почти чёрных ксерокопий запросов и справок, нашёл копии фотоснимком с места преступления и моего листочка из блокнота, на котором я делал рисунок протектора.

— Смотри, Олег, — я отодвинул тарелку и положил обе бумажки на стол. — Недавно по этой серии был убит Ганс, он же Рустем, он же Рустемов.

— Да, понял, про кого ты.

— Угу. И вот это, — я показал на фото. — Свежий след от протектора шины у ворот дома, где было обнаружено тело. Свидетели указали, что приезжал белый «жип», — я хмыкнул, но стал серьёзнее. — А вот это рисунок шин с крузака Рудакова, который я срисовал сам, пока он не видел. У него тачка кремового цвета, светлая, спутать с белым легко, особенно в темноте.

— Похожи, — следак кивнул.

— Один в один, криминалист проверил. Справка будет, я пока попросил её придержать, чтобы не дошло до Рудакова раньше времени. Потому что прежний следователь, Димка Румянцев, часто с ним видится, и они вместе пьют пиво, травят анекдоты и обсуждают дела.

— Кто ещё про след знает? — Верхушин продолжил рассматривать копии.

— Я, отец и Якут. Все сошлись на том, что это пока стоит придержать до выяснений. Но раз ты, вижу, тоже подозреваешь что-то, решил поделиться. Ты-то дашь делу ход.

— И правильно, — следак задумался. — Значит, надо его брать.

— Сейчас?

Он помотал головой.

— Ни в коем разе. Ещё не известно, кто с ним повязан. Но одному человеку в данном вопросе могу доверять — новый прокурор ещё нигде не засветился, просто не успел бы. Я сейчас пойду к нему, — он скидал снимки в свою папку. — И мы с ним всё обсудим, как это нам лучше провернуть. Я, короче, свяжусь с тобой или Якутом, или твоим отцом, чтобы взяли Рудакова по адресу или ещё где. Но начну с тебя, само собой. Постановление на арест подготовлю, думаю прокурор его подпишет.

— Понял, — я протянул ему руку. — Не зря тебя все мужики хвалят. С тобой работать легко.

— А то, — Вершинин хмыкнул. — Ладно, мы таким макаром ещё и сегодня можем всё распутать! Ладно, добро, Пашка, созвонимся сегодня. Или увидимся.

— Лучше увидимся. И если что, — я полез в карман за блокнотом. — Раздобыл тут пейджер, вот тебе номер. Сразу кидай туда, если потребуется.

— Ну ладно.

Тестирование в ЦПД (Центре психологической диагностики) в системе МВД — это всегда было что-то с чем-то. Хорошо, что сейчас у психолога ещё нет компьютера, не придётся давить на всякие красные квадратики, где проверяется реакция, выбирать прямоугольники и запоминать цифры на время.

Хорошо ещё, что решили сделать тестирование у нас в городе, не придётся нам ехать в Главк, где нас ждали бы долгие беседы с психологами, которые задают вопросы в духе, чем муха отличается от пчелы, а мотоцикл от самолёта, потом долго пытают о личной жизни и мыслях в голове, спрашивая не слышим ли мы голоса, и между делом прося рассказать, что такое Конституция или перечислить фамилии известных мне поэтов.

Попутно с этим придётся проходить много-много тестов. Там и «КОТ» (краткий отборочный тест, но это для тех, кого только набирают на работу), и «СМИЛ», и матрицы Равена, и тесты Люшена, и очень много чего ещё.

Проходил я всё это часто ещё в своей первой жизни, и пусть многие вопросы никогда не повторялись, принцип я понял, вот и подсказывал мужикам, что и как отвечать. Чего-то из того, к чему я привык, ещё не было, но сам принцип не изменился.

Попало не только наше отделение, но и несколько оперов из отделения по имущественным преступлениям. Когда Толик во время налёта на завод звонил в ГОВД и звал подмогу, коллеги из соседних кабинетов откликнулись и поехали с остальными. И раз я применил оружие, то по правилам требовалось проверить психическое состояние всех причастных, а не только моё.

Благо, психологичка, приятного вида женщина лет тридцати (никогда не видел, чтобы на этой должности у нас работал мужик) куда-то постоянно торопилась, и обошлось без нудных разговоров, а полиграфа у нас тогда вообще не было.

Сначала мы заполняли длинную анкету, где ещё надо было упомянуть всех родственников и где они работают или учатся (притом, что такую анкеты мы заполняли при устройстве на работу), а в этой же анкете решали всякие задачки на сообразительность.

Зачем получили тесты СМИЛ, где надо было под каждым утверждением надо было ответить утвердительно или отрицательно. Причём смотреть надо было внимательно, ведь некоторые утверждения были сформулированы с подвохом, и можно было попасть. Да и их было так много, что голова через какое-то время отключилась даже на простых.

— Нет, Толян, — шепнул я, заглядывая к нему в листок, когда психологичка вышла. — Ну кто так пишет? Всё наоборот. Читать любишь, боль причинять не любишь, Родину любишь, мыслей об убийстве окружающих нет, в школе учиться любил. Правь, быстрее!

— Да я перепутал, думал, надо так писать! — прошипел Толя. — Я думал…

— Правь, давай!

Закончили нескоро, зато после этого я сразу получил справку, что я сотрудни, лично от кадровички, супруги Шухова, и суровый взгляд от Пигасова, который выдал мне направление в госпиталь.

— Когда прибудут результаты тестирования, — проговорил он сквозь зубы, — там и посмотрим, будете вы работать, Павел Алексеич, или нет.

— Если не мы, то кто? — философски проговорил я и убрал бумаги в папку.

Уже скоро придётся их отдавать, если Туркин что-то придумал. А ему придётся что-то думать, раз у них идёт такая канитель, и они срочно ищут кого-то надёжного для своих операций.

Вернулся домой, покормил собаку, хотя Сан Саныч думал, что мы сначала будем гулять, ведь такой был обычный порядок. Но Турок просил взять пса, и я так думаю для того, чтобы я крутился рядом с этим местом, якобы мы гуляем, а если что, вмешался в операцию. Детали-то я пока не знал.