Вторая, с задранной юбкой и потёкшим макияжем на лице, спала на кушетке у стены, кажется, она уже совсем вырубилась и ничего не слышала, рядом с ней лежал другой парень, рыжий, тоже пьяный. Рот открыт, он, похоже, храпел — из-за рёва магнитофона этого не было слышно.
Ну, бухают и бухают, наркоты на виду нет, вот только одна деталь сказала мне, что я не зря испортил этим придуркам малину.
На тумбе у выключенного телевизора лежал калаш с отсоединённым магазином, ещё несколько ждали в китайской рисовой сумке внизу.
Пора.
Парняга в майке нас заметил, грубо сбросил девушку со своих колен и кинулся к автомату, но я толкнул его, и он врезался в стол, опрокидывая его. Еда и бутылки полетели вниз, девица заорала, проснулась и та, пьяная, с недоумением глядя на нас. А парень рядом с ней продолжал дрыхнуть.
— НА ПОЛ!!! — взревел Якут неожиданно мощным голосом, перекрикивая Кучина из магнитофона. В руке он держал подготовленный к стрельбе пистолет.
— А выкидуха, а выкидуха, вдруг щёлкнет сухо под шум и гам, — пела следующая песня.
Разложили всех на полу, а у меня аж дыхание спёрло.
Готово! Взяли их! Взяли! Накрыли всю банду за раз!
Я не увидел гибель Якута, баба Маша уже не будет всю жизнь ходить в милицию разыскивая детей, и я спасу отца.
Взяли! Столько бед — а всё, оказывается, было так близко, только руку протяни. Пятеро: их пахан, Генка Хромой, эти два пьяных парня в комнате, ещё тот, что лежал у туалета, и кто-то, кто пошёл за водкой. Четверо, кто умрёт, и главарь, что вышел бы завтра сухим из воды.
Сам мужик послушно лёг на пол, прямо между порезаной селёдкой и рассыпанной картошкой. На руке блеснули перстни. Кто-то блатной сманил пацанов, а сам решил остаться в тени.
Из прихожки раздался шум, кто-то грохнулся, потом раздался звон. Наверное, опрокинули трюмо с зеркалом, когда Василий Иванович принял того, кто ходил за водкой.
— Ну нахрена! — услышал я его голос. — Нафига бросил! Разбилось всё из-за тебя. Все три пузыря!
— Ну что, — сказал я, глядя в сумку. — И откуда это?
— Не моё это, начальник, отвечаю! — пробасил мужик, глядя на меня снизу. — Пацаны вот принесли, а я ни при делах, век воли не видать.
— Э! — возмутился пацан гоповатого вида, пока Якут застёгивал ему наручники. — Ты чё в отказняк-то идёшь! Чё на нас-то валишь, а? Сам купил, тварь, а мы чё, сидеть вместо тебя должны?
Как они резво начали закладывать друг друга. Значит, нам будет проще.
* * *
На часах уже семь-тридцать утра, и поспать мы не успели.
Всех пятерых разводили по разным кабинетам, работали с задержанными и с прапором, заодно выяснили, что он продал семь автоматов в этом месяце, но вот клиентов пока вспомнить не мог.
Ходившему за водкой пацану было меньше восемнадцати, впрочем, тогда спиртное можно было покупать в любом возрасте, на это всем было пофиг. Я где-то его видел недавно, лицо знакомое, но видел разве что мельком, иначе бы вспомнил.
Он казался самым приличным из этой компании, потому что нормально одет и трезвый, да у него даже приводов в милицию не было. И что он среди них забыл? Возможно, легко отделается.
Их пахан, тот взрослый мужик, Генка Хромой, откинулся с зоны давно. Когда-то служил в армии (с Черновым, кстати), потом отсидел за пьяную драку, а после за воровство, вышел и теперь работал на оптическом заводе.
Но его недавно уволили за постоянные прогулы и пьянки. Так что он предложил знакомым пацанам устроить налёт, и для этого продал свою «жигу». Сам он на дело идти не собирался, только всех подзадоривал да раздавал ценные указания, главным же на месте должен был стать тот гоповатый пацан по прозвищу «Скрипач», он единственный, кто кроме Хромого служил в армии.
Купили автоматы, Скрипач показал, как их заряжать, и они стали планировать налёт, а попутно напились все, кроме самого молодого. Хотели выезжать утром, используя для этого старую буханку, которую Рикша, ещё один участник группировки, угнал на чьей-то даче сегодня утром. А тот молоденький, сопляк по прозвищу Шкалик, украл с рынка четыре вязаных шапки и сделал из них маски. Но мальчишка сказал мне по секрету, что ему стало стыдно эти шапки воровать, и он просто их купил.
Надеюсь, он тогда в людей не стрелял, хотя кто знает, все они были в масках.
Доморощенные грабители, мелкие придурки, но сколько же они могли принести бед окружающим. Я не помнил их лиц, с того ограбления они совсем забылись, да и видел я их только уже трупами. Если бы они были причастны к смерти отца, запомнил бы, а так — нет…
Конечно, в такие моменты не до сна, но зато накрыть банду до совершения налёта — это что-то с чем-то. Дежурившие на сутках опера из отдела, кто это видел, отчаянно завидовали. Тут и торговля оружием, и угон, и подготовка к разбою и прочее, свои «палки» мы заработали.
А главное для меня — могу заняться теперь кинжалом и Гансом.
— Сергеич, до дома схожу, — я предупредил Якута. — У Сан Саныча каши нет, надо выгулять и покормить чем-то. Сюда приведу.
— Да, понял, — он кивнул, продолжая что-то писать, а потом вдруг — бац кулаком по столу. — Кому ещё стволы продавал⁈
Прапор на стуле аж подпрыгнул и начал озираться то на Якута, то на сидевшего на месте Толика следователя военной прокуратуры, седого мужика в зелёной форме с погонами майора.
— А я за сигами схожу, — сам Толик как раз вышел вслед за мной. — Пошли, Паха.
— Слушай, Толик, — дремавший в уголку Устинов, накрытый милицейской шинелью советских времен, вдруг открыл глаза. — Купи хлеба, почаюем хоть. А то за всю ночь в брюхе ни крошки.
— Можно пирожков купить, — предложил я. — И не в «Фатиме», а хороших, знаю одно место. Надо будет только подождать немного, когда откроются.
— Ну, если вкусные, то подождём. Доверюсь твоей оперской чуйке, Пашка, она у тебя на всю катушку работает. Но если не вкусные, смотри мне тут, — он грозно посмотрел на меня, а потом усмехнулся. — Ладно, мужики, не тяните, жрать охота.
Город просыпался, машины бибикали, проезжая мимо, люди торопились на работу. Толик шёл рядом, хотя сигареты мог купить и в том лотке. Но, кажется, он просто хотел поболтать.
— Вот всё понять не могу, — говорил Толян, — как ты так резко всему научился? Ты же в школе милиции… ну, не сказал бы, чтоб прям выделялся. Не, ну пятёрок-то много, но я-то лучше тебя учился. А по ОРД и тактике я впереди был всего взвода. А тут смотрю, не в понятках, откуда ты всего нахватался?
— Опыт, Толян, не пропьёшь, — я засмеялся и хлопнул его по плечу.
— Да ну! Откуда он у тебя, опыт-то? — он отмахнулся. — Ладно, молчу, а то опять поругаемся, как в тот раз.
— Да не поругаемся. Мало ли, из-за чего поцапались, я вот даже не помню, если честно. Давай о приятном. Вот сейчас с этими разгребёмся, потом с Гансом порешаем, и можно будет посидеть, отметить. Тут соседка у меня живёт, приглашал я недавно, попрошу, чтобы подружку свою позвала.
— А чё бы и нет? — Толя заметно оживился. — Ладно, где там, говоришь, лучшие пирожки в городе?
Но пошёл я, скорее, не за ними, а чтобы присмотреть за заводом. Хотел сам, своими глазами увидеть и убедиться, что точно не будет той резни, что всё будет хорошо. Люди-то должны быть довольны, что наконец-то дают деньги, Лена из близнецов рада, что их выпечку покупают, а её брату спокойно, что никто их не трогает. Ну а матери хорошо, что дети дружные.
Я хотел удостовериться, что всё будет идеально, и увидеть, что чем больше я вмешиваюсь в эти события, тем сильнее они подстраиваются под меня. Ведь уже несколько тягостных воспоминаний никогда не будут меня посещать, ведь их уже не может быть, они не случились.
Но я всё равно должен чётко знать, что эти события не попытаются вернуться в мои воспоминания, претворившись в жизнь.
Забрал Сан Саныча, вышел с ним на улицу, и мы втроём направились в сторону завода.
— Вообще, Толян, работа опера требует подмечать детали, — продолжил я, ведя собаку на поводке. Сан Саныч понюхал траву и теперь помечал каждое встреченное нами дерево. — Вот была оперативная информация, что покупают стволы. А когда его взяли, то оказалось, что стволов у прапора не особо-то и водится, значит, какой вывод? Их купили для чего-то. А для чего их могут купить?