По итогу, вменив ему получение взятки, суд признал его виновным, и поехал Сафин этапом на красную зону, но через год (что случается крайне редко, почти никогда) открылись новые обстоятельства. Ну, не сами по себе открылись — это мы, сотрудники уголовного розыска, тряхнули этого коммерсанта, и он выдал тех, с кем работал.
Повезло, и суд отправил дело на дослед, а после приговор отменили, и Сафин вышел на волю. Восстановился в органах, но горечь осталась. Потому он сразу уволился и ушёл на пенсию, уехав в деревню. Хотя до самых последних дней, как сам Руслан Маратович мне говорил, когда я приезжал к нему на рыбалку, жалел о тогдашнем своём решении. Надо было остаться на службе.
В общем, обстоятельства этого мутного дела я вспомню обязательно, и коммерса я знаю. Поработаем и с этим, такого не допустим.
А пока у нас на очереди Толик Коренев, ему надо работать в нашем отделе, а начотдела ставит палки в колёса, не переводит. Толян — парняга хваткий, ему в убойном самое место, и сам он горит желанием работать с нами. С такими мыслями я направился в кабинет Шухова, раздумывая, как заставить подполковника подписать рапорт на перевод Толику.
Но знал я Шухова лучше, чем он думал, за столько-то лет изучил его повадки и скверный характер. Проблем с этим не будет.
— О, Пашка, здорово, — мчащийся куда-то по коридору Устинов остановился, чтобы со мной поздороваться. В руках он держал огромные советские ножницы. — Я тут к девкам забегал. Тебя, кстати, Руслан хотел видеть.
— Я с ним поговорил уже.
— Лады, — довольный Василий Иванович хитро огляделся по сторонам и помчался дальше. Устроил какую-то пакость, не иначе.
У Шухова был отдельный кабинет, ещё без секретарши, зато с ремонтом и вентилятором. И там же стоял один из двух компьютеров, подаренных нам в начале года спонсорами — бизнесменами, благодарными, что им помогли с раскрытием краж на их точках. Правда, мы-то эти компьютеры так и не использовали, ведь их поставили к руководству.
Компы — роскошь сейчас в наших краях неописуемая, но что у Шухова, что в кабинете начальника ГОВД Федорчука эти компьютеры не работали. Иногда только, на планёрках, Шухов включал свой горизонтальный системный блок, которые при этом гудел, как турбина самолёта, и смотрел на пузатый монитор с благоговением, не особо понимая, что делать дальше, потом выключал. Зато, когда начальство сидело за столом перед компьютером, показательно занеся над ним руку — мол, вот буквально секунду назад от работы оторвали, выходили хорошие снимки в газетах.
Я остановился у двери Шухова и поднял руку, чтобы постучать, но услышал голоса, и, как и полагалось хорошему оперу, прислушался к ним.
Там заседала делегация, это я разглядел через щёлку. За столом сидел начальник ГОВД Федорчук, толстый седой мужик, постоянно красный из-за высокого давления. Вечно он пил таблетки горстями, но это, видимо, не особо помогало.
Рядом с ним по правую руку расположился Шухов, почему-то радостно сияющий, а напротив него несколько вояк в форме и пара человек, одетых по гражданке. У одного диктофон, у второго фотоаппарат. Ага… значит, журналисты.
А напротив всех них сидел дедок в военной форме, высокий, в кителе с генеральскими звёздами и «дубовыми» петличками, с хорошей для его возраста осанкой. Генерал Загорский после отставки из армии решил заняться политикой и метил в областную думу, вот и журналистов с ним видели часто.
И сейчас пришёл поблагодарить милицию за помощь, хотя, думаю, о том, что медали украл его собственный внук, нигде не напишут. Напишут, мол, злоумышленник найден и понёс наказание — а всё остальное любопытным обывателям знать не положено.
Судя по всему, официальная часть закончилась, и они просто беседовали.
— Вот никогда бы не подумал на внука, — мощным голосом говорил дед-генерал. — Я вот говорил сыну, что ремнём надо, ремнём внучка по наглой жопе, а он не слушал. И вот что вышло, совсем от рук отбился.
— Вот и я про что, — вторил ему Шухов. — Все проблемы от недостатка воспитания.
— А где тот парнишка-то, что медали нашёл? Хотел ему руку пожать…
— Да он на дежурстве сегодня. Но я ему передам все ваши пожелания, товарищ генерал…
Вот хитрюга Шухов! Толика даже не позвал — сам принимает поздравления и позирует перед камерами. Нет, так дело не пойдёт.
Я огляделся в коридоре и в два прыжка оказался у соседнего кабинета, где сидели опера отделения по раскрытию имущественных преступлений. Толик должен быть там, он хоть и переехал в кабинет к нам, но работал пока по своей старой должности и часто пропадал с имущественниками.
Так и было. Я заглянул к ним в кабинет и сразу увидел его, с расчёской перед зеркалом.
— Толя! Коренев! — позвал я громким шёпотом. — Шухов зовёт. Там пришёл генерал, благодарить тебя за найденные медали. Журналисты с ним. Быстрее! Пощёлкать тебя хотят.
— О, бегу! — он вскочил со стула.
Только на входе в сам кабинет он замялся, услышав бубнёж Федорчука за закрытой дверью.
— А точно меня звали? — Толик испуганно посмотрел на меня.
— Иди уже, — я запихал его внутрь и сам просочился за ним.
— Вызывали? — спросил смутившийся Толик, оглядев собравшихся.
— Коренев? — Шухов удивился. — А ты чё здесь?..
— О, это же он, — генерал поднялся. — Тот парнишка! Вот, его снимите обязательно, товарищи журналисты, как он ловко всё нашёл. Молодец, парень! Хвалю.
— А ещё, — вставил я пять копеек. — Товарищ подполковник просил напомнить, что он пообещал лейтенанту Кореневу, если тот найдёт медали, подписать ему рапорт о переводе в убойное, — уловив недоумённый взгляд журналистов, я пояснил: — Ну, то есть в отделение по раскрытию преступлений против личности. Вот, медали найдены.
Генерал, пожимавший руку Толику, повернулся к Шухову, и их всех засняли в такой позе.
— Ну, после такого-то просьбу надо уважить, да?
— Обещал? — угрюмо спросил Федорчук. — Вот и делай.
— Только собирался, — Шухов полез в бумаги. — Вот, как раз приготовил всё.
Судя по всему, рапорт он потерял, поэтому просто написал внизу чистого листа «Не возражаю», поставил подпись и сегодняшнюю дату и сунул бумажку Толику в руки:
— Вот, пиши рапорт новый, твой с ошибками был, я его выкинул. Принесёшь мне, у руководства я сам подпишу.
А затем Шухов повернулся ко мне и еле слышно, с прищуром пробормотал:
— Смотрите у меня, Васильев… Шустрый больно…
Наконец, после нескольких вспышек камер, Толика выпустили. Он выскочил в коридор и тут же замер, как столб, глядя на серо-жёлтый, чуть помятый в спешке листок с визой шефа. В другой руке он держал чёрный пакет, вручённый генералом, с чем-то тяжёлым внутри.
— Ты, конечно, можешь на этом листе выписать себе премию или взять отгулы, — пошутил я. — Но лучше накидай рапортец на перевод, пока железо горячее.
— Чё-то, похоже, он меня не вызывал, — Толик сощурил глаза и пристально посмотрел на меня.
— Толян, какая разница? Дело сделано? Сделано! Медали нашёл, признание получил, перевод тоже у тебя в руках. Иди давай к Сафину, пока он не ушёл, а я к дежурному спущусь. Материал у нас нарисовался любопытный, с девушкой надо поговорить, заявление написала, надо опросить, что да как.
— А, раз девушка, это мы мигом, — Толя побежал было по коридору, но остановился, повернулся ко мне и сказал: — Спасибо, Паха.
— А что хоть в пакете? — спросил я.
Он остановился и посмотрел внутрь, тут же просиял. Внутри оказались две бутылки дорогой экспортной ржаной водки, крупные красные помидоры, огурцы, буханка чёрного хлеба и здоровенный шмат сала с мясными прожилками.
Ну, генерал не понаслышке знает, как порадовать оперов. Свой человек.
— Вечером, — я махнул рукой. — Спрячь, и Устинову пока не показывай.
Он умчался в наш кабинет, а я спустился на первый этаж. Скандал у дежурного я слышал даже на лестнице. Ермолин уже ушёл со смены, на его место заступил Сурков. Он и отбивался от следователя прокуратуры.