Эрнест Уэлдрейк был посвящен в рыцари; единственная почесть в сие время года.

цитировал поэт, взгроможденный на конном дворе на монструозного жеребца и облаченный с ног до головы в камелопардовое, с пламенеющей рыжей шевелюрой, помавающий одеревеневшими руками в поиске стремян, отчего леди Блудд, присогнувшись в седле, лишь вздыхала.

– Блестяще, сир Эрнест! – воскликнула Королева, не понимавшая ни слова. Она, в дублете и чулках, обнимала ногами свою гнедую зверюгу. Глориана оделась в лесную зелень, не считая белых брыжей и манжет, с небольшим охотничьим мечом на поясе и в остроконечной шапке поверх собственных рыжих кудрей. Капитан Квайр, в черном, взобрался в седло вороной кобылы и улыбался, глядючи на них всех, приготовлявшихся к охоте, кою поведет сир Вивиан Сум, пухл и счастлив, рад тому, что он, как то и задумывалось, приманил Королеву и ее фаворитов к более здоровым занятиям.

– Ура!

На рожки резво выбежали гончие, буро-белое море, бурливое и дикое меж лошадиных ног. Сир Орландо Хоз, близ приятеля сира Вивиана, носил орельдурс с золотом, в то время как Алис Вьюрк, скакавшая, как дама, на маленьком мерине, щеголяла аврорными бархатными юбками. Сир Амадис Хлебороб, тоже верхом, держался неподалеку, переводя взгляд с Квайра на девчонку, алча ответа, коего не мог получить. Лорд же Кровий ехал по другую сторону. Оба конкурента облачились в оттенки зеленого.

Сир Томашин Ффинн, едучи на собственной лошади, салютовал Королеве.

– Где лорд Рууни? – Она его ожидала.

– В итоге уехал обратно в поместье, – сказал он ей.

Она пожала плечами и протянула конюху стременной кубок. Гончии тронулись, и охотничья партия рысью миновала ворота, устремляясь на равнину, поля коей слегка подернулись туманом.

– Ему лучше побыть вдали от Двора, я полагаю.

– Вестимо. – Мимо бежали собаки, и савраска сира Томашина принялась взбрыкивать. Он не был охотником. – И я видел лорда Монфалькона сим утром.

– Он не спит вовсе. – Глориана была беспечна. – Бродил ли он по коридорам, вновь выслеживая шпионов?

– Он говорит, что на стороне Жакоттов – симпатии половины домов Альбиона.

Она пришпорила бока.

– Пусть забирают хоть всю бесову Державу!

Они ускакали.

Вскоре Королева нешуточно обогнала Квайра. Тот, в развевающемся плаще и с перекошенной шляпой, стал ее настигать. По рыхлым полям, через влажные от росы изгороди: они неслись по открытой местности, и Квайр, втягивая носом первый аромат осени и смакуя его, знал, что октябрь – его месяц, его величайший успех, что он может выказать обуявший его восторг; преследуя Глориану, он влетел в красные деревья и зеленые кусты леса, пустился галопом по пружинящему мху, топтал осенние цветы, а гончие впереди возлаяли неминуемость дичи.

– Не хотели бы вы обрести вечную свободу, мадам, – сделаться лесным духом? – призвал он. – Робин Гуд и Дева Мариан?

И пропел традиционный куплет:

Сие услаждало ее слух, однако поводий она не натянула. Вновь мчалась она впереди, и вновь он должен был не упустить ее из виду и, всячески ее высматривая, нырял под ветви, и те орошали землю желто-бурой листвой.

Охота грохотала по лесу, гремели «э-ге-гей!» и «ату!», и, пока Квайр гнался за Королевой, сир Амадис и лорд Кровий гнались за Алис и сиром Орландо, что скакали, весьма сблизившись; меж тем леди Блудд ехала вслед за своим Уэлдрейком, а тот хихикал и визжал всякий раз, когда ветви хлестали его лицо и тело, и еле способен был удержаться в седле. Одни лишь сир Томашин и сир Вивиан, казалось, охотились ради охоты.

Прочь из лесу и в мягкий солнечный свет, по широкой, бугристой поляне, по темным мхам и синим осенним крокусам, что есть мочи вверх, на гребень, глядя поверх крон колышущихся буков: гончие, заливаясь лаем, мчат за лисом, шмыгающим меж густых папоротников, будто лосось в толще вод. Глориана приостановила лошадь, позволяя Квайру нагнать себя. Она раскраснелась.

– Ах, Квайр! Нам должно охотиться ежедневно!

– Ежедневно, Глория моя.

Гнедая вновь припустила, прыгнув вперед и вниз с холма, и Квайр, у коего заломило тело и заныли кости, последовал за нею.

Буки остались позади, и уши Квайра были полны их шипением, глухим стуком копыт, собственной одышкой. Он был не пара Глориане, но отказывался ее терять. Где-то пели рожки. Они выломились из буков в золотой папоротник. Квайр поймал ртом густой вкус земли и восхитился даруемым удовольствием. Он плотно сжал губы, избегая новых потрясений. Они перескакивали через заборы, неслись через врата, через ручьи, и охота развертывалась, следуя за гончими, не упускавшими свою добычу.

– Ату!

Квайр выгнул шею и посмотрел через плечо. Сир Амадис и лорд Кровий здорово отстали и едва не сбились с пути. Справа от Квайра были Алис и сир Орландо; впереди, также справа, – сир Вивиан и Том Ффинн; впереди, непосредственно по курсу, – Глориана, кричавшая ему не отставать. Гончии и охотники лились потоком перед ними, несясь с золотого холма к широким водам Темзы.

– Там! – возопил сир Вивиан. – Вон там! Я его вижу! – Он обернулся позвать Королеву, причудливо покачнулся в седле, вцепился в конскую гриву, затем неловко сверзился, таща за собой седло и прочее, с мчащегося зверя.

Королева проскакала мимо, не успев натянуть поводья, Квайр же мигом осадил черную кобылу и соскочил, дабы склониться подле стонущего рыцаря.

– Спина. Бесы! Думаю, Квайр, я сломал позвоночник.

– Царапина, не более, – сказал Квайр. – Что случилось?

– Конюх – предатель. Соскользнула подпруга. Слетел я. Надо обо всем заботиться самому. От дворцовых конюхов никакого прока, они только и умеют, что запрягать кареты. Ай! – Он мучался от ужасной боли.

Королева и Том Ффинн галопировали обратно. Вдалеке, у подножия холма, лай гончих делался громче и злее. Сир Орландо Хоз, Алис Вьюрк при нем, мрачно взглянул на Квайра сверху вниз.

– Что? Очередное происшествие? Вы сильно пострадали, сир Вивиан?

– Перелом позвоночника. Я жив. – Он потел от мучений. – Лучше позовите конюхов, пусть приволокут какую-либо доску! – Он поднял глаза на друга. – Как там охота, сир Орландо?

Хоз хладно посмотрел вниз.

– О, я полагаю, вскоре лисенок будет пойман.

Почти совершенно забросив публичные покои, Королева развлекала гостей в пещерах, в напитанных тяжелым амбре взаимосоединенных помещениях своего сераля, где празднующим прислуживали мальчики и девочки с намасленными, голыми телами, а также странные люди всех мастей – карлы, гиганты, гермафродиты. Если в прошлом году темой Осеннего Маскерада было Вакхово Пиршество, то ныне ею стала более прямолинейная вакханальная интрига, на кою сонная Королева и сардонический Квайр взирали с общего ложа на постаменте над основной поверхностью, где, будто бражничая в некоей северной Византии, гости возлежали на подушках и разнеживались от пищи, и страсти, и вина.

Незримые музыканты играли томную музыку, под кою танцоры мастера Патера, ведомые Алис Вьюрк и Филом Скворцингом, дрыгали ногами без особой поспешности. Мир словно расслабился в роскошестве и нечестивой беспечности. Сцена освещалась малым числом светильников и факелов, однако все алкали тьмы, и расцветка костюмов, равно как и обстановки, была густа и насыщенна.