После обеда мы пили чай с вареньем, конфетами и пирожными. Папа любит чай со сливками и очень крепкий. Он называет такой "купеческим". Папа долил себе в большую кружку с чаем сливок и пошёл на лоджию – мама разрешила ему курить только там.

– Соседи не будут жаловаться, если он на лоджии дымить станет? – спросила она Веру.

– Нет, не будут. Над нами Сергей Игоревич Тарасов живёт, ему семьдесят три года и он сам курит. Он ваш коллега, тоже экономист, только он в институте работал, научные труды по экономике писал. Он профессор, а теперь на пенсии. А справа и слева других лоджий нет, здесь планировка такая, что лоджии друг к другу не примыкают, а окна сейчас у всех закрыты, не лето же.

– Надо же, профессор. А ты его откуда знаешь?

– А мне по работе как-то понадобилось по одному экономическому вопросу проконсультироваться. Стала я искать, к кому обратиться, пришла в институт экономики, а мне профессора Тарасова посоветовали. Позвонила ему, договорилась о встрече, а он даёт мне адрес, который этажом выше. Так и познакомились. Я для него иногда в магазин за покупками бегаю, если что-то срочное. А так-то к нему два или три раза в неделю соцработница приходит, всё делает, в том числе и покупки.

Мы ещё долго сидели за столом и на диване, болтали о том о сём. Я про универ рассказывала, про занятия, про группу.

– Нравится-то учиться? – спросил папа.

– Конечно, нравится, – сказала я.

– Ты у нас всегда хорошо училась, старайся, – мама погладила меня по голове и по плечу. – А ты, Верочка, напиши мне на листочке свой вес, рост, обхват груди, талию, бедра. И размер ноги и головы тоже. Танюшкины-то я все знаю, надо и твои, а то обновы теперь на вас обоих вязать и покупать нужно. Ростом-то ты повыше, я смотрю, и пофигуристей.

– Вы, Светлана Петровна, в материальном плане о нас сильно не беспокойтесь. Я хорошо зарабатываю, нам на всё хватает. – Сказала Вера, но сходила на кухню за блокнотом и всё записала. С мамой спорить не надо.

Когда начало темнеть, родители стали собираться.

– Пора, – сказала мама. – А то Валя нас там потеряет.

– Может, у нас переночуете? – обняла я её.

– Нет, поедем. Не собирались с ночевой. Да в общежитии ведь и не переночуешь.

– Ой, точно! – сообразила я. – Ты ей не говори пока, что я не в общаге, а то обидится ещё, что сразу не сказала. Я ей потом скажу, что вы, мол, разрешили на съёмную квартиру переехать и вот я переехала.

– Ты-то завтра обязательно приезжай на вокзал нас провожать, – сказала мама. – В девятнадцать сорок поезд у нас.

– А можно, мы вместе приедем? – спросила Вера.

– Конечно можно! – воскликнула мама, обнимая нас обеих. – Вместе даже лучше!

Я достала и выложила из сумки привезённые вещи, пару баночек варенья, курагу в пакете, шоколад, настой зелёных сосновых шишек в медовом сиропе, от простуды, вязаные перчатки ручной работы и два тонких вышитых полотенца с кисточками.

Собрав и застегнув, я превратила сумку из здоровенной в обыкновенную, и мы с Верой положили туда пару коробок "фирменных" новосибирских конфет с Оперным театром на картинке, пластиковый контейнер с селёдкой под шубой, половину пирога с картошкой и грибами, мамино вино и папину водку.

– Пусть тёть Валя селёдку обязательно попробует, а завтра скажет мне, что моя ничем не хуже твоей, а то и лучше.

– Ладно уж, клади, пусть пробует, коли так.

– Может всё-таки такси вызвать? Через минуту будет.

– Не надо такси! – маму не переубедишь. – На маршрутке доедем, проветримся. Она дорогу, небось, тоже знает, на Луну не увезёт.

Мы с Верой проводили их на Цветной проезд и посадили в маршрутку. Перед расставаньем все перецеловались. С Верой тоже.

– Ну, как тебе мои предки? – спросила я её, когда мы с остановки шли обратно домой.

– Очень даже хорошие предки, – сказала Вера. – Завидую я тебе.

– Ну да, нормальные предки. Особенно когда соскучишься. А так-то мама с её натурой кого хочешь может за два дня вусмерть задрать. Только папка умеет её без последствий для своего душевного равновесия переносить.

– А ты разве не умеешь?

– Наверное, тоже умею, – согласилась я. – Но вот поживу здесь без постоянного маминого давления и отвыкну, разучусь. Скорее всего, так и будет же. Разлюбить друг друга мы не разлюбим, а вот жить вместе уже не сможем.

На следующий день, вечером, мы с Верой приехали на вокзал провожать родителей. Тётя Валя с дядей Славой тоже их провожали. С ними был ещё сын Виталий, который привёз их на машине, и в итоге образовалась целая делегация – семь человек. Мама, как всегда, взяла инициативу в свои руки и всех с Верой перезнакомила.

– Посмотрите, как они похожи, – в который раз говорила мама, когда мы уже стояли на перроне, а поезд медленно подъезжал по своему пути к зданию вокзала. – Это прямо чудо какое-то! Мы только вчера узнали, что девочки снимают квартиру рядом с университетом...

Я поняла, что мама уже всё тёте Вале рассказала. Вот и хорошо – никому ничего не надо объяснять.

– Тёть Валь, а ты селёдку-то попробовала? – спросила я. – Или они тебе не довезли?

– Довезли, довезли. Правда, маленько совсем, на самом донышке. – Смеялась тётя. – Очень вкусная, правда же, Слав? Вы в каком магазине её покупали?

– Я её сама делала! – смеялась и кричала я, делая возмущённый вид.

– Очень нежная, во рту тает, – сказала тётя. – А чья вкусней, не знаю. Надо чтобы вместе, обе сразу пробовать, и твою и Светину.

– Миша, у нас какой вагон? Мой паспорт у тебя?

Поезд подъехал, зашипел, лязгнул сцепками, остановился, дверь тамбура открылась, проводница подняла откидную площадку, протёрла поручни, приехавшие пассажиры начали выходить.

Вскоре мы стали прощаться. Папа и мама всех по очереди обняли и поцеловали. У меня текли слёзы, у мамы тоже. Потом они ещё раз обняли и поцеловали меня и Веру, а я и Вера их, потом они окинули всех нас, провожающих, взглядом и пошли к вагону. Папа подал проводнице билеты, она проверила их и подала обратно. Родители поднялись в вагон. Уже сверху, из тамбура, мама помахала нам рукой, а потом прокричала:

– Верочка, девочка, смотри за ней, ты же у нас все-таки старшая. Мы вас любим! Таня, ты мне Верин номер напиши… Обязательно! Я забыла…

Всё, они ушли в вагон.

Мы прошли по перрону вдоль окон вагона, высматривая там папу и маму. Вскоре в одном из окон шторки разъехались и я увидела маму уже без шапки, а за ней папу. Они помахали нам на прощанье, мы им, они помахали, чтобы мы шли, мы стояли и смотрели. В окнах мелькали пассажиры, на перроне толпились провожающие. Двери в тамбуре закрылись, послышался свисток и поезд медленно, словно нехотя, тронулся и бесшумно покатился, набирая ход. Это хорошо. Стоянка длилась двадцать минут, а я не люблю долгие проводы. Вскоре мимо нас проехал последний вагон, уже набравший скорость и его задние красные огни стали удаляться.

– Ну, слава богу, поехали, – вздохнула тётя Валя и мы пошли в вокзал, чтобы через него подняться в город и отправиться по домам.

Мы с Верой отказались от предложения подвести нас до Речного вокзала, откуда в Академгородок уходила нужная нам маршрутка.

– Не, спасибо, тёть Валь. Нам до Речного на метро быстрей, чем с вами по пробкам. Да и вам лучше по Димитровскому мосту на тот берег, чем по Октябрьскому.

– И то правда, – согласилась тётя. – Ну, счастливо вам добраться. – Она посмотрела на Веру и кивнула ей. – Ты, Танюша, звони мне, если что, и приедь когда-никогда. Вместе приезжайте, – она опять посмотрела на Веру. – Не чужие всё же.

– Спасибо, тёть Валь! Дядя Слава, Виталь, пока-пока! Счастливо!

– Счастливо!

– Счастливо! – Вера тоже помахала рукой отъезжающим в машине.

И вот мы остались на Привокзальной площади одни. Мне взгрустнулось.

– Не грусти, сестрёнка, – обняла меня за плечи Вера. – Нас любят, значит, всё у нас будет хорошо. Правда же?

Я смахнула набежавшую слезинку и благодарно посмотрела на Веру: