– Не расстраивайся слишком сильно, – продолжал Дух спокойным безэмоциональным тоном, – я не хочу тебя там видеть.

Слова ударили, словно острое лезвие гильотины, отсекая последнюю вероятность и маленькие кусочки надежды на положительное будущее. На исход, которых мог бы случиться, будь у него достаточно сил и возможностей, будь он кем-то другим, кем-то, кроме себя самого. И в этот момент, когда Шин понял, что означали брошенные ему слова, остатки его воображаемого успеха покатились вниз, словно отрубленные головы.

– Зачем тогда это все? – спросил он дрожащим шепотом.

– Возможно, мне скучно, – пожал плечами Дух. И если ты все равно не победишь, какая же разница, что делать сейчас?

В голове у Шина возник внезапный вакуум. Понимая, что ничего не стоит, что каждый, кого он встречал, кто знал о его возможностях, был готов убедить его всё бросить, даже не пытаться, сразу уйти, не задавая вопросов. Но при этом одна небольшая надежда жила в нем, маленькая надежда, в которой он не знал, что будет в будущем, в которой был и победителем, и проигравшим одновременно. Шин не знал, как пройдут отборочные, первые сражения, полуфинал, Контакт, потому маленькая надежда жила в нем, говорила ему, что есть шанс, хоть и небольшой, но есть. Что сотни потенциальных более сильных противников не так страшны, потому что у него может быть маленькое, незначительное, но важное преимущество, о котором они не знают. Что у него даже в таком плачевном состоянии есть небольшой шанс на успех. Однако вся эта воображаемая ситуация существовала ровно до этого момента, когда Шин осознал сказанные ему слова, что в этой реальности он мог быть только проигравшим, не важно, сможет ли добраться до полуфинала или дальше, если Дух его ветки не горит желанием видеть его в числе победителей, не хочет иметь с ним ничего общего, прямым текстом заявляя, что не воспринимает его как того, кто может быть с ним на одной стороне, на что вообще надеяться? Но по какой-то неведомой причине Шин воспринял всё не так, как должен был. Вместо того, чтобы понять бессмысленность стараний и сдаться, только больше ощутил, как загорелась идея доказать, чего он стоит на самом деле. Не важно, заведомо проигравший или нет, он все еще мог попытаться.

Потому что чего-то он да стоил.

– Не думай, будто бы все понимаешь! – возмутился Шин, подскочив с дивана, вызывая этим волну веселого настроя у Духа, судя по тому, как тот поднял на его заявление заинтересованный взгляд, и на губах его отразилась полуулыбка. У Шина дрожали руки от едва сдерживаемой агрессии, но нападать на этот раз он не решился. Это было бы бесполезно – Дух был очевидно сильнее. Шин молчал, смотря как Дух только разулыбался сильнее, словно бы и не было никакого смысла во всех сказанных им словах, только веселился, не придавая словам никакого значения, играл, в ожидании увидеть, какую реакцию получит. Шин осознал так просто, так легко принял истину: всем было плевать. Хотя отдельные детали понимал до этого, теперь видел картину целой и предельно четкой – он зависит только от себя самого. Может полагаться только на себя самого, лишь его незначительные попытки могут к чему-то привести. Стоило осознать сразу.

– А ты понимаешь? – спросил Дух неясно с какой целью, но Шину уже не хотелось вести с ним никаких бесед.

– Плевать, – ответил он гневно, – плевать, что ты там думаешь. Я доберусь до полуфинала, и посмотрим потом, как ты будешь с этим разбираться. Попробуешь смириться или, может, убьешь меня? Мог бы сделать это сразу, если я тебе так не нравлюсь.

Затем Шин развернулся в сторону выхода, не желая знать ответа, мог бы его получить, но не хотел слышать ответ, который и без того был уже в его голове. Но предпочел остаться в неведении. Злость кипела внутри него, словно была шариками с краской, что нагревались и лопались один за одним, выплескивая свое горячее, обжигающее содержимое, принося фантомную боль.

Но Дух все равно ему ответил именно то, что Шин ждал:

– Будь у меня возможность, я бы ей воспользовался.

И не хотел слышать этого, словно маленький ребенок ощущал желание закрыть уши и перестать воспринимать окружающий мир, но этот самый мир давил на него правдой: он мог бы умереть, но не умер. И даже не хотел знать причину. На глазах выступили злые слезы, едва заметные, Шин сморгнул их. Дух больше ничего не сказал, отвернулся в сторону окна, полностью игнорируя. Шину и не хотелось знать, что тот может добавить. Это не имело значения. Единственное, что ещё имело – он сам и его воображаемые возможности.

***

Лия рефлекторно отшатнулась в сторону, когда дверь раскрылась прямо перед ее носом. Выскочивший перед ней парень даже не заметил ее присутствия. Зато его присутствие заметили снующие туда-сюда люди, послышались звуки фотосъемки.

– Вот же! Опять он за свое! – раздраженно пробубнила Лия себе под нос, тут же превращаясь в разъяренную бестию, влетев в распахнутые двери на огромной скорости. Лия устала пытаться делать все правильно в условиях, где ее планы постоянно разрушаются неспособными принимать адекватные решения идиотами.

– Какого черта ты творишь? – возмутилась Лия, быстрыми шагами пересекая комнату. В ней кипела и клокотала ярость, казавшаяся опасной лавой, которая могла вырваться в любой момент в виде разрушительной силы. Лука сидел, развалившись на диване с закрытыми глазами, закинув на спинку голову и не двигался. Голос, которым он ответил, звучал утомленным и совершенно ни о чем не сожалеющим:

– Делаю то, что должен – свою работу. Скажи спасибо, что не жалуюсь на необходимость исправлять твои ошибки.

– Причем тут мои ошибки?! Это твои ошибки! – вскипела Лия окончательно. – Как с этим связан мальчик?

– А ты-то не понимаешь? – скривился Лука, поднимая голову, посмотрел на Лию, словно бы правда хотел услышать ответ, её только больше раздражала ситуация. Голос его звучал так безэмоционально, словно бы только одна Лия была чем-то обеспокоена в этой комнате, словно бы ни одна проблема не была проблемой, а все ситуации они просто придумали, а Луку это волновало в последнюю очередь. Лия была в ярости. От того, что… черт возьми, ничего не контролировала! Должна была контролировать, но не могла, когда каждый начинал делать то, чего от него не требовалось.

– Ты… – прошептала она ошеломленно, – Ты думаешь, что творишь? Хочешь, чтобы и его убили? Ты видел хоть один из постов?

Лука вздохнул, наконец, садясь нормально, посмотрел на Лию взглядом, в котором помимо усталости начинала проглядывать злость.

– А ты видишь ещё способы? – спросил он чуть громче чем до этого, затем поднялся и подошел почти вплотную. Лия не пошевелилась, пришлось только поднять голову вверх из-за разницы в росте, хотя Лия легко могла бы “вырасти” просто при желании, но в этом желании таилось нечто опасное – как минимум, в прошлом такие желания приводили к разрушениям и жертвам. Однако её яростная решимость не разу не изменилась.

– Мы не можем позволить ему умереть, – твердо ответила Лия.

– Мы не можем позволить ей оставаться на свободе, – тем же тоном ответил Лука, смотря точно в глаза. Лия смотрела в ответ, прекрасно зная все его приемы, и что на ней они не работали. Он тоже знал, и приемы Лии на нем не работали тоже.

– Не после того, что она сделала! – продолжал Лука, почти что срывающимся голосом. – И ты видишь какие-то другие варианты? Мы не знаем, где она, не знаем, как её выследить, но мы точно знаем, чего она хочет. Её цель, – он гневно вскинул руку, указывая куда-то чуть в сторону от двери, в неопределенное направление, но Лия поняла всё так четко, – которая прямо у нас под носом. Тебе не кажется, что это самый подходящий вариант?

– Возможная цель! И ты не знаешь наверняка, чего она хочет. Она могла бы сделать это уже тысячу раз, но ничего не сделала, но даже если так, она убьет его, если мы будем так ребячески дразниться! – возмутилась Лия, по ее телу прошлась волна негодования – они не могли так поступать, не на этот раз. Лия не хотела жертв, но не знала, как их избежать, каждый раз, когда она пыталась, все шло не по плану. Но и тот вариант, что они обсуждали, совершенно невозможен, жертвы уже случались так часто, что риск того не стоил.