Ну, хорошо, — рассуждает Хабартш, воображая местных звездочётов собеседниками. Если так уж хотите, то пусть это будут лампириды! Только, в сугубо книжном значении этого понятия — если такой смысл вообще возможен.

Понятное дело, — упреждает Хабартш возражения мнимых оппонентов, — любая легенда имеет под собой хоть какую-нибудь, но материальную подоплёку. Ни что не рождается из ниоткуда, просто так. И традиция о лампиридах — не исключение. Вот тебе и образ, явление, подходящее на роль прототипа мифических лампирид — существ, явившихся с небес.

Уличив себя в праздной потере драгоценного времени, Хабартш хватает чистый лист фольги и с каким-то особым ожесточением берётся за составление письма в Карамюсту. Омжлусо, конечно, будет ныть, как и всему свалившемуся на него в виде неожиданной и трудоёмкой работы.

Но — ничего! — в спешке Хабартш пропускает отдельные символы, а иногда и целые смысловые группы. Это тебе в качестве отработки твоей гражданской ставки! — со злостью решает Хабартш, возвращаясь к написанному и исправляя то, что может заметить. Твой гражданский долг! — иронизирует он. Чтобы не мучиться своей никчёмностью, — добавляет Хабартш почти вслух, вспоминая хорошо известные ему комплексы коллеги.

Предположение Хабартша логично, оно последовательно вытекает из предыдущих рассуждений и звучит примерно так: а не бывали ли они у нас ранее? Звёздные пришельцы — если они существуют много-много тысячелетий и умеют путешествовать меж мирами — не посещали ли они Тауган раньше, в какие-нибудь предыдущие эпохи? Великая звёздная цивилизация, оставившая о себе молву в виде преданий и легенд. Оставшаяся в памяти под загадочным именем лампирид.

По всей видимости и по непонятной причине, тогда контакт не состоялся. По крайней мере, в том виде, в каком его смыслит Хабартш. Если остались лишь нарочито сказочные легенды и призрачные предания, вряд ли можно назвать такой контакт удавшимся.

И сей факт — самое весомое основание к тому, что на этот раз они не имеют права на ошибку.

Ведь теперь они — а Хабартш воспринимает себя в качестве представителя всего населения Таугана — осознают происходящее, понимают значимость события. Наверное, даже можно сказать, что мы ощутимо подросли, — думает Хабартш, с некоторой даже гордостью. С нами уже можно говорить, и мы постараемся поддержать диалог — диалог на равных.

Он приходит к мнению, что звёздные странники, безусловно, их тоже обнаружили. Они понимают, что в Лёжюерре знают об их существовании и о том, что посланники приблизились к Таугану. Скорее всего, они выжидают, быть может, их логика принуждает ждать приглашения: мол, мы знаем, что вы нас видите, ответьте нам!

Поэтому молчать нельзя, — решил Хабартш ещё несколько дней назад. И вообще, может оказаться, что настоящая ситуация — это тоже проверка. Такой экзамен на зрелость. Проверка на понимание и готовность к диалогу.

Логично ведь: заметил — ответь и пригласи к беседе. На заметил — ещё рано. Мы вернёмся, но потом, через несколько тысяч лет.

Как пригласить? Не собираешься же ты писать им прямым текстом на своём корявом языке! — с сотню раз вопрошал себя Хабартш, размышляя о том, что будет являться адекватной заявкой на диалог. Ведь если его предположения верны, то ещё одной частью проверки может стать задание на расшифровку послания — тоже своего рода испытание на уровень развития.

И это тоже верно — контакт начинается с поиска понятного для обеих сторон языка общения. Обычное дело, и общение через эфир не может быть исключением.

И в этом-то вся сложность — Хабартш ведь так и не смог понять, что же означают все эти послания. Кроме зыбкой версии, что в предыдущих источниках зашифрована информация о неком месте, которое, как он думает, — их общая прародина.

В таком положении у него не остаётся ничего другого, кроме как ответить звёздным путешественникам фрагментом тех самых посланий. Та часть, где говорится о прародине — единственное, что более-менее понятно Хабартшу, и она сойдёт за наглядную демонстрацию знаний, которыми располагают жители Таугана.

Не очень гладко, — подумал Хабартш и, прервавшись, поморщился. Но с чего-то же нужно начинать! — ободряет он себя, возвращаясь к письму.

Омжлусо!.. — проговаривает Хабартш. Омжлусо всё сможет.

Коллега, которого Хабартш почти презирает и который — и только он — должен помочь в создавшейся ситуации.

Хабартш вздрагивает — скрипнула дверь. Он нерешительно поднимает глаза, с опаской глядит в тёмный проём, ожидая того, кто там сейчас появится.

Морально он готов к встрече с Уньёктти, но с нервами совладать не так просто. Он даже не против, если с ним будет парочка серых плащей, но к счастью, это всего лишь книжник из работориума.

Тот самый, что поддержал его во вчерашней схватке. Молодой и не успевший погрязнуть.

— Вы готовы? — заговорщически спрашивает молодой звездочёт.

— Да, — вполголоса отвечает ему Хабартш, к своему стыду признавая, что не может вспомнить имени гостя.

— Значит, всё остальное тоже готово? — ещё тише спрашивает местный книжник.

— Да, — решительно кивает Хабартш, обещая себе, что при первом же удобном случае выяснит, как зовут единомышленника, и наизусть заучит имя.

— Хорошо, — отвечает тот. — Тогда — идёмте!

В принципе, Ли уже не так воинственен. На попятную идти, конечно, не правильно, не позволит он себе этого, но сражаться уже как-то расхотелось. Запал иссяк, а борьба потеряла всякий смысл.

Командир родного Армстронговского отряда дальних космических сообщений, жуткий и толстый скряга, которому они хотели сдать командора и его команду, уже давно умер. Должно быть так — за столько-то сотен или тысяч лет. Всегда есть, конечно, вероятность того, что он как-то выкарабкался, с него станется, но Ли не верит в чудеса. Даже после того, что случилось с «Артемидой» и её экипажем.

Ну, в самом деле — никак не верится, что этот толстый жмот и боров скитается, как они, по безмерным просторам обманчивого Космоса. Или лежит замороженный, в ожидании каких-то перемен. К чему бы это ему лежать? Чего ждать? Человечества больше нет…

Нет в том виде, в котором Ли к нему привык. Вымерло, оставив после себя развалины. Если и те не затёрли такие вот, как на этой планете. Которую и Полярией назвать язык не поворачивается. Да и выговорить Ли не так-то просто.

Куда лететь? Куда возвращаться? Вряд ли на той стороне червоточины осталось что-то своё, родное. Ещё бы найти её, эту червоточину…

Ли упёрся невидящим взглядом в тёмное и торжественное изображение на экране. Смотрит сквозь него, не замечая и не осознавая. Экран — гордость боцмана, игрушка любящего всякие бесполезные причиндалы начальника оперативной службы. На экране — гигантская фотография Полярии, сделали недавно, по запросу… Ли уже и не помнит, кто это попросил.

На изображении отчётливо видны пятна городов и ниточки крупных транспортных и водных магистралей. Любят они водные магистрали, что-то вроде каналов. К чему их вырыли — непонятно, следов глобальной промышленной деятельности на берегах обнаружить не удалось.

— И что делать? — спросил Ли, не оборачиваясь к собеседникам. — Что там с расшифровкой? — в его голосе смертная апатия и усталость от всего происходящего.

Шуршание бумаг, оживлённое, но не суетливое.

— Пока не до конца понял, но кажется, тут какие-то координаты, — отвечает Вальтер, холодный и безразличный учёный. — Что-то определённо напоминает, но пока не могу понять, что именно.

Ли хмыкнул, в своём обыкновении, но теперь совсем не обидно. Просто звук, без эмоций.

— А почему ты решил, что послание адресовано именно нам? — спросил он.

— Сигнал узконаправленный, — это уже Эрнст, человек не плохой, но в последнее время он отчего-то очень бесит Ли. — Узконаправленный, — повторил Эрнст, — и направлен именно в нашу строну. Вне сомнений, они нас засекли.

Поводов к раздражению Эрнстом у Ли как будто нет, прямых стычек между ними уже давно не было. Однако Ли его не переносит, так и хочется подойти и треснуть Эрнста по его безмозглой башке.