Весть о том, что на корабль пробрался енот, разлетелась среди команды мгновенно. А зверь начал хулиганить вовсю. Теперь он воровал со склада не только овощи, но не побрезговал и копченым окороком. Он забирался на камбуз и ел прямо из кастрюль. Он тащил у матросов все, что плохо лежит – кисет с табаком, трубку, огниво, полбутылки джина у боцмана, у юнги – его любимый охотничий нож. Юнга впал в отчаяние. Его шеолланская красотка млела от того, как Редман с небрежным шиком кидал этот нож. Юнга с закрытыми глазами лихо попадал точно в центр нарисованного мелом на мачте крестика. И что самое странное – этого енота никто и никогда не видел.
Капитан прекрасно понимал, почему его команда так увлеченно поддерживала эту идею. Когда вокруг себя ты месяцами видишь лишь бескрайнюю воду и одни и те же рожи, дурацкая фантазия про енота становится отличным развлечением. Но воровство – вещь недопустимая. А на корабле, где по любому поводу может вспыхнуть резня, еще и опасная. Поэтому деятельность таинственного енота надо было пересекать, кем бы он ни был, пока Неттли ещё держал ситуацию под контролем.
На какое-то время таинственный вор затаился. Но потом совершил роковую ошибку: он стащил у капитана Аделла его утренний кофе прямо в кофейнике, нагло сняв его с плиты в камбузе, как только кок и старший помощник Хоббс, который всегда варил кофе для капитана, отвернулись. Такого Бессердечный простить не мог.
– Так, все, – он стукнул кулаком по столу.
Кок, принесший Аделлу вместо кофе плохую весть, боцман и старший помощник, с которыми капитан обычно вместе завтракал, нервно подпрыгнули.
– Объявляю охоту на енота, – сказал капитан и решительно посмотрел на кока, – Но сначала – охоту на акулу. Форман, готовь свое самое вкусное жаркое, то, что из акульих плавников. Брать будем на него. У него такой аромат – мертвого поднимет. Бенсон, размести пару парней на камбузе и вооружи чем полегче, чтоб не попортили шкуру. А я с сетью буду дежурить на выходе. Будем брать злополучного енота живым.
– Ик! Кэп! А за... зачем нам ребята, я.. это… ик! …сам его изловлю, – прогудел боцман.
Капитан покачал головой. Идея Бенсона ему не нравилась, но если уж тому в пьяную голову пришла вообще какая-то идея, боцман хватался за нее так, что его было не свернуть.
– Ну хорошо, – со вздохом сказал капитан, – Но возьми кого-нибудь себе на подмогу, вдруг зверь кусается.
Матросы во главе со старшим помощником капитана Хоббсом постарались на славу. Весь вечер накануне они обсуждали с коком, какая наживка больше всего может понравиться акуле. Кок кипятился и говорил о том, что все идет наперекосяк, и, по-хорошему, надо бы сначала поймать енота, и тогда вопрос наживки отпадет сам собой, а жаркое он приготовит остальным в честь славной победы. Но Бессердечного такой расклад не устроил, и решено было поймать какую-нибудь крупную рыбу, которую можно было бы использовать, как наживку.
На следующее утро «Летящий» лег в дрейф, и вся команда увлеченно занялась рыбалкой, с каждым новым уловом споря о том, стоит ли остановиться на этом, или попробовать выловить что-нибудь покрупнее. Наконец, их воодушевление передалось самой акуле, которая, увидев, что на приманку юнги Редмана клюнул приличных размеров тунец, решила воспользоваться моментом и утащить тунца, а заодно, на десерт – и самого юнгу.
Акула мертвой хваткой вцепилась в тунца, юнга мертвой хваткой вцепился в удилище, а команда такой же мертвой хваткой вцепилась в юнгу. Победила жадность, и уже через каких-нибудь полчаса уставшую акулу затащили на борт под вопли кока, что помогать ему разделывать и консервировать эту тушу будет вся команда. Кок смирился и угомонился только тогда, когда боцман Бенсон сжалился над ним и дал успокоения ради отхлебнуть из своей заветной фляги.
Аделл Неттли по прозвищу Бессердечный мрачно наблюдал за командой. Список кар, которым он намеревался подвергнуть несчастного енота после поимки, становился все длиннее и длиннее.
К вечеру для ловли енота все было готово. Жаркое пахло на весь корабль. Охотники затаились на камбузе, гостеприимно оставив открытыми иллюминатор и дверь. Боцман, сжимая в руках самый большой половник кока, забрался в кухонный шкаф и изредка там кряхтел. Кок сидел под разделочным столом. В углу притаился юнга со вторым половником и крышкой от котла на манер щита. «Наверняка показался в таком героическом виде своей пассии», – усмехнулся про себя капитан Неттли, стоящий за дверью и держащий наготове сеть.
Ждать пришлось недолго. Вскоре в темноте они заметили, как в иллюминатор ввинчивается чья-то тонкая фигура. Предполагаемый енот бесшумно спрыгнул на пол камбуза и осмотрелся. Как и предполагал капитан, енот был подозрительно похож на человека – совсем молодого, возможно, всего года на три-четыре старше их юнги. Юноша был худым, но в нем чувствовалась большая сила. Про таких обычно говорят «жилистый». Что-то еще в темноте разглядеть было сложно.
Парень с наслаждением втянул носом воздух, приблизился к котлу с блюдом и достал из-за пояса оловянную ложку, которой как раз вчера с утра не досчитался кок, и потянулся к котлу с преступными намерениями.
Душа кока этого не вынесла.
– Вот я тебя сейчас! – завопил он из-под стола и с силой дернул вора за ногу.
Тот упал, но тут же снова подскочил, ринувшись назад к иллюминатору, где его уже ждал боцман с половником. Увернувшись от удара, «енот» приложил боцмана в челюсть и сделал подсечку. Боцман накренился и схватился за котелок, который тут же опрокинулся на вылезающего из-под стола повара. Из угла выскочил отважный юнга и, испустив боевой клич: «Тебе конец, енот!», ринулся в драку.
Пару минут капитан Неттли наслаждался увлекательнейшей картиной. На полу завязалась борьба в жарком из акульих плавников. Она была похожа на женскую борьбу в грязи – весьма экзотическое развлечение, которое он как-то видел в Марранде. Вокруг дерущихся скакал воинственный юнга с половником и крышкой от кастрюли и наносил удары тому, кто оказывался сверху. Когда капитан счел, что на сегодня экзотики с него достаточно, он просто накрыл все это безобразие сетью.
Четверть часа спустя все уже были в кают-компании. В центре понуро стоял виновник торжества – грязный, оборванный и худой юноша лет двадцати. Он был настолько тонок, что казалось, что от него остались одни глаза – большие, серые, наполненные отчаянием. За столом сидели удачливые охотники. Капитан был единственным из них, кто не пострадал в этой схватке и сохранил опрятный вид. Юнец, сопротивляясь, ухитрился подбить боцману глаз и выбить коку зуб. Юнга в порыве отваги стукнулся головой о шкаф с посудой и набил себе шишку сам. Вдоль стен стояли недовольные матросы.
– Рассказывай, кто ты такой, – спокойно сказал капитан.
– Мое имя – Мате̇ос А̇рра, – ответил юноша хриплым низким голосом, неожиданным для такого молодого и худого человека.
– Ну, и откуда ты свалился на наши головы, Матеос Арра? – спросил капитан чуть дружелюбнее.
– Бежал от хозяина, – глухо ответил молодой человек, – Меня продали в Офрейн, а дома, в Трезеньеле, остался мой младший брат Мигуэль. Он тоже раб. Я хотел сбежать и вернуться за ним. У нового хозяина собственное судно, большое, роскошное. Мы плыли на нем. Я сначала хотел украсть шлюпку и сбежать на ней, но шлюпки очень хорошо охраняли.
– И тогда ты решил поплавать в бочке, – кивнул капитан Неттли, – Что ж, весьма оригинально. И главное – совершенно незаметно.