— Этого недостаточно, — настаивал Прегер. — Нас слишком мало. Нет. Абсолютно неприемлемый вариант. Нельзя подставлять службу безопасности под удар. Надо отыскать другой путь.

Расс медленно, глубоко вдохнул и ещё медленней выдохнул. Потом сказал:

— Ладно. Я попытаюсь. Я попробую, посмотрю на результаты и попытаюсь прорваться. Если он...

Тэйт перебил его:

— Мне кажется, что он считает Колонию частью себя. Он действительно обезумел — такое впечатление, что он стремится с умыслом изувечить, искалечить себя. Но не покончить с собой. Нет.

— Лучше б ты был прав, Тэйт, — сказал ему Расс.

Китти беспокойно ёрзала на каменной скамейке Снаружи, под памятником, поглядывая вверх через ветви эвкалиптов, вдыхая аромат ментола и размышляя, не расставлена ли на неё тут какая-то ловушка.

Она перевела взгляд на статую. Монумент изображал человека в вакуумном скафандре, но без шлема; его создал с помощью трёхмерного принтера скульптор, пожелавший увековечить техников ВКД, сложивших головы на благо Колонии. О них теперь мало кто вспоминал: лицемеры расшумелись, обещая возвести новый памятник, жертвам аварии РМ-17.

Статуя указывала рукой вверх, лицо её выражало преувеличенно самозабвенное стремление к звёздам. Показуха, сказал бы Лестер.

Стоял условный полдень, так что зеркала и светофильтры колоссальных круговых окон открытой зоны на обоих концах освещали парк однородным золотистым солнечным светом. Гость с Земли тут бы закашлялся, но Китти воздух парка после заточения в Техсекции и коридорах казался почти свежим. Колония задыхалась; она уподоблялась живому существу, чьи почки и печень отказывают, бессильные очистить организм от ядов. Фоновое социальное напряжение будто заставляло воздух смердеть и того пуще: ходили постоянные зловещие слухи насчёт РМ-17; продуктовые пайки урезались; аресты и облавы учащались. Вандалы тоже не дремали: на экранах комм-сети то и дело возникало лицо безумного старика, энергосистемы отказывали, трубы рвались и исторгали воду.

Она увидела в сотне ярдов идущего к ней Расса. Он срезал путь через футбольное поле, где никто не играл — на время, пока действовало военное положение, Админы запретили собираться группами больше трёх человек. Ей захотелось сорваться с места и пуститься наутёк.

Да как она вообще отважилась довериться шефу охраны?

Это Чу её убедила, немало тем озадачив.

— Ты пойдёшь на встречу, — велела она. — Имеются веские основания полагать, что он на ножах с комитетчиками. У него произошло несколько стычек с Админами. Опасность в том, что он, быть может, задумал добраться до нас через тебя, желая раскрыть заговор и обелить себя перед ними. Но я изучала его, и я так не думаю. Не исключено, что он — наша последняя надежда.

Она заставила себя подняться, но бежать уже было поздно.

— Привет, Китти, — сказал Расс, грустно улыбнувшись[33]. Он остановился на парковой дорожке в неловкой позе, сунув руки в карманы и созерцая мыски своих ботинок, и она чуть не рассмеялась: так комично было это внезапное сходство шефа охраны с нерешительным юношей на первом свидании. Но тут же поняла, что смотрит он на травинки, прилипшие к обуви. Жёлтые и высохшие.

— Трава умирает, — продолжал он. — Они сегодня утром её поливали, но, может, уже слишком поздно? А может, вода недостаточно чистая.

Он поднял взгляд на Китти.

— Как ты?

— В порядке. — Подумав, она покачала головой. — Нет... не в порядке.

Он кивнул и двинулся было к скамье.

— Сядем, поговорить надо.

— Не здесь. — Чу ей отсоветовала. — Я бы лучше прогулялась.

Он печально усмехнулся.

— Думаешь, скамейка жучками обсижена? Я ведь тоже мог на себе жучка пронести. Но пойдём. К чёрту всё.

Они пошли по дорожке, ведущей к админским жилым постройкам.

— Короче, вот что, — сказал Расс едва громче шёпота. — Дальше в Колонии дела так не пойдут. Если всё оставить как есть, положение будет только ухудшаться. Тут такое творится, что я тебе даже описывать не берусь: ты подумаешь, что я тебя разыгрываю. Но это значит, что Админы сейчас отвлечены... и нам это может помочь. Теперь слушай про РМ-17. Ты была права. Я тебе верю, Китти. Не знаю, почему. Но верю. Остальным радикалам — нет. Может, потому тебе верю, что я читаю в твоей душе — в этом я могу ошибаться. Я считаю, что ты аполитична. Во всяком случае, в глубине души. Ты просто требуешь честного, непредвзятого отношения к себе. Ты не мятежница, ты просто... твоего муженька-то я знаю, но... в общем, ты хочешь бороться за справедливость, но не видишь, к кому бы прибиться на идеологической основе.

Она не уловила его мысли.

— Какое это имеет отношение к Лестеру?

— Спокойно, я до этого дойду. — Он оглянулся. — Я позаботился о камерах, перераспределил эсбэшников так, чтобы тут никого не оказалось, но открытая зона по-прежнему заставляет меня психовать. Блин, да это место словно вымерло. Стыдоба.

— Трудно получить разрешение на прогулку. Твои ребята как с ума посходили.

— Знаю. Это тоже изменится, если... короче, слушай сюда. Мы намерены организовать переворот в службе безопасности и обезоружить её нынешний состав. Но мне нужна координация с технарским подпольем, а для этого требуется связник. Чтобы они включились в бой там, где я скажу, и в тот момент, который я назову. Если так сделать, мы все вместе выдернем коврик из-под ног Админов. Ты и будешь моим связником с подпольем. Я не знаю, кто они, поэтому опасаться им нечего. Всё поэтапно... А у тебя такой вид, словно моё предложение тебя ошеломило.

— Я... О Боже. — Она потрясённо мотала головой. К такому она не готовилась. Ей предложили участие в полномасштабном восстании — перевороте! — Но как ты разберёшься с Землёй, когда там узнают?..

— Когда узнают, тогда и разберусь. Думаю, Админа Прегера мы посадим в кутузку за убийство. Для начала.

— Я... это уж слишком. Ты хочешь нас с Лестером одурачить.

— Я не могу освободить Лестера, пока мы не избавимся от головорезов Второго Альянса. Они мне больше не подчиняются, если не считать простейших ежедневных обязанностей. Если я прикажу им сложить оружие, они попросту сдадут меня Прегеру. Это уже не охрана Колонии, если вообще они ею хоть когда-то были. Это ВА, и всё.

Она ответила без всякого выражения:

— Это нацисты. Или кто-то вроде.

Он вздохнул.

— Я тоже склоняюсь к такой мысли.

Они некоторое время молчали. Наконец она выдавила:

— Я боюсь.

Он кивнул.

— Угу.

Имение Клауди-Пик, север штата Нью-Йорк

Хейс чувствовал себя так, словно его вывернули наизнанку и выскоблили.

А иногда — так, словно от него сияние исходит.

Хейс стоял на страже в медиацентре, на южной окраине имения Клауди-Пик. Медиацентр отпочковался от перегруженного крыла систем наблюдения, и пользоваться этим отростком имел право только сам Крэндалл. С трёх сторон Хейса окружали экраны и аппаратура, оживлявшая их. С четвёртой стороны находилась стеклянная стена, которую Крэндалл предпочитал лицезреть матовой. Но тем солнечным мартовским утром врачи уговорили его — настояли, как могли, — что солнечный свет будет полезен для здоровья лидера. Он позволил им сделать стену прозрачной.

Хейс дежурил у дверей, рядом с единственным в комнате участком стены, который не был прозрачен: дверь слева, экраны справа, прозрачная стена прямо впереди. А между Хейсом и прозрачной стеной сидел Крэндалл, и при нём были Бен с Рольфом.

Хейсу нравилось узнавать, где что находится и кто чем занят. В большей мере, чем он привык; было похоже, что его таким сделали. Относительно недавно сделали. (Если он пробовал вспомнить, как именно это происходило, то сталкивался с непреодолимой мембраной и отступал.)

Его заставили отслеживать, как именно расположены предметы и люди в пространстве. Так визуализирует доску шахматист при игре вслепую.