Он позволил себе замолчать, увидев, что она совсем пригорюнилась. Девочка стояла, переминаясь с ноги на ногу, кусала губку и хмуро глядела в пол. Она не понимала большей части услышанного, но не желала это признавать. Он почувствовал облегчение. Ему не хотелось ей обо всём рассказывать. Она ведь обычная девочка, совсем малышка. Он опасался, что она станет его расспрашивать о пытках. Об эскадронах смерти, спонсируемых ЦРУ. Об этом он ей говорить не хотел.

И для него было облегчением видеть границы её понимания, её сообразительности, потому что он хотел, чтоб она оставалась маленькой девочкой. Его ребёнком, его приёмной дочкой, его опосредованным возвращением к невинности.

— В общем, ты уловила суть, — сказал он вежливо. — ЦРУ делает вид, что они друзья свободы, но на самом деле всё наоборот... по крайней мере иногда. И мы обязаны защитить тебя от них... И таких, как они. Чипы-импланты и без того меняют мир, а мы, так сказать, заскочим вперёд и применим их для собственной защиты.

Она подняла на него глаза и кивнула.

— Знаю.

— Хорошо. Я устал ждать, пока доктор вернётся. Пойдём его найдём.

— Ага. Я писять хочу.

Нью-Йорк, старый Центральный вокзал

— Новые Советы проигрывают войну, — говорил человек на огромном экране. — Их заставили отступить до прежних границ Нового Варшавского пакта в Центральной Европе. Под их контролем остаются также небольшой уголок Афганистана и незначительные территории Ирана. На орбите существенных боевых действий в последнее время не велось, США и НАТО удерживают важнейшие орбиты, а единственным источником преимущества Новосоветской Орбитальной Армии остаётся блокада Колонии...

Чарли стоял у стены зала ожидания Центрального вокзала, как раз под огромными часами, высвечивавшими цифровые уведомления. Он сверился со своим хронометром. Три пятьдесят. Его связник должен явиться в четыре.

Толпа в исполинских ангароподобных пространствах старого вокзала в этот час была сравнительно прорежена, однако люди сновали с неизменной безмысленной яростной спешкой, и пути их, пересекаясь, образовывали хаотическое переплетение тропинок.

Напротив циферблата находился большой видеоэкран, изображение на котором чуть выцвело под ярким дневным светом. Там сменяли друг друга огромные картинки, иллюстрирующие слова комментатора. Экран теперь безмолвствовал, но можно было, по примеру Чарли, настроиться через гарнитуру на спонсорскую станцию и услышать, как комментатор строчит дальше: Хотя несомненно, что Новые Советы контролируют ключевые трансатлантические маршруты, их превосходство на море уже становится источником слабости: нарастив морскую мощь, они тем не менее не смогли компенсировать плачевное технологическое состояние. Война ведётся в основном орбитальными десантами и беспилотной техникой, а в этом Союзники их превосходят. Величайший риск, однако, заключается в том, что, если Новые Советы осознают неизбежность поражения, то у них наверняка возникнет предположение, что Союзники, перехватив инициативу, вторгнутся в саму Россию. Не желая отступать от своего образа жизни и терять независимость, Новый Советский Союз может решиться на упреждающий ядерный удар.

— Иисусе, — пробормотал Чарли.

— Не-а, это Анджело, — сказал, приближаясь к нему, Анджело. — Превед, Чарли, кагдила?

— Анджело! Так это ты?!

— Угу. К чёрту пароли, я их всё равно забыл. Ну ты же меня знаешь? А они тебе не говорили?

— Блин, нет! Я думал встретить какую-нить пакистанку в хиджабе. Хай!

Они схлопнулись ладонями.

Чарли был знаком с Анджело уже двенадцать лет, с самого детства. И это Анджело четырьмя годами раньше завербовал Чарли в НС.

Анджело был низкого роста, бледный и худой, но глаза его, как и кудрявые волосы, казались непроглядно тёмными. Крупный рот расплывался в широченной улыбке по поводу и без. На нём была старая кожаная куртка, потрёпанные джинсы и чёрные ботинки на толстой шинной подошве. Взгляд Анджело метался по сторонам, точно его обладатель явился на вечеринку и ожидает, что сейчас подойдёт поздороваться кто-нибудь ещё. Анджело в любой ситуации вёл себя таким образом.

— Тот чувак, — сказал Чарли, указывая на экран, — трындит, что Новые Советы проигрывают войну. Как думаешь, он врёт?

Анджело взглянул на экран.

— Не-а. Он либерал. Он не из прихвостней президентши. Если говорит, что те проигрывают, значит, так оно и есть.

— Он говорит, они могут запаниковать и вжарить по нам ядерными бомбами.

— А и хер ли с ним. Мы на это не влияем. Чарли, а ты загорел! Тебе загар не идёт. Выглядишь по-дурацки. Пошли на учёбу.

— На какую ещё учёбу?

— Видеоанимация, цифровая обработка и всякое такое. Ты в курсе?

— В общих чертах кодить умею...

— Это куда, куда круче. Публика ваше не в курсах. Это суперсекретная тема.

— Ты про ту хрень, какую мы затеяли с сенатором?

— Не говори об этом на людях, бро. А лучше даже не думай.

— Б..., ты глянь!

Чарли снова показывал на экран. Пошла другая передача. Теперь на экране отображалась Триумфальная Арка. Картинка качалась и дёргалась, словно её снимали камерой, по замысловатой траектории летящей на Арку. Камера продолжала сближаться с монументом; Арка разбухала, заполняя весь экран.

Чарли включил гарнитуру и услыхал: ...видео записано с какого-то боевого устройства, предположительно егернаута, незадолго до падения Арки в прошлом месяце. Кажется вероятным, что этот ролик опровергает заявления натовцев о том, что Арку уничтожили Новые Советы в ходе воздушной бомбардировки...

— Ну и что? — не понял Анджело.

— Смок мне говорил! Он Джуди Кольц с Cableview перекинул эту запись, и чтоб мне провалиться, если она её не выложила в Сеть! Чёрт, держу пари, её передаче недолго осталось. Ты видишь тех ребят на самом верху Арки? Там стволы зажигают. Это были наши!

— Етить твою мать, Чарли, тише!

Но на вокзале царила обычная какофония объявлений о поездах, музыки, жужжания летающих дронов, разговоров и торопливых шагов.

Камера приближалась к Триумфальной Арке, и микрофон ухватил шум, несущийся с её вершины. Структурированный тандем электрогитары и программируемой перкуссии, завораживающей убойным ритмом.

— Б...! — вырвалось у Анджело. — Рикенгарп!

Чарли кивнул. Оба уставились на экран, не в силах оторваться от хроники последних минут жизни Рикенгарпа.

Комментатор продолжал:

— ...два мученика Сопротивления, в одном из которых предварительно идентифицировали, впрочем ненадёжно, бывшего загрузочного исполнителя Рика Рикенгарпа, отвлекли внимание ВА, выбравшись на Арку, и тем выиграли время для остальных оперативников Сопротивления, которые предприняли попытку вырваться из кольца. Портативными усилителями, гитарой, мини-громкоговорителями и силой духа они привлекли не только огонь войск Второго Альянса, но и сокрушительное внимание егернаута...

Они услышали, как над аккордами возносится вопль Рикенгарпа:

— ЭЙ ТЫ! ТЫ, С АВТОМАТОМ! ПРИБЕРЕГИ ДЛЯ МЕНЯ СВОЙ ЛУЧШИЙ ВЫСТРЕЛ!

...Рикенгарпа было почти не видно — крохотная фигурка. Зато слышно. Голос и гитара, усиленные маленькими «маршаллами», перекрикивали далее истошный автоматный огонь. Теперь зазвучала какая-то оригинальная композиция... слов не разобрать, но и так понятно, о чём она... тысячный вариант. То был гимн о том, каково быть молодым. Может, эту песню стоило бы назвать просто: Юность.

А потом егернауты накатились с востока и запада. Две машины двинулись к Арке. Они казались воплощениями самой военной мощи неофашизма. Шагающей смертью. Пятиэтажные колёса и острые лезвия, сокрушающие всё на своём пути. Поднялись облака пыли, из них пролился дождь каменных обломков. По Арке пошли трещины. Неофашисты брызнули в стороны, заметно повеселев. Юкё продолжал палить по ним с ужимающейся в размерах вершины Арки.