Лайла была само внимание и готовность, даже в такой час. Торренс подумал, что её эффективность устрашает. Сняв гарнитуру, она вопросительно уставилась на Торренса.

— Я думал, Клэр сегодня с тобой дежурит, — сказал Торренс.

Не промелькнула ли на лице Лайлы тень недовольства?

— Я её отпустила. Час назад.

— Хорошо, что ты её пораньше отпускаешь.

Лайла промолчала. Казалось, что взгляд её исследует тяжёлую от пыли паутину наверху: та покачивалась при порывах ветра.

— Услышала что-нибудь интересненькое? — кивнул Торренс на радио.

Она покачала головой.

Он отвернулся было, помедлил, обернулся к ней снова.

— Она тут одна была, на дежурстве-то?

Лайла ничего не отвечала на протяжении трёх ударов сердца. Потом глянула на него без всякого выражения и сказала:

— Каракос. Когда я пришла, он тут с ней болтал.

Торренса пробил холодок. Он метнулся к столу, открыл журнал, просмотрел список переданных и полученных сообщений... за целый день — ничего.

— Каракос ничего не передавал?

— Нет.

— Уверена?

— Любую передачу санкционирует Стейнфельд в письменном виде. Клэр никому не позволит воспользоваться радио без его ведома. К радио допущены только четверо, и Каракоса среди них нет. Клэр это знает. — При упоминании Клэр в голосе её проскочила оборонительная нотка.

— А что Каракосу тут понадобилось?

— Наверное, заснуть не может, вот и захотел с кем-то поболтать. Откуда я знаю?

— Ладно. — Он отвернулся. Она почему-то отнеслась к нему враждебно, хотя и старалась не выдавать своих чувств. Почему?

Он спустился по скрипучей лестнице, поднимая облачка пыли на каждом шаге и напряжённо размышляя, не обманывается ли ревностью в своих подозрениях насчёт Каракоса. Или я прав?

Через сорок восемь часов предстояло захватить корабль Внук Гермеса. Каракос вызвался участвовать.

Он вышел в ветреную ночь, срезал дорогу к дому, но у чёрного хода спросили пароль. Кто-то посветил ему в лицо фонариком. Он раздражённо моргал, пока часовые не убедились, что с ним всё чисто. Потом вошёл. В доме было тихо; большинство партизан спали. Сверху, однако, доносился мерный скрип.

Повинуясь импульсу, ни о чём не думая, движимый какой-то смутной настоятельной потребностью, он быстро поднялся по лестнице и направился к спальне Клэр — после размолвки она перебралась к себе в комнату. Стукнул в дверь.

Не успела она ещё договорить: «Кто там?», как он распахнул дверь и вошёл.

Они с Каракосом свернулись в обнимку в постели. Свеча романтично затрепетала на сквозняке. В мягком золотистом свете он увидел, что оба обнажены.

Вот свеча-то его и доконала, невесть почему.

— Каракос, сегодня ты своего не добился, — услышал он собственный голос, — но в следующий раз, когда Клэр будет дежурить на радиоузле, ты ведь снова к ней поднимешься зубы заговорить и предложишь подежурить вместо неё? Правда ведь?

— Странно, что у тебя сейчас радиоузел на уме, — ответил Каракос с лёгким смешком, — но если да, то и что в этом такого?

— Дэн, проваливай отсюда.

Голос Клэр был ровным и безжизненным.

Он взглянул на неё. В голос наперебой тщилась прорваться дюжина язвительных реплик, но он ответил только:

— Да, конечно.

Он ушёл. Внутри всё как выжгло. Он думал: Неужели это просто ревность?

Просто ревность, просто ревность, просто ревность?

В ту ночь заснуть ему не удалось.

Как только рассвело, он взял винтовку и пошёл на пляж упражняться в стрельбе.

ПерСт, Космическая Колония. Задворки борделя

Китти Торренс сидела на корточках, прижавшись спиной к стене на задворках борделя. В помещении было сумрачно там, где устроилась Китти, и светло там, где проходило собрание. Стены металлические, заклеенные во много слоёв обрывками постеров и выцветших порнушечных обоев, исписанные вязью граффити.

Борделем в Колонии называли нелегальный ночной клуб, и в определённые дни это прозвание вполне отвечало действительности. Пол комнаты на задах борделя, двадцать на тридцать футов, был застелен матрасами из пенорезины. Китти захотелось прилечь, но она сочла, что лучше не здесь. От матрасов воняло, и она старалась касаться их только подошвами обуви. Она бы предпочла, чтобы собрание проводили в другом месте, но бордель оказался одним из немногих пригодных для встречи пунктов: ряды радикалов организации Лестера за последнее время и так поредели. Админы позволяли клубу функционировать в качестве борделя и не слишком за ним следили; скорее всего, они не заподозрят, что тут может состояться сходка реформистов.

Лестер, представительница Нового Сопротивления, Хасид Шоод и Бен Фриланд сидели кружком, скрестив ноги, и толковали о своём. Китти бы присоединилась, не чувствуй она себя слишком отчуждённо. На собраниях её легко было вывести из себя. Чу, представительница НС, была серьёзная, резковатая нравом китаянка в глуповатом синем прыжкостюме младшего пилота. Волосы у неё были тёмные, блестящие, коротко стриженные, макияжем она не пользовалась, а из украшений носила только серебряную серьгу. Чу не снимала руки с синей, наполовину застёгнутой полотняной сумочки, которую везде с собой таскала. Сумочка заставляла Китти нервничать.

— Если потребовать расследования, выступив группой, — грустно объясняла Чу, — мы обнаружим себя; они узнают, что мы работаем сплочённо. Если потребовать расследования в индивидуальном порядке, они всё равно нас выявят: теперь уже поодиночке.

— Они уже знают о нас, — возразил Лестер. — Меня вызывали к Рассу Паркеру. Они за мной следили.

— Они про тебя знают, возможно, про Шоода, но про меня с Фриландом, скорее всего, ещё не пронюхали. Я очень, очень осторожна.

Она говорила скучным монотонным голосом, но так настойчиво, что Китти не могла оторваться от её слов.

— Ой, не знаю, — протянул Фриланд. — Не думаю, что они меня по арфиду вычислили. Разве что через Сонни, моего брата... впрочем, я ни во что такое прежде не влезал.

Он был крепкого сложения, коротконогий, но широкоплечий, в белом прыжкостюме корабельного техника, покрытом пятнами смазки и грязи. Причёска Фриланда состояла из трёх полос, окрашенных в цвета его земной общины, профессии и технарского ранга. На стандартном английском он говорил с трудом и неохотно. В катастрофе РМ-17 он потерял брата.

— Это много времени не займёт, — сказал Шоод. — В конце концов нас так или иначе вычислят. Обо мне, скорее всего, уже известно, потому что Силла сильно расшумелась в профсоюзе... — Он с трудом проглотил слюну на упоминании о Силле. Шоод был плотный темнолицый пакистанец с печальными тёмными глазами, в аляповатом бумажном костюме с красными и жёлтыми полосками, выцветшем от двухдневной носки. Программист, с «острым, как бритва», умом (по характеристике Лестера). На РМ-17 у него погибла жена.

А я так близка к тому, чтобы потерять Лестера, подумала Китти. И всё почему? Да потому, что Лестер зачастил на такие вот собрания.

— Чем дольше мы пробудем в подполье, тем лучше, — заявила Чу.

Лестер замотал головой.

— Вот поэтому они и пошли на то, чтобы всех запихать в этот гребаный ремонтный модуль и уничтожить. Потому что в большинстве своём эти люди никак не декларировали своей политической активности. И лишь немногие почуяли, что дело дурно пахнет. Нет, ну, в общем, многие подозревают, что с этим взрывом что-то неладно, но не уверены. Потому что не могут утверждать наверняка, что в модуль загнали оппозиционеров. Если бы убитые активисты в открытую заявили о своей позиции, Второй Альянс не осмелился бы их уничтожить; испугался бы спровоцировать новое восстание.

— Возможно. Но для наших целей, — пожала плечами Чу, — секретность единственно пригодна. Требовать расследования бесполезно. Ничего не выйдет. И ВА поймёт, кто стоит за этим. Нет. Единственный путь — переворот. Мы знаем, что у Второго Альянса свои планы на Колонию. ВА стремится полностью подчинить её своим людям. Остальных депортируют или... или? Если Новые Советы потерпят поражение в войне с НАТО — а кажется вполне вероятным, что вскоре русским придётся выбирать между поражением и упреждающим ядерным ударом, — фашисты превратят Колонию в своё волчье логово. Сам Рик Крэндалл сюда явится. Колония станет... его башней из слоновой кости. Крэндалл не мыслит себе способа управления Колонией, отличного от полной диктатуры. Мы обязаны сорвать их планы, или потеряем всё. Начнём со сбора оружия — с большой осторожностью, в полной тайне, — и стратегической работы. А потом ударим, когда они меньше всего будут ожидать нападения. Необходимо захватить Админскую центральную. Иного пути нет.