Юный Фаркс вытянулся неподвижно, и Торренс не сумел отогнать мысль: Пустая трата людских ресурсов.

Кельхайм сбрызнул бедро анестезирующим спреем и вскочил, развернулся было выкрикнуть кому-то вопрос, поправил на голове гарнитуру — и гарнитура взорвалась в его руках, а с нею и голова Кельхайма. Вот он стоял в гуще боя, своеобычно уверенный, и что-то кричал товарищам, а в следующее мгновение его череп разлетелся на осколки от выстрела из штурмовой винтовки откуда-то с нижних уровней надпалубной надстройки. Его снял наёмник ВА, коренастый латиноамериканец с M-18.

Торренс высунулся из укрытия, чтобы лучше прицелиться в него. Отомстить за Кельхайма. Латинос-ВАшник перебросил винтовку под рукой и опустил ствол, метя в Торренса.

Один из самых мерзких моментов. Когда видишь человека, которого хочешь убить, и он тебя видит, и тоже хочет тебя убить, и тебя некому прикрыть, и вы недалеко друг от друга, а исход вашего противостояния — вопрос жизни и смерти, сложный, многофакторный, причём некоторые из этих факторов абсолютно тебе неподвластны. Тут вопрос не только в быстроте реакции и меткости выстрела. С равным успехом вопрос может оказаться и в том, у кого жизненной энергии осталось больше — и готовности убивать.

Или удачи.

Они выстрелили одновременно, пули рассекли воздух. Торренс несколько миллисекунд ожидал тошнотворного удара. Потом увидел, как противника закрутило на месте, и ВАшник упал.

Торренс постоял мгновение, чувствуя, как молотом колотится в грудь сердце и невидимые когти царапают кишки. У него руки затряслись. Соберись, дурачина.

Волна облегчения прокатилась по его телу, когда через помехи в гарнитуре прорвался голос Стейнфельда:

— Внимание всем группам: мостик наш. Примерно половина бойцов противника уничтожена. Сохраняйте занятые позиции. Если можете, отрядите кого-нибудь от своей группы на мостик с докладом. Думаю, дело сделано.

Торренс глубоко вздохнул; малая толика спокойствия вернулась к нему.

И тут же была сметена новой мыслью.

А где Каракос?

ПерСт, Космическая Колония.

Пятая точка Лагранжа

Китти вышла из лифта в коридор C13 третьего уровня и увидела за стеклянной перегородкой штурмовика ВА.

Стеклянной или из какого-нибудь пластика? Она не могла судить наверняка.

У лифта она помедлила, опасливо косясь на крупного мужчину в тёмно-серых доспехах, лицо которого было скрыто зеркальным визором. Она не понимала, смотрит ВАшник на неё или нет, и беспокоилась. Он стоял, разведя ноги, заложив руки за спину, и не шевелился. Могло показаться, что он спит, или пялится на неё, или смотрит с недовольством, или... что угодно.

Ей отчаянно хотелось повидать Лестера. Но охранники её пугали. Вперёд, приказала она себе. Эсбэшники же выдали тебе пропуск посетителя, или как?

Она приблизилась к перегородке и заорала, чтобы её услышали по ту сторону:

— Я Китти Торренс!

Охранник указал на интерком, и спустя миг голос его прозвучал из решётки динамика:

— Чем могу помочь?

Удивлённая его вежливостью, она на миг замялась, прежде чем выдавить:

— Я, э-э, пришла увидеть... — Тут она вспомнила, что у неё есть пропуск, а это всё объясняет. Она вытащила карточку из кармана и прижала к прозрачной стене.

Охранник коснулся чего-то на стене слева от себя, и стекло утянулось в потолок.

— Проходите. Справа увидите дверь с пометкой D5, там будет другой охранник, проводит вас.

— Спасибо.

Китти с некоторым беспокойством прошла мимо него, подсознательно ожидая, что охранник обернётся и ущипнёт её за ягодицы. Не дури, сказала она себе. Но звук опускающейся стены заставил её подскочить. Лёгкий щелчок — и перегородка упала на прежнее место.

Она направилась по коридору, считая двери. Живот за последние несколько дней ещё увеличился, спина болела, ходить было чертовски тяжело. Она отыскала D5, коснулась панели, и дверь утянулась в стену. Она оказалась в небольшой серой комнате с металлическими стенами и заговорила с молодым скучающим охранником, сидящим за металлической конторкой. Охранник был розовощёкий блондин, слава Богу, без шлема. Он проверил её пропуск. Она заметила взгляд, брошенный блондином на её раздутый живот. Пожав плечами, он снял у неё отпечаток ладони и что-то сказал в интерком. Выслушав ответ, кивнул сам себе и обратился к ней:

— Пожалуйста, пройдёмте со мной.

Они пошли по длинному узкому коридору к двери, на которой стояло: D5, для посетителей. Охранник открыл её кодовым ключом. Она вошла первой, чувствуя за спиной его неприятную близость. Она боялась, что её вот-вот схватят и заломят руки за спину. А вдруг ордер на её арест уже выписан?

В чересчур ярко освещённой комнатке не было ничего, кроме нескольких металлических стульев вдоль стен да вентиляционной решётки. В одном углу сидела женщина азиатской внешности и, перемежая китайские или корейские слова рыданиями, что-то возбуждённо доказывала азиату в синей тюремной робе с оттиснутым номером. Бумажные пижамы, так это называлось в обиходе. Открылась дверь напротив, и вошёл Лестер в сопровождении охранника. Лестер пытался держаться с достоинством, хотя на нём была ровно такая же синяя пижама.

— Сядьте тут, — сказал конвоир Китти, — у вас полчаса.

Лестер молча озирался, пока не увидел её. Улыбнувшись, вскочил и устремился к ней; она встретила его на полдороги и обняла. Слыша его тяжёлое быстрое дыхание, она спросила:

— Тебе больно, да? Тебя сильно побили?

— Рёбра немножко помяли, не без этого. Перебинтовали меня. — Он обхватил её руками, и они сели в противоположном углу. Охранники стояли за дверью для входа посетителей, болтая вполголоса о глайдерных гонках Снаружи.

Китти с Лестером сели, соприкасаясь коленями и держа друг друга за руки. Они поцеловались. Несколько минут они просто смотрели друг на друга, и Лестер уговаривал её не плакать. Но слёзы выступили именно на его глазах.

Заговорив, они перешли на техжаргон.

— Они тебя били здесь? — шёпотом спросила она.

— Нет. Перед тем, как бросить сюда, били за малейшую провинность. А тут относятся к нам, точно к собакам. Собачники не бьют своих псов, но и особо с ними не нянчатся.

— Она была права. — Китти имела в виду Чу, но не хотела называть её здесь по имени. — Они её ещё не схватили. Тебя... допрашивают?

— Дважды допросили. В первый раз — вежливо. Во второй раз я был готов к пыткам электричеством, может, к допросу под наркотиками, но потом вошёл Расс Паркер и сказал, чтобы отослали меня назад в камеру, что он сам меня попозже допросит. Им это не понравилось. Такое впечатление... — Он покосился на охранников и заговорил ещё тише. — ...что между ВАшниками и старыми эсбэшниками вражда. Это, знаешь ли, довольно интересно. Может быть, получится...

— Лестер... — Она разочарованно вздохнула. — Не могу поверить, что я... послушай, я себя чувствую, как героиня идиотской мелодрамы: Милый, молю тебя, не делай этого! Лестер, я терпеть не могу древнючих женских ролей. Не заставляй упрашивать тебя, хорошо?

Она сердилась. И не знала, на кого: на Лестера, Второй Альянс или всех подряд. Её переполнял гнев, и сдерживаться она уже не могла; ей хотелось кричать и плакать.

— Ну а чего ты от меня хочешь, малышка? — спросил он, погладив её по тяжёлому от беременности животу.

— Хочу, чтоб ты сыграл по их правилам. Можешь себя дядей Томом представить, если тебе от этого легче. Нам нужно выбраться отсюда. Сбежать из Колонии.

Она покосилась на охранников и, похолодев, увидела, что оба смотрят на неё.

Ей хотелось плюнуть им в лица, но она лишь отвернулась к Лестеру и прошептала:

— Я тоже в полной жопе, Лестер. Но у них пушки, а у нас нет. Они про тебя знают. И... про других.