Но тут же пальцы его отыскали гладкую синтетическую верёвку, он уцепился за нижнюю секцию лестницы, как, в буквальном смысле, утопающий за соломинку, что было сил подтянулся, чувствуя ногами всю тяжесть цепкой морской пучины, и повис на лестнице: ему показалось, что руки сейчас вывернутся из плечевых суставов.

Потом ему каким-то образом удалось подняться на несколько ступенек: он задыхался, отплёвывался, но лез. Он слышал команды Стейнфельда. Утвердив ногу на ступеньке, он исхитрился развернуться и поймать брошенную Уиллоу верёвку. Торренс привязал верёвку к лестнице. Второй конец верёвки оставался на плоту. Он откачнулся к соседней лестнице, поймал ещё одну верёвку и привязал другой плот. Наверху завывали сирены и рявкали стволы.

По волнам заскакали пули, несколькими выстрелами ВАшникам удалось повредить плоты, но лодчонки пока не тонули. Ответный огонь с Даниэллы страховал лезущих на борт партизан. Торренс увидел, как по одной из лестниц ловко взлетает Каракос — как бравый бобёр, етить его мать, ну и хрен с ним. Он заставил себя отрешиться от мыслей о Каракосе. Просто загоняй паранойю подальше, и всё будет в порядке. У тебя полно работы.

Данко и остальные обогнали его. Он прикинул шансы на то, что, стоит ему самому подобраться туда и высунуть голову над бортом, как ему тут же выбьют мозги. Шансы были довольно высоки.

Он переместился вдоль шпигатов, увидел выкрашенный серой краской планшир и стал подбираться к нему. Жаль, что нельзя подниматься и проверять винтовку на ходу. Может, морская вода по крайней мере не повредила его «смит-и-вессон» калибра 0.45.

Он задержался ровно на столько, сколько требовалось, чтобы вытащить одной рукой пистолет из куртки и взять его в зубы. После этого он продолжил восхождение. В любую секунду над бортом мог появиться ВАшник и обстрелять лестницу. У Торренса одежда промокла насквозь и отяжелела. Он достиг поручней, схватился одной рукой, другой вытащил из зубов оружие и подтянулся. За освещённой резким электрическим светом надстройкой тянулась серая мрачная палуба. В поле зрения Торренса лежали четыре трупа, и ещё один человек полз по палубе, оставляя за собой кровавый след. Ещё на палубе стоял миникоптер, но его ветровое стекло в нескольких местах оказалось пробито пулями. Один из членов экипажа скорчился у коптера и безмолвно мотал головой от боли.

Торренс полез через борт; на палубе они с Уиллоу оказались одновременно, Уиллоу поднимался по соседней лестнице. Вылезая, Торренс увидел, как от грибообразного оголовка трюмовой вентшахты блеснул выстрел. Он дёрнулся влево, в сторону носа, и открыл беспорядочный ответный огонь; мокрая одежда мешала движениям, и Торренс хотел только удержать противника от новой атаки.

Перебрасывая через плечо винтовку, Торренс завернул за угол стальной надстройки, ушёл с линии огня. Сунул пистолет в карман куртки, проверил винтовку и высунулся из-за угла.

В двадцати пяти футах от него из стального люка вылез человек в форме наёмника ВА, но без обуви. Они с Торренсом заметили друг друга одновременно.

Уиллоу нарезал круги вокруг человека, стрелявшего от вентшахты, Данко прикрывал товарища лихорадочным винтовочным огнём. Уиллоу удалось забраться ВАшнику за спину и снять выстрелом в голову. Тем временем через борт лезли всё новые и новые бойцы НС. Заняв палубу, партизаны рассыпались по отведённым Стейнфельдом позициям. Лайла выкрикивала команды своей группе; ещё дальше что-то орал сам Стейнфельд. Пули свистели над головами и рикошетировали от металла.

Босоногий боец Второго Альянса, ошалев от происходящего, завозился с пулемётом, запихивая туда ленту, а потом увидел Торренса, и недоумение сменилось ужасом. У парня в паху выступило тёмное пятно. Торренс помедлил, невольно вообразив себя на его месте, представив, как у него застревает лента, а враг надвигается, и защиты от выстрелов никакой, и на таком близком расстоянии противник никак не промахнётся...

Не думай, идиот, а делай! Он прицелился в ВАшника...

— Не надо! — завопил тот.

...и спустил курок. В груди солдата, прямо над сердцем, возникла дыра, его отбросило назад на переборку, он сполз по стальной стене, оставляя за собой длинный вертикальный кровавый след, напоминающий надгробный памятник.

Торренс отвернулся и побежал дальше; застрелив ещё двоих, он испытал тошнотворное удовлетворение, смешанное с ужасом.

Преимущества неожиданности больше не было, но партизаны сохраняли инициативу, а кроме того, ими ведь командовал сам Стейнфельд.

Торренс остановился у трапа, ведущего вверх по надстройке в сторону мостика, вытащил из водонепроницаемого пакетика гарнитуру и нацепил её. В маленьких наушниках прозвучал скрипучий голос Стейнфельда:

— Группы два и три, направляйтесь к главному палубному кормовому трапу. Группы один и четыре, вы отвечаете за ют и полубак.

Прогремел взрыв, по палубе раскатилось гулкое эхо: это одна из групп НС швырнула в люк сейсмическую гранату. Основные силы врага ещё застряли внизу, и Стейнфельд пытался задержать их там, пока НС не перехватит управление кораблём и не возьмёт в плен капитана.

Торренс выжидал в тени какой-то крупной металлической хреновины, названия которой не помнил, напротив люка. Появились его напарники по группе: Кармен, Фаркс, Кельхайм и Уиллоу. На бегу они пригибались, уходя от пуль, Фаркс аж побелел от страха, его грудь учащённо вздымалась. Как бы гребаный пацан в обморок не упал, подумал Торренс и тут же краем глаза уловил движение наверху. Подняв голову, он увидел крупного парня в броне ВА и шлеме, который целился из M-30 в Кельхайма и его спутников.

— Наверху! — заорал Торренс и открыл огонь, обстреляв ВАшника последними шестью зарядами своей винтовки. Выстрелы отбросили штурмовика назад, но броню продырявить не смогли; снова утвердившись на ногах, штурмовик немедленно открыл ответный огонь из M-30.

Уиллоу бежал по палубе, стреляя в штурмовика и заставляя его отступать. Тут Фаркс вскрикнул, и Кельхайм чертыхнулся. Торренс обернулся и увидел Фаркса, лежащего на боку; юноша перегнулся пополам, сгибался и разгибался, сгибался и разгибался снова и снова, как червяк на раскалённом камне. Его ранили в живот. Фаркс истошно застонал от боли, Кельхайм упал на колени рядом с ним, схватился за бедро и стал рассматривать рану; вид у него был панический. Торренса удивило, что Кельхайм так встревожен раной в бедро, но он тут же сообразил, что немец опасается за гениталии.

Торренс выхватил из патронташа свежую ленту и стал перезаряжать винтовку. Лента застряла. Застряла на середине пути. Стоило ему это сообразить, как навстречу выдвинулся хмурый человек средних лет с автоматической винтовкой и прицелился в Торренса. Тот увидел мысленным оком парня, у которого застряла лента при перезарядке, испуганного парня, кричащего: «Не надо!». Он успел ещё подумать: По крайней мере, я не обоссусь...

Из-за угла появилась Кармен и выстрелила ВАшнику в голову. Дважды, без колебаний. Торренс вытащил ленту и вставил её снова, на этот раз верно.

Блин, подумал он, но я реально чуть не обоссался.

Уиллоу продолжал обстреливать ВАшника на трапе, пока Кармен не прошипела ему:

— Пускай высунется, я тут пушку на разрывных нашла.

Она забежала за угол надстройки, выстрелила в кого-то невидимого Торренсу, понеслась дальше, взбираясь на трап. Ей нужно было подобраться как можно ближе к ВАшнику, чтобы пробить его броню, и Торренс опасался, что тот увидит её первым.

Штурмовик выстрелил прямо вниз, в Торренса, и умудрился промахнуться; Торренс увидел мерцающее отражение световой дуги над переборкой в его шлеме. Пуля оцарапала краску, Торренс невольно дёрнулся. Тут же выстрелил в ответ, выбил из переборки искры — а потом подоспела Кармен, слева, с маленьким пистолетом, стреляющим разрывными пулями, способными пробить броню ВАшников. Штурмовик заметил её и развернулся, перенацеливаясь. Она выстрелила. Он выстрелил в тот же момент. Он снова промахнулся, она — нет. Броня штурмовика разбухла на глазах, и ВАшник с воплем рухнул на спину.