Лайла, тонкая в кости и грациозная даже с оружием наперевес, двигалась экономно и быстро. Казалось, её ничто не отвлекало, ничто не вызывало у неё сожаления или замешательства. На лекциях по стратегии она слушала жадно, не сводя глаз с преподавателя. Когда наступало время тренировок, она уделяла занятиям всё внимание. Закончив и убедившись, что делать и впрямь больше нечего, она ложилась и моментально засыпала. Спала где придётся. И совсем не храпела.
Клэр остро хотелось подружиться с Лайлой. Но за две недели, что они провели вместе, Лайла с ней ни разу не заговаривала. Не рассказывала о себе. Не улыбалась.
Лайла выдала им по гарнитуре.
— Мы высаживаемся на пляж примерно через двадцать минут. На этих учениях Торренс командует взводом А, я отвечаю за взвод В. Но Торренс подчиняется мне.
Торренс и Клэр кивнули. Стейнфельд уже разъяснил им иерархию.
— Цель — разрушенное здание. Там обычно оливки давили. Бьём по нему из гранатомётов и окружаем после зачистки. Первым идёт взвод А, взвод В координирует его действия по радио. Не стрелять без команды. Новые коды в силе.
Она объясняла им задание ещё несколько минут. Не запнувшись ни на слове, не останавливаясь для разъяснений, приковав их внимание одним взглядом.
Когда Лайла закончила инструктаж, Торренс кивнул и спустился туда, где перевозили бойцов. Партизаны сидели на лавках и тихо переговаривались.
Лайла повернулась было последовать за ним... но остановилась, словно в нерешительности.
Клэр изумлённо наблюдала за ней. Девушка почувствовала некоторое облегчение, убедившись, что капитан не лишена человеческих чувств.
Лайла развернулась к ней и посмотрела Клэр в глаза. Усмехнулась.
Потом осторожным, даже трепетным движением протянула руку и погладила Клэр по щеке. Отвернулась и сбежала по трапу. Клэр ошеломлённо глядела ей вслед.
Внизу Лайла заговорила с Каракосом. Торренс стоял на противоположной стороне кубрика, не глядя в их сторону. Да какая муха его укусила?
Я этому сукину сыну не доверяю, сказал Торренс.
Клэр покачала головой и спустила с плеча винтовку. Подержала в руках, готовя себя к репетиции массового убийства.
Остров Мерино, Карибы
— Нет, не болело, — сказала Алюэтт.
— А сейчас? — спросил Смок.
— Нет. Немножко колет, и всё, — сказала она, трогая затылок. Но тут же отдёрнула руку, вспомнив, что ей велели не касаться разреза.
— Значит, заживает, — уверил её Смок. Он не знал, так ли это, но хотел поднять ей настроение. — Если всё же начнёт распухать или что-то такое, ты сразу доктору скажи.
Они сидели вместе на столе для медосмотров в клинике. Жалюзи в помещении были наполовину опущены; субтропический свет яркими полосами ложился на цементный пол рядом с белым массивным корпусом МРТ-голографа.
В другом конце зала, в запертом стеклянном шкафчике, лежали на подносе из чёрной пенорезины кремниевые чипы — каждый из них в действительности представлял собой координированную матрицу множества наночипов, — словно экспозиция рыбьих чешуек различных размеров. Тут было тепло. Алюэтт сидела в одних белых шортах, без топика, потому что врач её только что осматривал, а груди у неё ещё не скоро увеличатся. Смок носил белые хлопковые шорты по островной моде и рубашку-безрукавку без кнопок. Они сидели на столе, болтали ногами в воздухе и ждали, пока вернётся доктор, подбадривая друг друга.
— Перед тем, как они его вставили, я понимала, как работает эта штука, этот чип, — сказала девочка. — А теперь проснулась и ничего не понимаю.
— У тебя, образно говоря, ноги затекли, — ответил Смок. — Думаю, это нормально.
— Ноги затекли. Вроде... de peur de un hoyo?
Смок улыбнулся. Она мешала французские и испанские слова. Остров сперва колонизировали испанцы, потом французы его захватили, а ещё позже испанцы отбили, затем французы вернули его себе... так он и болтался между двух огней, как ребёнок между разведёнными родителями. В результате возникла диковинная смесь французского с испанским, проявлявшая себя в островном диалекте и именах жителей. De peur de un hoyo. Страх ямы. Островная идиома: боязнь выйти ночью из дому, страх провалиться в яму.
— Да, — сказал он ей, — de peur de un hoyo. Примерно так. Ты боишься двигаться вперёд, ведь не знаешь, что там.
— Я понимаю, что там. Но я...
— Но ты в то же время и не понимаешь? Мне знакомо это чувство. Это чтоб тебя защитить, Алюэтт. Чип использует твоё биоэлектрическое поле для связи с нами. Когда немного подрастёшь, сможешь им пользоваться, чтобы думать о некоторых вещах. Он может тебя спасти. Нейроинтерфейсные чипы уже двадцать лет испытываются. Я уверен, что эта модель безопасна... Я ж не с бухты-барахты решил тебе его вставить. Он подключается к твоему мозгу, и я... учитывал, что это может оказаться опасным. Но мы... — Он помедлил. Он не хотел её пугать. Но ведь война... Война на войне. Её удочерило НС, и значит, она тоже на войне. Вероятно, кое-какие проявления войны ей придётся наблюдать. Он вынужден был её подготовить. — Все мы в опасности. Этот чип защитит тебя; по крайней мере отчасти. Риски его перевешиваются соображениями... — Он замолчал, подбирая понятные ей слова.
— Мы в опасности из-за фашистов?
— Да. А в последнее время... Опасаюсь, что ЦРУ тоже нас ищет. Мы думаем, что за островом шпионит их спутник. Они очень опасны. Они сотрудничают со Вторым Альянсом.
— ЦРУ?.. — Она нахмурилась. — Друзья Джеймса Бонда?
Он моргнул.
— А кто такой Джеймс Бонд?
— Его по ночам на видео показывали. Он герой-шпион. Из Англии. У него был друг по имени Феликс из ЦРУ, который ему иногда помогал. — Она подтянула ноги на стол с мягкой обивкой, скрестила и занялась пузырником водянки на пятке. Сжав его пальцами, принялась выдавливать.
— Не трогай, — сказал Смок. — Инфекцию можешь занести.
Она развернулась и, смеясь, ткнула ногой ему в живот. Он поймал её за щиколотку и удержал. Она взвизгнула и принялась вырываться, чуть со стола не упав. Смок схватил её, сердце в груди стукнуло. Господи. А что, если бы он её сейчас потерял? По глупости. Вот упала бы и ударилась головой...
Восстановив равновесие, она спрыгнула на пол и мрачно взглянула на него.
— ЦРУ хочет нам навредить?
— Они... они на самом деле никакие не друзья Джеймса Бонда. Это своего рода тайное правительство внутри американской власти. Довольно часто власть пытается приструнить их, когда они делают что-нибудь не то, ну, ограничить. Посадить на поводок, как собаку. Но рано или поздно собака срывается с поводка. Так произошло снова.
— А что они такого делают, чего не должны были делать?
— О Боже. Может, лучше дождаться, пока ты повзрослеешь? Это сложно.
Она посмотрела на него самым ледяным взглядом, на какой была способна. Неожиданно взрослое выражение её глаз заставило его рассмеяться.
— Я не дура, — сказала Алюэтт.
— Знаю. Ну ладно. Я... приведу некоторые примеры. После Второй мировой ЦРУ нанимало нацистов, вроде Клауса Барби, человека, который пытал и убивал людей во Франции. Они использовали их как шпионов. Впоследствии помогали им находить укрытие в Центральной и Южной Америке. Среди этих нацистов были самые страшные... А ещё ЦРУ... ну, в прошлом они частенько свергали демократически избранные правительства.
Взгляд её стал чуть рассеянным, и Смок понял, что она теряет нить разговора.
Но продолжил:
— Ты знаешь, что такое демократия. Тебе известно, что такое выборы.
— Угу. — Снова этот ледяной взор.
— Знаю, знаю, что ты знаешь. — Он улыбнулся. Потянулся к правому плечу. Там было пусто. Ворона нет. Хирург не позволил бы его сюда пронести. Сейчас в клетке сидит, бедолага. — В общем, э-э, Америка делает вид, что согласна с результатами демократического волеизъявления во всех странах. Но в двадцатом веке американское ЦРУ часто проводило секретные операции — тайные разведывательные операции самого грязного сорта. Они свергали или убивали лидеров, избранных вполне демократическим путём. Взять, скажем, человека, который стал президентом Ирана. В середине двадцатого века. Он хотел национализировать нефтяную промышленность, а этого не желали американские нефтяные компании[12]. Поэтому его свергли, объявив коммунистом, хотя он им не был, и вместо него привели к власти шаха[13]. Это повлекло за собой поколение насилия, убийств и репрессий, поскольку шах преследовал всех, кто был с ним несогласен, и всё это при помощи ЦРУ, и вот эти репрессии повлекли за собой революцию, которую возглавили наши ненавистники. Режим аятолл. В общем, натворили они там делов. Ещё ЦРУ свергло демократически избранного президента Гватемалы — кажется, где-то в 1950-х это было, — да, они его свергли, потому что он хотел провести земельные реформы, помочь крестьянам, а этого не хотела американская корпорация под названием «Юнайтед Фрут». Они объявили его коммунистом и избавились от него[14]. Он не был коммунистом, но они заявили, что он им был. Они установили военную диктатуру, поколениями пытавшую и убивавшую людей. Тем же самым они занимались в Чили и многих других местах. И после этого всегда воцарялся хаос. Они всегда делали всё только хуже. Они заботились только о том, как бы защитить интересы крупных американских компаний, у которых были...
