Музыка дрожи, словно мурашки в костях: тошнотные ощущения, вспышки озноба и жара, как при гриппе, но тошнота эта казалась заботливой, успокаивающей, вирусы словно интимные места облизывали, хотелось кончить и вырвать одновременно. Он видел, как танцуют на рок-концертах глухие под вибрации громкой музыки: музыки, которую они не слышали, но воспринимали. Примерно так же сейчас происходило и с ним, но ощущение было глубже и брутальнее. Музыка вырвала его из ступора и толкнула вперёд. Он поднялся по ступенькам.

С каждой следующей ступенью восприятие костяной музыки улучшалось, он разбирал слова, слова Жерома-X у Чарли в черепе:

Чарли вошёл в следующую комнату.

Здесь использовали электростимуляцию нервных окончаний; металлические решётки на стенах излучали сигналы, стимулирующие деятельность нейронов, инициировали приятные нервные импульсы. Другие сигналы посылались напрямую в дорсальную зону гипоталамуса, входя в резонанс с мозговыми центрами наслаждения.

Чарли вскрикнул и упал на колени, исполненный ребяческой благодарности. Комната благосклонно засияла; грязная, сто лет не убиравшаяся комната с запятнанными спермой стенами, обшарпанными потолками, освещённая единственной лампочкой с едва красневшей нитью накала. Как обычно, Чарли приходилось сдерживаться, чтобы не лизнуть стены и пол. В этой комнате, в этом шоуруме, он становился фетишистом, исполняясь обожания к потрескавшимся деревянным половицам и математическому абсолютизму узора решёток, закрывавших вделанные в стены серые металлические передатчики. Если их выключить, комната показалась бы убогой, да что там — уродливой, грязной и вонючей; но стоило их включить, как интерьер обретал сложную, подчёркнуто эротичную структуру, исполненную аллюзий на игрушки для БДСМ, а вонь становилась изысканным благоуханием.

(Ибо Пустая башка воплощала саму суть наркомании. Это здание само было как шприц, кальян или нюхалка.)

Включилась вторая фаза стимуляции: передатчики принялись возбуждать двигательные зоны и ретикулярную формацию в стволе головного мозга, нервные пути экстрапирамидальной системы, сформированными с компьютерной дотошностью для лучшего резонанса с костяной музыкой.

Он начал танцевать. Закружился по комнате, чувствуя, как его затягивает в хореографический водоворот (вспышка впечатлений: сплетаются накачанные гениталии, мужские и женские, мужские и мужские, женские и женские, безголовые тела извергают потоки огнеопасной, но прозрачной розовой слизи, торсы, подобные существам с картин Магритта, слепо тычутся своими органами в соответствующие мокрые мягкие зоны партнёра), как стекает по ногам в штанинах сперма, он танцевал и танцевал, не в силах остановиться, словно охваченный приступом сладостной эпилепсии, он стал марионеткой, которую направляли к лестнице, на следующий этаж, в последнюю комнату...

Как раз на пороге третьей комнаты передатчики отключились, и Чарли, задыхаясь, перегнулся пополам, цепляясь за балясины перил; размалёванные чёрной краской стены закружились над ним. Он глотнул воздуху и взмолился, чтоб ему хватило сил удержаться от визита в третью комнату, потому что знал: третья комната его выжжет, раздавит чуть не насмерть и высосет досуха. Он сумел отключить приёмник и стал размышлять. В миг усталости и нерешительности он поймал себя на мысли: а где Анджело? Анджело, что ли, на полном серьёзе попёрся в третью комнату один? Игла и Сосок провоцировали у Анджа личностные сдвиги. Если он пошёл туда один, коротышка Анджело Демарио с причёской в стиле рокабилли, склонный хорохориться, как петух, то — мог и сломаться, полностью потерять себя... а как, интересно, здесь поступают с жертвами личностного сдвига на передозе? Наверное, выбрасывают трупы в реку.

Другой клиент Башки в соседней комнате издал вопль экстаза, смешанного с ужасом, и Чарли бросил размышлять: так зрелище другого человека за едой провоцирует чувство голода. Собрав остатки сил, он снова активировал приёмник и шагнул внутрь.

Костяная музыка колотилась в его скелет, становясь всё громче, ведь прохождение через две комнаты его ослабило. По телу Чарли катились волны тошноты.

Анджело в комнате не оказалось; Чарли с эгоистичной радостью снял куртку, закатал левый рукав и направился к чёрному резиновому соску, выступавшему из металлической груди на широкой стене. Подойдя, он прижал к соску локтевой сгиб и почувствовал, как направляемая компьютером игла вонзается в вену, принося с собой заказанный Чарли наркотик.

Генетическую и нейрохимическую эссенцию женщины. Они утверждали, что эссенция синтетическая. Чарли бы и задницы крылатого ангелочка не дал за это в тот миг: наркотик облёк его величественными волнами интимного сопричастия. Он обонял, осязал, вкушал женское естество, погружаясь в восприятие женской самости (барыги заявляли, что эта мнимая личность базируется на какой-то настоящей, но не обязательно физической).

Он чувствовал, как женская личность надвигается и теснит его: в кои-то веки можно отдохнуть от собственного Я, найти забвение в ком-нибудь другом. Так люди идентифицируют себя с вымышленными персонажами, но в данном случае слияние оказывалось бесконечно правдоподобней...

О чёрт. Это не она. Это он. И Чарли тут же узнал его — Анджело! Они зарядили его очищенной нейрохимической микстурой Анджело: его личностью и памятью, его отчянием и подавляемыми мечтами. Вспышками восприятия он видел себя таким, каким видел Чарли Анджело... и понимал, что это не продукт синтеза; вот как, значит, поступают здесь с окочурившимися от передоза тупорылыми клиентами — прячут в какой-нибудь чан, расщепляют тела, очищают личность, на молекулярном уровне связывают с синткоком и вкалывают другим клиентам... Чарли...

Он не слышал собственных криков: их заглушала костяная музыка (Тьма, как в железном бочонке, под крышкой плотной на болтах.) Он не помнил, как выбежал из номера (Ещё три разновидности тьмы описать я тебе не смогу), пронёсся по коридору (О Боже, изгони мой страх, шесть разновидностей тьмы сотворивши), вышиб дверь и вывалился на улицу, помчался прочь под издевательский хохот сквоттеров на крышах.

Они с Анджело неслись по улице, двое в одном теле. Чарли твердил себе: Ну всё, я завязываю. Я точно завязываю. Бл..., я себе своего лучшего друга вколол. Я теперь не отмоюсь. С меня хватит.

Он взмолился Господу, чтоб так и получилось.

О Боже, изгони мой страх.

С крыш по обе стороны улицы в него метали бутылки. Осыпаемый осколками стекла, он продолжал бежать.

Он испытывал странное ощущение. Адски странное.

Он чувствовал своё тело, но не так, как обычно. Ему оно казалось тяжким грузом, довеском. Несомненно чужеродным придатком. Слишком оно крупное было. Такое тяжёлое, неуклюжее, метаболизм низкоскоростной, ленивый, и...

Таким казалось Анджело его тело.

Но ведь Анджело тут нет. Хотя вот же он: появился снова. Чарли ощущал Анджело в форме устрашающе чужеродной мембраны между собой и окружением, искажавшей все звуки и образы.

Он с кем-то столкнулся, увидел чужие лица, искажённые мембраной, причудливо вытянутые, как в зеркале; лица глядели на него с удивлением и ужасом.

Вероятно, они испугались странных чувств, отражённых на его лице, и безумного бега.